– Я родом отсюда, – ответила Сантана, – а вот муж мой был нездешним, так и не прижился у нас в горах. Все время тянуло его вниз, в долину. Там он и сгинул. Супруг был кожевником – убили его разбойники, когда возвращался с ярмарки с кошельком, полным денег. Оставил меня вдовой с тремя детьми.
– Соболезную, – протянул Рамон, – женщине, должно быть, тяжело жить одной.
– Я привыкла, – та насмешливо посмотрела на него, – но, если ты поможешь мне починить крышу там, где прохудилась, буду признательна.
– Я найду время, – пообещал гость и перешел к главному: – Скажи, Сантана, правду ли поговаривают, что в вашем городе есть те, кто может приворожить девушку? Мне нравится одна, но она на меня и не смотрит, ведь мне нечего ей предложить.
Сантана сурово взглянула на него и промолвила:
– Ты говоришь о ведьмах, не так ли? Ты обратился не по адресу. Местные жительницы все набожны и ходят в церковь. Должно быть, ты проходил мимо и видел шпиль.
– Откуда же такая недобрая слава о вашем городе? – осмелился спросить Рамон.
Черные глаза женщины сверкнули, и она заговорила назидательным тоном, каким обращаются к неразумному ребенку:
– Как-то раз одинокий странник, спасаясь от ненастья, забрел в трактир нашего городка и попросил кабатчика принести ему что-нибудь утолить жажду. То пойло, которое ему подали вместо чая, больше походило на снадобье ведьмы. Промучившись несварением несколько дней, странник пошел дальше по городам и весям, разнося слух, что в Рупье полно ведьм.
– Так Ракель сказала, что у вас нет трактира?
– С тех пор и нет, – ответила Сантана с недоброй усмешкой, но Рамон ей не поверил.
Ночь он провел неспокойно, ворочаясь на мягкой перине, – сон не шел к нему, несмотря на усталость. На зыбкой грани дремы и яви Рамону мерещились синие глаза, а откуда-то издалека доносился звонкий женский смех.
Утром волей-неволей пришлось идти к женщине по имени Мануэла, чтобы расспросить про свою вымышленную тетку. Чем выше в горку по улице поднимался Рамон, тем плотнее смыкались дома, почти соприкасаясь балконами, на которых сушилось белье. Над черепичными крышами нависали серые ноздреватые скалы, из-за чего в этой части города стоял полумрак.
Мануэла жила в обветшалом доме, приткнувшемся к скале. Дверной молоток у нее был выкован в виде большой мухи. Еще одна вдова из города Рупья оказалась молодой женщиной лет двадцати пяти, совсем не похожей на обремененную семейством Сантану. Мануэла вышла на порог щегольски одетая в платье из голубого сукна, несмотря на ранний час. Ее пышные черные волосы закручивались в мелкие спиральки. Она взглянула на нежданного гостя с кокетством и сразу пригласила войти. Дома у Мануэлы царил беспорядок, что создавало контраст с ее ухоженной внешностью. Кровать была застелена небрежно, стол – в липких пятнах, повсюду толстый слой пыли. Тем не менее Мануэла проявила себя радушной хозяйкой и предложила Рамону чай на горных травах. Тот опасался пить что-то в незнакомых домах ведьминского оплота, поэтому лишь сделал вид, что пригубил напиток. При этом Сантана почему-то вызывала у него доверие, возможно, из-за того, что ее дети ели и пили за тем же столом. Рамон в очередной раз изложил историю о несуществующей тетке, надеясь, что Мануэла словоохотлива, и не ошибся.
– Мою тетку звали Мария-Бернарда-Мерседес-Химена, – промурлыкала та, игриво накручивая локон на палец. – Как бы то ни было, я не собираюсь делиться с чужаком ее наследством. Хотя… Если ты на мне женишься, я подумаю. Сильные мужские руки нужны в хозяйстве.
– Нет, это не то имя, – проговорил Рамон, оторопев от напора вдовушки. В другое время он, возможно, и развлекся бы с ней, но сейчас все его мысли занимала другая – девушка по имени Ракель. – Я пойду дальше, расспрошу соседей, может, и узнаю чего. А ты зови, если потребуется помощь по хозяйству.
Он поспешно откланялся и зашагал вниз по улице. Солнце поднялось высоко, но на улицах, закованных в окаменелую лаву, всегда было сумрачно. Стены противоположных зданий отбрасывали тень друг на друга, и в узкую щель между домами почти не проникали солнечные лучи. Даже в жару здесь ощущалась прохлада, временами даже пробегал озноб по коже.
Спустившись по кривой улице, Рамон набрел на мясную лавку, на витрине которой были развешаны аппетитные окороки и ароматные колбасы. Он открыл дверь, услышав звон колокольчика, и зашел. В лавке хозяйничала беременная женщина, ее высокий живот заметно выпирал под холщовым фартуком. В отличие от других горожанок волосы у лавочницы были светлые, с пепельным отливом, сколотые в низкий пучок. Несколько непослушных прядей выбивались у висков, пушистым облаком обрамляя ее миловидное лицо.
– Доброе утро, – приветствовала она посетителя с располагающей улыбкой. – Желаете мяса или наших домашних колбас?
Рамон решил взять к обеду и того, и другого. Он вспомнил о стесненных обстоятельствах Сантаны и сообразил, что ей трудно прокормить гостя.
Пока хозяйка отвешивала ему товар, дверной колокольчик вновь звякнул. Рамон обернулся на звук и увидел, как в лавку величавой поступью королевы входит Мануэла. Она была всего на голову выше хозяйки, а вела себя, будто бы выше на целых две.
– Что ты здесь забыла, Мануэла? – с явной неприязнью сказала лавочница. От ее любезности не осталось и следа.
– Забыла спросить тебя, Исамар, что мне делать и куда ходить, – пропела Мануэла. – А что, сегодня Карлос не торгует, раз ты вместо него тут, как белая ворона среди голубей?
Исамар бросила кусок мяса, который резала, на весы и вздернула подбородок, уперев руки в расплывшуюся талию.
– Раз ты признаешь, что беспамятная, скажу тебе, Мануэла: я хочу, чтобы ты, наконец, забыла сюда дорогу! Я-то знаю, что ты таскаешься сюда не за колбасой! А если сказать откровенно, не за этой колбасой! Но Карлос не свободен. Постыдилась бы – у него жене скоро рожать! Эта скамейка занята, и троим на ней не усидеть. Поищи себе холостого мужчину!
Мануэла смерила соперницу испепеляющим взглядом и изрекла:
– Еще не вечер. Может, ты еще умрешь в родах! А свято место пусто не бывает. Карлосу нужна настоящая женщина, а не такое тщедушное недоразумение, как ты!
Исамар вспыхнула и угрожающе схватилась за нож, которым разделывала мясо.
Рамон, невольный свидетель скандала, понял, что дело принимает серьезный оборот, и встал между разъяренными женщинами.
– Дамы, будьте благоразумны, – примирительно сказал он. – Мануэла, лучше уходи, пока не пролилась кровь. А в твоем положении, Исамар, не следует волноваться.
К удивлению Рамона, обе женщины послушались: Исамар положила нож на прилавок, а Мануэла направилась к выходу. Жалобно зазвенел колокольчик, хлопнула дверь, и в лавке воцарилась тишина. Исамар вытерла окровавленные руки полотенцем и прижала ладони к пылающим щекам.
– Благодарю, что выпроводил ее. Эта вертихвостка хочет увести у меня мужа, когда я жду ребенка! Приехала она, навязалась на нашу голову!
– А что думает на сей счет ваш муж? – осторожно поинтересовался Рамон.
– Идет за ней, как теленок на веревочке, – горестно вздохнула Исамар и принялась заворачивать мясо. – Ладно, я сама разберусь. Спасибо за покупку, заходите к нам еще. И извините за скандал.
Рамон занес сверток на кухню Сантаны и сразу вышел из дома. Бродить по безлюдному в час сиесты городу, присматриваться и расспрашивать о ведьмах больше не хотелось. Рамон всем сердцем жаждал увидеть Ракель. Он полагал, что девушка пасет овец на опушке леса, не знал точно где, однако его влекло в правильном направлении с неудержимой силой. Рамон не задумываясь перешел через мост под предостерегающий шепот реки, миновал городские ворота и двинулся по тропинке вдоль оборонительных стен. Вскоре дорожка привела его к лугу, где паслось стадо белорунных овец. Они мирно пощипывали свежую весеннюю траву. Апрель подходил к концу, травы зеленели, тянулись к солнцу и наливались соками. Луг усеивали белые цветы ладанника и голубые звездочки незабудок, иногда попадались и маки, багряные, точно капли крови. Рамон поискал взглядом Ракель: та спала в тени под раскидистым дубом, закинув руку за голову, прекрасная, как сон. Он приблизился неслышными шагами, чтобы полюбоваться ею, опасаясь, что блеяние овец может его выдать. Лицо спящей девушки было безмятежно, ее длинные ресницы отбрасывали тень на бархатистую кожу щек, а розовые губы слегка приоткрылись. В ее смоляных кудрях запутался цветок мака. Засмотревшись на красавицу, Рамон все же сумел почуять опасность и оглядеться. Интуиция не подвела его: между корнями дуба извивалось серебристое тело змеи. Гадюка уже подбиралась к беззащитной девушке, когда Рамон схватил упавшую ветку, ловко подцепил змею и отбросил в сторону. Вероятно, он издал возглас, потому что Ракель проснулась. Она села, еще не выйдя из-под туманной власти сна, и с изумлением наблюдала, как Рамон каблуком раздавил змее голову.
– Ты спас мне жизнь, – выдохнула Ракель, глядя на него с благодарностью. Слезы навернулись на ее глаза, и те засверкали подобно сапфирам.
– Я пришел вовремя, – ответил Рамон, которого распирало от гордости.
– Сколько лет здесь живу, ни разу не видела змей, – растерянно проговорила девушка. – Как ты нашел меня?
– Не ведаю, – признался Рамон, – ноги сами привели меня к тебе.
Он опустился рядом с ней на траву и замолчал, робея и не зная, о чем говорить с девушкой, которая так сильно ему нравится.
– Ты выяснил, что хотел? – пришла та ему на выручку. – О своей родственнице?
– Нет. Я познакомился с Мануэлой, но оказалось, что у нас с ней разные тетки.
– О, Мануэла, – Ракель скептически улыбнулась и закатила глаза. – Что скажешь о ней, понравилась она тебе?
– Ну уж нет, – признался Рамон. – Мануэла слишком навязчива и произвела на меня какое-то отталкивающее впечатление. К тому же мне нравится другая.
Ракель зарделась, опустила ресницы и проговорила:
– Да, ты видишь людей насквозь. Есть основания думать, что Мануэла – нехорошая женщина. Ты ведь знаешь, что мужа Сантаны убили? А вот муж Мануэлы погиб при загадочных обстоятельствах. Поговаривают, он был стар и не устраивал ее, поэтому она пропитала ядом простыни на супружеской постели с той стороны, где спал он. Спустя несколько дней его кожа покрылась ранами, и он умер в страшных мучениях.