Мне все-таки нужно поговорить с мамой.
С дрожащими коленями и пальцами дожидаюсь маму с работы, чтобы расспросить у нее все-все-все и таки рассказать все о доме.
Я могла бы скрывать, конечно, но какой в этом смысл, если мама – единственный человек, который мне может помочь?
Перехожу к разговору, как только она переодевается и заходит на кухню ужинать. Папа сегодня в ночную смену, поэтому мы с ней только вдвоем, и почему-то от этого мне немного легче.
– Мам, я все-таки была в том доме прабабушки Аделины… Прости, что не сказала правду сразу. Просто…
– Что случилось, что ты решилась рассказать сейчас? – спрашивает та, накрывая своей рукой мою ладонь.
Я выдаю ей все как на духу. О рисунках с Егором, о поездке в дом, о странной соседке-старушке, об автопортрете и безумном сходстве, о доме и о том, что нарисовала какого-то парня из головы, а он оказался вполне реальным новеньким одноклассником.
Мама слушает внимательно, стараясь не выражать эмоций, но я улавливаю некоторые, от которых мне снова становится не по себе.
– У меня есть немного фото. Идем, – говорит она в конце моего рассказа. – Мама твоего отца в свое время очень многое мне рассказывала об их семье. Тему бабушки Аделины затрагивали мало, но кое-что я все-таки знаю. Она была художницей помимо всего, – рассказывает мама, доставая из шкафа старинный альбом, – и люди к ней ходили толпами. Ее никто не боялся, как привычно думать о ведьмах. Она помогала всем, хотя и слухи разные ходили, конечно. Вот, здесь немного фото и пара рисунков. Смотри…
С этими словами мама достает фото моей прабабушки Аделины, стоящей у своего красивого дома. В красивом летнем платье и с повязанным на голову платком. И рисунок, что она рисовала, был действительно точен, как фото. Потому что здесь я вновь словно смотрю в свои глаза.
– Ты же раньше видела эти фото, да? – спрашиваю у мамы какую-то чушь, просто потому что не могу подобрать слов.
– Если ты о том, знала ли я, что вы так сильно похожи, – знала, конечно. Не хотела пугать тебя раньше времени, все еще надеясь, что никакой дар не проявится.
– Ты бы не хотела, чтобы он был?
– Я не знаю, – она жмет плечами и достает другое фото, – просто боюсь, что это может тебе навредить.
Отмалчиваюсь и смотрю еще несколько фотографий, не уставая поражаться сходству. А потом в руках мамы оказывается фото мужчины, и я замираю с открытым ртом и бешено стучащим сердцем.
– А это?.. – спрашиваю, так и не сформулировав предложение до конца.
– Это муж Аделины, дедушка Кирилл. Добрейший, говорят, был человек, бабушку любил так сильно, что все вокруг завидовали.
– У него очень красивые кудряшки. И ресницы…
– Да, для нынешнего времени он и правда мог бы разбивать сотни сердец. А тогда стеснялся своих веснушек. По крайней мере, так говорила бабушка – его дочь.
Я умалчиваю, что в руках мама держит фото нашего новенького. Потому что, если честно, пока сама не знаю, что думать. Мне обязательно нужно попасть в этот дом еще раз…
И я срываюсь туда ранним утром, пока родители еще спят и до школы остается несколько часов. Хотя и подозреваю, что могу не успеть, поэтому оставляю маме записку.
«Мама, мне срочно нужно поехать в дом к прабабушке, если вдруг классная руководительница позвонит и спросит, почему меня нет в школе, – скажи, что я заболела. Но я постараюсь успеть. Не обижайся! Люблю».
Просто ждать неделю до выходных – это издевательство в моем положении, учитывая новые факты.
Иду по деревне уже чуть увереннее, чем в первый раз, но все равно еще немного подрагиваю, прежде чем открыть дверь дома ведьмы Аделины.
Здесь так же чисто и красиво, пахнет травами и специями, и вообще все пропитано какой-то особенной атмосферой.
Подхожу к полочкам с баночками и бутылочками, осматриваю каждую, сама не понимаю, что пытаясь в них найти. Мне нужны какие-нибудь записи, наверное…
Иду к тому же столу, где искала рисунки в прошлый раз. Развязываю бант, вдруг на секунду задумавшись: а завязала ли я его в прошлый раз? Не помню…
Просматриваю все рисунки, лежащие внутри, и здесь тоже нахожу прадедушку Кирилла. Легкий мандраж от того, что словно мой рисунок на уроке положили в эту папку, окутывает все мое тело, но я стараюсь держать себя в руках. Больше ничего нового тут не нахожу и продолжаю исследовать стол.
Здесь есть блокнот. Очень старый, с кожаной обложкой, тоже на завязках, и пожелтевшими страницами.
У меня закрадывается мысль, что не о том, как правильно запекать утку, внутри написано, и я даже усмехаюсь, когда открываю первый «рецепт».
Здесь написано, как сварить чай удачи, а дальше текст, который в этот чай нужно нашептать. Неужели все это действительно происходит со мной?
Чай примирения, оздоровительный отвар, напиток везения… Да ну, серьезно?
Пролистываю блокнот сразу до последней страницы и немного вздрагиваю, понимая, что тут сзади письмо. С красивой красной печатью и надписью: для Адель.
Пытаюсь доказать себе, что это для той Адель, которой принадлежит этот дом, но головой понимаю, что письмо предназначается именно мне.
Я медлю пару минут, прежде чем его открыть, и наконец-то беру себя в руки. В конец концов, какой смысл уже бежать от чего-то и пытаться что-то отрицать?
«Здравствуй, Адель. Если ты это читаешь, значит, наконец-то твои силы начали просыпаться и твоя мать поведала тебе о моем последнем слове. Я ждала этого долгие годы, и вот наконец у меня есть достойный последователь.
Наша сила – это дар. Используй ее только во благо. Помогай людям, никому не вреди, и главное – не вреди самой себе.
Сейчас ты наверняка злишься на то, как я с тобой поступила, но я точно знаю, что когда-нибудь ты скажешь мне спасибо. Твой дар – это часть тебя, которая поможет тебе в жизни. Это судьба, которую стоит принять и не отталкивать, если хочешь быть счастливой.
У тебя есть много вопросов, я знаю. Хочу ответить на пару из них.
Я – это не ты, по жизни у тебя другой путь, несмотря на дар. Но душа у нас одна на двоих, это правда. Ты была совсем маленькой, когда мы стали одним целым, и я снова смогла почувствовать себя живой.
У тебя гораздо больше способностей, чем ты можешь себе представить, и, если ты только попросишь разобраться – я помогу.
Не принимай как проклятье, прими как счастье.
Адель. 2003 год».
За три года до моего рождения? Но как? И письмо написано странно… словно на тот момент ее уже не было в живых.
Я снова ничего не понимаю и путаюсь только сильнее. Этот блокнот с рецептами, это письмо, изображения этого парня Кирилла… Как разобраться во всем этом?
Перечитываю письмо еще пару раз, заостряя внимание на деталях.
«Я – это не ты, по жизни у тебя другой путь, несмотря на дар. Но душа у нас одна на двоих…» То есть это действительно в каком-то роде перерождение?
«У тебя гораздо больше способностей, чем ты можешь себе представить». Знала бы она, что я вообще ничего себе представить не могу…
Блокнот все-таки забираю, кладу в сумку, напоследок еще осматриваюсь в доме и ухожу, отмечая для себя, что вполне еще успеваю на уроки.
На которых не могу совладать с собой и снова рисую нашего нового одноклассника, думая о том, что внутри него вполне может быть душа моего прадедушки, раз уж у меня в жизни все настолько запутано.
– Красиво, – слышу над ухом и вздрагиваю, понимая, что надо мной стоит Кирилл и смотрит на рисунок… его самого.
– Спасибо, – жутко смущаюсь, но решаю не показывать этого. – Раз уж увидел, это тебе, – протягиваю ему рисунок. – Люблю рисовать, а тут новое лицо, вот я и…
– Спасибо. Это очень красиво. Меня никто еще не рисовал…
И с этих слов начинается наше общение. Как назло, Элька заболевает и валяется дома с температурой, и Кирилл, видя, что мне скучно, постоянно меня веселит и даже сидит со мной за одной партой.
За эту неделю мне становится легче, чем за весь последний, кажется, месяц. Я почти спокойно и крепко сплю, не думаю о том, что могу быть ведьмой, и стараюсь не реагировать на разные странные совпадения – или не совпадения – своей жизни. Принимаю как данность, точно, как завещала прабабушка.
С Кириллом хорошо и спокойно, весело и так комфортно, словно мы знакомы не неделю, а гораздо дольше.
Егор, к слову, общается со мной даже и без моих рисунков. Берет номер телефона, чтобы на ночь желать спокойной ночи, постоянно спрашивает, как дела, и вызывается проводить до дома пару раз. Я решаю проверить теорию в третий раз – рисую нас в коридоре школы и прописываю странный диалог прямо на холсте, и следующим же днем он сбывается снова, до мелочей.
Грусть от того, что все наше общение может быть банальным проявлением магии, больно колет мое влюбленное сердце.
Фокус с рисунками и Кириллом, кстати, не работает. Я проверила. Не знаю, почему, но это немного… интригует.
После спокойной недели, в пятницу вечером, сидя за очередным холстом, я услышала ссору родителей. Они очень редко ругаются, последний раз слышала такие крики, наверное, лет пять назад. Тогда они чуть не развелись и даже разъехались на несколько дней, но решили дать друг другу шанс и в итоге остались вместе.
Не слышу сейчас слов и не понимаю, в чем причина ссоры, но меня прошибает дрожью от этого. Мне отчаянно хочется им помочь, но что я могу? Влезать в ссору родителей далеко не лучшая идея. Как мне это остановить?
Как специально, в голове возникает строчка из письма: «У тебя гораздо больше способностей, чем ты можешь себе представить». Что это значит?
Зажмуриваюсь и решаю испытать судьбу. Почему нет?
Достаю из-под матраса блокнот, который забрала из дома прабабушки, и, стараясь не слушать ссору родителей, листаю рецепты, находя «чай примирения».
Так, что тут нужно?..