В расстроенных чувствах я прыгнул с бортика прямо в одежде. Вода оказалась ужасно холодной, погода была ужасно холодной, и мне тоже стало холодно, но я с каким-то упоением погружался на дно. А потом, игнорируя кусачий ветер, лег на спину на воду и долго всматривался в далекое звездное небо. Я коснулся безмятежности и нашел ту гармонию, которую потерял несколько часов назад. Еще одним плюсом жизни Проводника являлся тот факт, что я не мог простыть после своего легкомысленного поступка. Я проплавал в бассейне до самого утра, пару раз отогнал от себя управляющего отелем, а потом с упоением встретил рассвет.
– И долго ты собираешься тут пробыть, золотая рыбка? Ты обещал исполнить мое желание. Не помню, чтобы я хотела видеть тебя предающимся думам о смысле жизни.
Мириам вымыла голову и выглядела довольной и посвежевшей. По крайней мере, мне так показалось издалека, когда я проплыл мимо нее, покачиваясь на несуществующих волнах.
– Я тут взяла еще пару комплектов чистой одежды у тебя в чемодане, ты указал в записке, что не возражаешь. А я, в свою очередь, не возражаю, чтобы и ты, наконец, надел что-то другое.
И тогда жизнь снова встала на колеса. Путешествие, если честно, уже подходило к концу, и мне хотелось растянуть его последние мгновения на бесконечно длящиеся отрывки. В скорости, завораживающей смене пейзажей и нашем с Мирой единении заключалось что-то неповторимо-особенное. Мы ехали полдня, когда Мира, словно настроившись на мою волну, предложила, потому что знала, что этого не могу сделать я:
– А как тебе этот отель? У нас еще есть время? – как будто кто-то мог отнять наше время, присоединить к своему и протянуть в этом мире чуть дольше.
Огни трехэтажного здания с уютными балкончиками, похожими на морские раковины, сине-белый фасад и полосатые тенты над окнами напоминали о близости океана.
– Да, мы можем напоследок переночевать в этом отеле. Он культовый, но в пятом, семнадцатом и двадцать шестом номерах точно не стоит селиться. В седьмом безопасно, и тебе там понравится, если ты любишь старые шотландские байки и игру на волынке ночь напролет. Могу взять тебе этот номер, к которому в комплекте идет расплывчатый жилец. Очаровательный инвернесский призрак привязан к тому номеру, а еще он добрый и безобидный, в чем люди так и не успевают убедиться. После встречи с ним они внезапно увлекаются колоритными визгами и быстрым бегом.
– Возьми мне тридцатый номер, – уверенно заявила Мириам. – Я должна быть именно там.
– Хорошо, как скажешь.
Я принял душ, переоделся в пижаму и был удивительно близок к кровати, когда заметил Среду, восседавшего на моей подушке. Он выглядел взволнованным и громко мяукнул. Мотнул пушистым хвостом, что, очевидно, символизировало приглашение присесть. Когда я опустился рядом, комната закружилась, оранжевые простыни взлетели, а меня с кроватью словно поставили на потолок вверх ногами. Ткань существовала сама по себе, обвивая мое тело и послушно опускаясь на то, что еще недавно было полом. Кот смотрел на меня, не мигая, тоже перевернутый. Он неторопливо прогулялся по стене, его хвост свернулся в знак вопроса, и все вдруг разом вернулось на место. Вместо оранжевой простыни была красная. Такого оттенка, который встречается только в Валентинов день и… в комнатах для новобрачных. Спинка кровати в форме сердца, пушистый нежно-розовый ковер – мне показалось, что я переместился в чей-то ночной кошмар. Но тем не менее я осознал, что приблизился к своей подопечной.
Мириам взяла сьют для новобрачных?
– Мира! – закричал я. – Что-то снова… не так!
Девушка завопила и вывалилась из ванной в огромном махровом халате. Халат был такой объемный, что напоминал пару ковров, сродни тому, на котором я сейчас стоял. Может, их шили на одной фабрике из одного материала?
– Я… я захотела этот номер, сама не знаю почему… Все было хорошо, я налила себе полное джакузи воды, но как только я удобно в нем устроилась, по воде пошла рябь, она помутнела и стала красной. Запахло железом, и я поняла, что лежу в полной ванне чужой крови. Какое-то чертово «Сияние»[11]! – По изначально белому халату расплывались красноватые пятна, становясь розовыми.
Я все понял и бросился за голубым чемоданчиком, на ходу отдавая инструкции:
– Не двигайся! Ничего не делай!
– Я выскочила из джакузи, – продолжила моя подопечная, когда я вернулся из соседней комнаты. – И увидела, как что-то внизу вытащило затычку. Из воды высунулась почерневшая женская рука. Проклятье, как это вообще возможно? И начала шарить по стенкам ванной. Она искала меня, я знаю это! Наверно, я еще в дороге настроилась на ее мысли, и они показались мне собственными… Меня заманивали в ловушку?
Среда принялся тереться о ноги Мириам, пытаясь защитить.
– Бери губочку и живо следуй за мной.
– Какую такую губочку? – искренне удивилась девушка, приподнимая бровь.
– Из голубого чемоданчика, ты еще смеялась над расцветкой этой губочки. Быстрее, нельзя терять время!
Я понесся по коридору, оглядываясь на Миру, ногой распахнул входную дверь.
Человек в пижаме и человек в халате в глубокой ночи пробежали несколько кварталов и свернули к пирсу, о который ударялся непокорный океан. Можно было бы подумать, что эти люди – участники флешмоба или эксцентричные актеры, но все было намного серьезнее, и далеко не так забавно.
Океан урчал, как будто у него были проблемы с желудком, он оставлял много пены, прогибаясь под весом гигантских волн. Мирины босые ноги утопали в песке, песок забился в мои тапочки, а мы все неслись к линии прибоя.
– На тебе проклятие! Его можно смыть только проточной водой и солью! В океане есть и то, и другое! Из-под крана не годится. Тебе нужно тщательно тереть себя губочкой. Я буду ждать на скамеечке, под вывеской с названием пляжа. Возвращайся, когда закончишь.
В черничных сумерках терялись еще более темные и густые тени от безмятежных пальм. Вот так получается – недавно номер был безопасен, а сегодня приютил и пригрел ужасное зло. Мириам вернулась минут через двадцать, тяжело дыша и дрожа всем телом в своем махровом – теперь уже розовом – халате.
– Этого точно достаточно? – Я слышал, как стучали ее зубы, и приобнял за плечи, пытаясь дать немного тепла. Она положила голову мне на плечо, ее мокрые волосы защекотали мне шею, но я не смел пошевелиться. На выложенной плиткой дорожке под скамейкой уже собралась лужа соленой воды. Я вспомнил, что когда она была маленькая, то верила, что если будет долго плакать, то сможет создать свое собственное соленое море и прятать его под кроватью, чтобы иногда ходить туда купаться… Особенно здорово будет холодной зимой, когда мороз рисует серебряные татуировки на окнах. Тогда ее озеро превратится в каток… Эта маленькая девочка все еще жила внутри взрослой Мириам, и я чувствовал, как бешено бились их сердца, разгоняя кровь по замерзающим рукам и ногам. Я вдохнул аромат ее волос, напоминающий о лугах и бескрайних просторах, к которому примешался свежий морской запах. Я сделал именно то, чего никогда не должен был, – привязался к своему подопечному. И я чувствовал, что вся окутывающая нас магия и романтика шоссе тут ни при чем.
– Да, на этот раз я уверен. Я не знаю, как мне извиниться перед тобой… Надо было самому проверить твой номер, я должен был знать…
– Не… не стоит.
Когда мы вернулись в отель, я отдал Мире и Среде свой номер, а сам, повинуясь странному позыву, снял комнату с привидением шотландца. Под одухотворенные трели, повествующие о лучших временах на вересковых пустошах, короле под холмом и горьком меде, я вышел в Интернет со своего телефона. Я узнал, что год назад в номере для новобрачных остановились рок-музыкант и его девушка, которой он сделал предложение. У них все было просто отлично, они не ссорились и даже вместе работали над какой-то песней. А потом в одну ночь камеры во всем отеле на целый час отключились, возлюбленная пропала, и полиция считала, что она так и не покинула здания. Вина ее жениха так и не была доказана, и его отпустили. Бедняжку до сих пор разыскивали, и мне оставалось лишь надеяться, что мы были единственными, кому она явилась в таком виде. На крови замешивали самые сильные чары, в них вплетали лютую ненависть и самые недобрые предзнаменования. Меня бросило в дрожь. Я взял свою серебряную монету, ловко подбросил и раскрутил на ладони. А потом отправился завершить дело: в тот день в мире стало на одно озлобленное привидение меньше. Убирая артефакт в голубой чемоданчик, я заметил, как знакомый мне жилец покачивает головой и кружится вокруг лампы, словно сбитый с толку светлячок.
– Эй, приятель, как насчет хороших анекдотов? Они бы мне сейчас не помешали.
– Да не вопрос! – бодро отозвался призрачный рыжий мужчина в клетчатом килте. – Заходят, значит, шотландец, англичанин и американец…
Старина Маккаффи превзошел сам себя, и я подумал, что смерть ему к лицу.
Утром я неловко постучал в номер Мириам, все еще испытывая чувство вины.
– Ну, все же обошлось, так что прекрати, – вместо приветствия возмутилась она. – Я в порядке и все еще хочу исполнить свою мечту.
«Мустанг» завелся, и мы поехали. Конец эпохи. Я остановился за несколько метров до заветного места, которое принимало в свои объятия и даровало желаемое.
– Мне нужно тебе кое в чем признаться до того, как я привезу тебя в долину исполнения желаний. Это самая трудная часть, и мне каждый раз больно рассказывать, как все обстоит на самом деле… Хотя ты, наверно, уже видела это в моих воспоминаниях… Мириам, ты умерла. Хотел бы я сделать столько, сколько ты, хотел бы я сделать больше, чем сделал… Мы не позволяем блуждать во тьме после смерти, но сопровождаем к вратам только избранных, мы оказываем честь, выполняя одну последнюю просьбу. Я не смогу вернуть тебе жизнь, если ты о ней попросишь, но некоторые решают стать Проводниками, – я произнес все это, не глядя ей в глаза. Я знал, что она не станет ударять меня в грудь, плакать или заикаться, как это часто и происходит, – многие не готовы смириться с собственной кончиной и перестают контролировать себя.