– Ну что, – Хьюго стряхнул со свитера в ладонь крошки и сахарную пудру, – может, позвоним твоим брату с сестрой и все им расскажем?
– Черт, – сказал я. От меня как-то ускользнуло, что Рафферти наверняка метнется их допрашивать, как только закончит переворачивать дом. – Да. Надо их предупредить.
– Держи, – Хьюго свернул в комок пленку и салфетки, протянул мне, – пойди выкинь, да не забудь подобрать окурки. А я подремлю. Нам же все равно еще рано возвращаться.
Он включил радио с классической музыкой – струнный квартет играл что-то умиротворяющее – и откинулся на подголовник. Я вылез из машины, поднял воротник куртки и отправился искать урну, а заодно звонить Сюзанне.
Она взяла трубку практически сразу же.
– Что случилось?
– Они нашли целый скелет. В дупле. Копы выяснили, кто это. Помнишь Доминика Генли?
Молчание.
– Сью? – Вроде Сюзанна с ним особо и не общалась, она была не в его вкусе, но, учитывая, как западали на него девчонки… – Все в порядке?
– В порядке. Я просто не ожидала, что это окажется кто-то из знакомых. – Из трубки доносилась жуткая какофония, кто-то лупил по клавишам пианино. – Зак! Прекрати сейчас же! Они установили, что с ним случилось?
– Нет. По крайней мере, пока. Сказали, что его могли… – это слово казалось неправдоподобным, яркая вспышка мигрени, угрожающе охватившая все сразу, – его могли убить.
Резко:
– Могли убить? Или убили?
– Могли убить. Они пока не знают. И от чего он умер, тоже.
Мгновение тишины.
– То есть они полагают, что он, возможно, сам залез в дупло.
– Так сказал Рафферти. По-моему, бред, с чего бы…
– Ну мало ли, – перебила Сюзанна. Зак по-прежнему лупил по клавишам, но еле слышно и как-то вдалеке: Сюзанна вышла из комнаты. – Может, забрался на дерево, сорвался, упал в дупло и сломал себе шею. Может, удолбался чем-нибудь и полез вниз искать сокровища гномов, а обратно выбраться не смог и, я не знаю, задохнулся. Или захлебнулся рвотой.
– Детективы спрашивали об этом. Принимал ли он наркотики.
– Вот видишь. И что ты ответил?
Я повернулся боком к ветру, чтобы дождь не попадал на телефон.
– Да, принимал. Зачем мне врать. Они и без меня узнают.
– Правильно. – Голос Сюзанны звучал рассеянно, словно она напряженно раздумывала. – А может, он правда покончил с собой.
– С чего бы ему кончать с собой на нашем дереве? Да и каким образом?
– Может, передоз. Откуда мне знать с чего. Я с ним толком не общалась. И вообще это не наше дело, пусть детективы выясняют.
– Я потому и звоню. Они со мной побеседовали – или допросили, или как там у них это называется. И Хьюго тоже. Теперь обыскивают дом. А нас выставили на улицу.
– Обыскивают дом? Зачем? – В голосе Сюзанны прозвучало напряжение.
– Мне почем знать? – Я наконец-то отыскал урну и сунул в нее мусор. – Потому что Доминик бывал у нас, так они сказали. Вот я и звоню предупредить: как только они закончат, скорее всего, отправятся к тебе.
– И эти мудаки выставили вас на улицу? Где вы? Где Хьюго?
– Всего на полтора часа. Мы сидим в машине. Хьюго задремал. Все в порядке.
Сюзанна молчала, словно решала, то ли разозлиться всерьез, то ли спустить на тормозах, наконец спросила:
– О чем они вас спрашивали?
– Да в основном о Доминике. Каким он был, хорошо ли я его знал. Не было ли у него депрессии тем летом. Часто ли бывал у нас. В таком духе.
Сюзанна снова замолчала. Я практически слышал жужжание ее мыслей.
– Да они особо не докапывались, если честно. Я просто решил тебя предупредить, пока они не объявились на твоем пороге.
– Спасибо. Правда. – Вздох. И отрывисто: – Послушай. Я дам тебе знать, когда они уйдут. Потом продолжим.
Я толком не понял, о чем она – продолжим что? Неужели она полагает, будто мы можем что-то сделать?
– Ладно. Окей.
– Мне пора. Увидимся позже или завтра. Кстати, не забывай: им позволено тебе врать. И они тебе не друзья.
Я хотел было спросить, с чего она взяла, будто лучше меня разбирается в поведении копов, но…
– Сью, погоди.
– Что?
– Помнишь, как мы втроем впервые накурились? На террасе?
– Ты еще сказал Леону, что я превратилась в эльфа. И он перепугался.
– Вот-вот. Там ведь был Доминик?
– Нет. С чего бы?
– Я не помню, кто еще там был. Думал, может, он.
– Да не было там никого, – ответила Сюзанна, и в голосе ее прозвучало нечто непонятное: недоумение? любопытство? – Кроме нас троих.
“Нет, был”, – чуть не выпалил я, но к горлу подкатила тошнота, и я промолчал.
– Тогда, значит, – выдавил я наконец, – трава оказалась крепче, чем я думал.
– Да там вообще был чистый сканк или типа того. Я сама чуть не поверила, что стала эльфом. Даже испугалась, что не сумею превратиться обратно в человека, но потом решила: вы наверняка что-нибудь придумаете, не бросите меня в таком виде.
– Конечно, не бросим, – я невольно улыбнулся, – у меня был заготовлен антидот.
– Вот и молодец. Ладно, созвонимся. Пока.
У Леона было занято. В поисках урны я забрел достаточно далеко и не сразу нашел обратную дорогу: мокрые неразличимые убогие переулки, крохотные пустые садики, я уже представил с досадой, как звоню Хьюго и спрашиваю, где он, – но когда я в конце концов отыскал машину, голова его по-прежнему покоилась на подголовнике, глаза закрыты. Похоже, он спал. Я прислонился к ограде чьего-то сада, закурил и снова набрал номер Леона. На этот раз удалось дозвониться.
Была половина второго. Я подумал, что полиция наверняка закончила в кабинете, а если нет, тем хуже для них. Я швырнул окурок в лужу и направился к машине.
Рафферти по-хозяйски встретил нас в дверях: проходите, вы как раз вовремя, мы закончили в кабинете, да поднимайтесь же! Проводил нас по коридору, я мельком заметил, как коп в форме присел на корточки и роется в барахле, валяющемся на журнальном столике, потом вверх по лестнице в кабинет, – ну вот, мы будем держать вас в курсе дела! И ушел, плотно прикрыв за собой дверь.
В кабинете царил еле уловимый, но несомненный беспорядок: деревянные слоники на каминной полке выстроились слишком уж аккуратным рядком, книги в шкафу стоят не там, где надо, и все хоть на полдюйма, но сдвинуто с места. Я едва не попятился.
– Ну что, – сказал Хьюго, взглянув на стопку документов на столе, – на чем мы остановились?
Я на автомате проглядывал сканы переписи: выбрать улицу, номер дома, открыть оригинал бланка, прокрутить список имен, нажать на кнопку “назад”, перейти к следующему дому. Я не понимал, на что смотрю. Наверху, в моей комнате, топали, с глухим стуком открывали и закрывали ящики. Я почему-то лишь сейчас осознал смысл фразы “провести обыск”, и при мысли о том, что Рафферти роется в белье Мелиссы, меня охватила такая бессильная ярость, что я даже изумился и, задыхаясь, слепо смотрел на экран ноутбука.
Со скрипом двигают мебель, из-за стены доносятся приглушенные голоса, вверх-вниз по лестнице стучат шаги. И конца-края этому не видно. Я понимал, что, скорее всего, проголодался, да и Хьюго наверняка тоже, но ни один из нас не обмолвился о том, что надо бы заняться обедом.
Наконец – такое ощущение, что через несколько дней, – Рафферти постучал в дверь кабинета.
– Прошу прощения, я быстро, только спрошу, и все, – сказал он. В руках у него были большие коричневые бумажные пакеты с прозрачными окошечками. – Это чье?
Он разложил пакеты на ковре.
– Вот это, кажется, мое. – Хьюго указал на нечто, похожее на широченную куртку цвета хаки, с большими карманами, поношенную, в брызгах грязи. – Сто лет ее не видел. Где вы ее нашли?
– Вы не помните, когда она у вас появилась?
– Дай бог памяти… лет двадцать назад, не меньше. Я надевал ее, когда работал в саду, тогда еще родители были живы и мы лучше ухаживали за садом.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Понятия не имею, – спокойно произнес Хьюго. – Давно. Она вам нужна?
– Да, придется забрать, – ответил Рафферти, не сводя с нас взгляда, ждал, что мы скажем. Отросшая темная щетина придавала ему лихой, бунтарский вид. Мы молчали, и он добавил: – Мы выдадим вам расписку. Остальные вещи вам знакомы?
– Вот это мое, – я показал на старую футболку для регби, – в школе носил. И это, скорее всего, тоже (красная толстовка с капюшоном). А вот это (растоптанные ботинки на толстой подошве), кажется, Леона. А этим пользовались все (облепленный паутиной голубой спальный мешок). Мы в детстве спали в нем в саду, а когда стали постарше, давали друзьям, если те оставались с ночевкой. А вот это я не знаю чье (темно-бордовый шерстяной шарф, пыльный, в катышках). В первый раз вижу.
– Я тоже. – Опершись на стол, Хьюго наклонился, чтобы получше рассмотреть предметы. – Наверное, Леона. Или кого-нибудь из ваших друзей. Подростки вечно разбрасывают вещи.
– Ладно, поспрашиваем, – сказал Рафферти. – А теперь о хорошем: мы закончили, парни собирают вещи, так что больше мы вам мешать не будем. Спасибо за терпение…
Внизу хлопнула дверь, и послышался свежий, как лето, голос Мелиссы:
– Привет, я дома! Уф, ну и дождь… – Изумленная тишина.
– Это Мелисса, – я встал, – мне лучше… – И пока я спускался в прихожую и пытался объяснить, что происходит, копы протопали вниз по лестнице с пакетами улик, фотоаппаратами и прочим, на прощанье Рафферти с Керром пожали нам руки, пробормотали какую-то бессмыслицу о том, как они благодарны нам за помощь, за ними закрылась дверь, и мы наконец остались одни в неожиданно опустевшем доме с высокими потолками.
Мы втроем вышли на веранду, чтобы оценить ущерб. Дождь перестал, повис легкий туман, время от времени с листьев срывались капли. Последняя полоса травы и маков исчезла, сад превратился в грязное месиво, лишь деревья обреченно тянулись вдоль боковых стен ограды, точно последняя линия обороны, в центре которой на месте вяза зияла яма с неровными краями, пугающе широкая и глубокая. Выкорчеванные кусты копы заботливо прислонили к задней стене – на случай, если мы решим посадить их обратно. В углу веранды сложили аккуратной кучкой обнаруженные в саду предметы: осколки старого глазурованного фарфора в прелестных сине-белых узорах, облепленную землей Барби, пластмассовый детский совок, железный уголок в затейливых завитушках, покрытый толстым слоем ржавчины. От густого первобытного запаха раскопанной земли перехватывало дыхание. В бороздах мельтешила всякая мелочь: извивались червяки, шныряли мокрицы, карабкались муравьи. Поодаль от нас по отвалам прыгали и клевали насекомых пара дроздов и зарянка.