епляли тьму в сердцах ведьм, что только входили в силу. Одни предпочитали посвятить жизнь борьбе с ошибкой природы, положить конец противоестественному порядку вещей. Другие же зарывались в страницы древних фолиантов, ища более гуманный способ исправить оплошность предков.
Мария и Людмила не были похожи друг на друга, но еще меньше общего у них находилось для разговора со сверстницами из ковена. Людмилу тянуло к тайнам, древним пророчествам и запретной магии предвидения, в то время как Мария грезила о сказке со счастливым концом и прекрасным принцем. Вот только, поступив в местный университет на факультет права, Маша познакомилась не с белокурым принцем или его прекрасным конем, а с существом, которое до недавнего времени семья не только на порог дома бы не пустила, но и из-за которого схватилась бы старомодно за вилы. Хорошо, что на дворе был двадцатый век, и спустя столетия неудачных попыток восстановить природный баланс новая Верховная решила, что то, от чего нельзя избавиться, стоит принять. И желательно в поле зрения держать. Так, на всякий случай.
Людмила с видимым наслаждением разогнулась, а затем хорошенько потянулась. Она тянулась пальцами к небу, словно стремясь коснуться его.
– Повезло тебе. А мне сегодня наверняка танцевать одной придется. Вдруг я этому Костиному другу не понравлюсь?
– Будешь много говорить, когда старшие рядом, для нас обеих все накроется чугунным котелком.
Людмила прыснула и сложила руки перед собой.
– Скажешь мне тоже, – она отмахнулась. – Ведьмы сами позвали оборотней на праздник, а значит, и бояться здесь нечего.
– Позвать-то позвали, – на лице Марии мелькнула тень беспокойства, – но перемирие еще не заключено. Как бы чего не выкинули консерватисты.
– Да что они могут?
– Много чего, сама прекрасно знаешь. Те, кто боится изменений так сильно, своими же руками готовы придушить будущее, до которого не факт, что доживут.
– Верховная зачинщикам головы открутит, если кто надумает пойти поперек ее воли.
– Но это будет потом. Страх толкает людей на страшные поступки. Кто знает, что успеют сотворить Мойра и ее подруги, прежде чем угроза обернется явью? Я бы не хотела узнать на практике.
– Неужто так боишься за суженого? – с полуухмылкой поинтересовалась Людмила, и щеки Марии залились румянцем, как было всегда, когда она излишне волновалась. С появлением Кости в ее жизни щеки юной ведьмы розовели все чаще, напоминая о силе и в то же время уязвимости молодости, которая только открыла в своем сердце любовь. Ту, что была многограннее любви дочери к матери. Ту, от которой в животе у Марии порхали бабочки.
– Знаешь, ты могла бы попросить его не приходить, раз переживаешь. Все равно для заключения мира нужны лишь старшие кланов, – продолжила Людмила, заметив, как подруга изучает едва пробившуюся траву, словно тонкие зеленые линии могли сложиться в нужный ответ.
– Уже просила, – произнесла Мария и горестно вздохнула. – Но Костя и слышать ничего не желает. Вбил себе в голову, что обязан явиться, и хоть бы что! Знаешь, он ведь хочет однажды стать альфой.
– Ничего себе! Да у тебя, получается, многообещающий молодой человек, – подруга вновь повысила голос, и Мария закатила глаза, устав призывать ее быть осторожнее. В конце концов, Люде ничего не будет, если из ковена кто услышит их разговор, а вот Маше…
– Все, – тонкие пальцы ловко затянули на алой атласной ленте пышный бант. – Это последняя. Пойдем домой, собираться.
Мария поднялась, расправила складки на свободном платье до колен и отряхнула ткань от мелких остатков коры, которая, должно быть, осыпалась с тонких рябиновых ветвей, что теперь красовались по периметру лесной поляны пышными букетами. Теперь, когда младшие послушницы закончили, почитаемые ведьмы ковена заговорят рябиновые ветви, и ни один нечистый не сможет войти на праздник без приглашения. Пройти смогут лишь ведьмаки и ведьмы, чья магия светла и чиста, а также оборотни, которым заранее отправили окропленные кровью Верховной карты Таро.
– Мы у сосен на юге поставили пять ветвей или шесть? – пыталась вспомнить Людмила, когда подруги оставили опушку леса далеко позади, но Мария не могла вспомнить. Ошибись они на единицу, нарушь пятиконечность пентаграммы, и никакая сила Верховной уже не сможет выровнять баланс. Подругам хорошо бы было вернуться да проверить наверняка, не случилось ли глупой ошибки, но Мария, бегло окинув взглядом циферблат часов на руке, тревожилась больше о том, успеет ли переодеться к встрече с Костей и накрасить губы помадой, что выкрала тайком у матери.
– Да пять, – Маша прибавила шаг, видя, как к остановке подъезжает автобус. – Пять, конечно, пять.
– Тебе очень идет это платье, – Ольга давно стояла в дверном проеме, тихо наблюдая за сборами дочери, и только сейчас решилась произнести часть из того, о чем думала, вслух.
А подумать Оле было над чем. Неся бремя Верховной ведьмы долгие сорок восемь лет, она чувствовала, как время неумолимо ускользает сквозь пальцы как песок, и никто не в силах замедлить ход. Близилось время прихода новой ведьмы, что займет ее место и поведет за собой ксертоньский ковен к лучшему будущему, которое создать для местных Верховная так и не смогла.
Сегодняшнее празднование Бельтейна – ее последняя симфония. Семя, что посажено в этот день, станет предзнаменованием новой эры. Вот только Оля будущего уже не планировала увидеть. Истину было сложно и горько принять, но она пыталась, насколько могла. Старалась запомнить каждое мгновение дня, чтобы теплые воспоминания, как пламя от костра, отогревали душу на пути к Лете. Она унесет все, что сможет взять с собой в дорогу. И как бы ни была тяжела ноша, Ольга ни за что не отпустит кадр, где Мария, такая счастливая и взволнованная, прихорашивается к празднику.
– А вот помада плохо подходит к платью, – она направилась к трюмо, где ее дочь дрожащими руками пыталась придать ровный контур губам.
Ольга видела, что межклановые войны только множили проблемы. Верховная мечтала закопать наконец топор долгой вражды и перестать истреблять соседей, которые в последнее столетие лишь оборонялись от новых нападок со стороны ведьм. Ковен испробовал, казалось, все, только бы исправить ошибки предков. Искоренить вампиров и оборотней, что, как чума, разошлись по миру и тайно скрывались среди ничего не подозревающих смертных. Если бы на кону стояли только жизни людей, беда бы обернулась неприятной, но еще терпимой ценой, как пыталась холодно успокаивать себя во время рассуждений Ольга, прекрасно понимая, насколько возросла численность людей после открытия Флемингом пенициллина. Однако была и другая проблема.
Сама Мать-природа чахла. Каждое новое рождение оборотня или же вампира черпало из сердца мира магическую силу, не отдавая ничего взамен, чтобы восполнить потери. Ведьмы были мудрее и чтили основы, на которых держалось до поры хрупкое равновесие. Настало время научить этому и других, в чьих жилах уже текла магия воплощения. Но если не поможет и их со Светозаром жертва, то тогда…
Ольга не хотела об этом думать.
– Если решила стащить помаду у матери, то воруй подходящую, – запустив руку в карман жилетки, она достала тканый платок и принялась осторожно снимать остатки макияжа с губ дочери.
Мария недовольно поморщилась, но мешать матери не стала. Она стояла в напряжении, натянутая как струна, и ждала момента, когда остатки помады останутся лишь в ее памяти да на поверхности платка. «Нужно было стянуть пунцовую», – корила Маша себя, но сделанное нельзя отменить ни одним из заученных заклятий. Юная ведьма боялась, что одно неосторожное слово разозлит мать, и тогда не бывать счастливому празднеству. По крайней мере для нее, а этого она никак допустить не могла после пяти бессонных ночей и исколотых иглой подушечек пальцев. Статус Ольги имел значение лишь в узких кругах ведьм и ведьмаков, отчего денег в семье было на каждый месяц скорее впритык, чем в достатке, а потому рассчитывать на покупку нового платья Марии не стоило.
Она настолько хотела быть красивой для Кости, что каждая ранка на пальце стоила восхищения возлюбленного. Возвращаясь из университета, Маша пять дней подряд откладывала другие дела до лучших времен, бралась за иглу и принималась подгонять мамино малиновое платье в крупный белый горох себе по фигуре. Можно было бы обойтись и чарами, как считала Людмила, а если не хватило мастерства – попросить о помощи Верховную. Но Мария боялась как огня, что мать начнет допытываться, ради кого дочь старается, не щадя рук и лишая себя сна. Узнать о любви дочери к оборотню раньше срока Ольге никак было нельзя. Маша не собиралась выяснять на практике, что будет ей за любовь к врагу. Пока топор войны не упокоен на шесть метров под плодородной землей, она не станет рисковать. Во время празднования Бельтейна никого не смутит, что юная послушница танцует с одним из волков у костра, – так считала Мария, интерпретируя по-своему идею Верховной пригласить оборотней на ведьминские пляски.
Взгляд предательски упал на часы, чей ход неумолимо продолжался. Еще немного, и придется бежать на автобус, чтобы успеть, а ведь Мария даже не надела платье. Она облегченно выдохнула, когда мать наконец отняла руки от ее губ.
– Вот теперь порядок, – Ольга отдалилась, чтобы получше рассмотреть лицо дочери. – Сейчас мы тебе в тон платья помаду нанесем, и будешь самой красивой на Бельтейне!
Произнесла мать с воодушевлением, но Мария отчаянно замотала головой, понимая, что времени не осталось. Нужно было спешить, пока еще можно успеть, ведь именно с этого сказки с грустным концом обычно и начинаются – с опоздания.
Она бежала по асфальту, видя, что автобус уже стоит у остановки. Маша испытала настоящее облегчение, заметив, как Люда уперлась в створки, лишь бы машина не тронулась. Мария что было сил рванула вперед еще быстрее, когда до автобуса оставалось всего ничего. Каблук предательски проскользнул по ступени, и Маша на мгновение потеряла равновесие, но Людмила в последний момент подхватила подругу.