– Вон та дыра, – наконец сказал я, – там было дерево, в котором… Помните, огромный вяз?
Дек остановился со стопкой тарелок в руках и выглянул в сад.
– Что-то припоминаю. Детективы меня об этом спрашивали. Кто-то им сказал, что я во время вечеринки забрался на дерево и распевал оттуда “Неприступную стену”.
– Наверное, Сюзанна, – предположил я.
– Поблагодари ее от меня. Нет, я, конечно, помню, как сидел на дереве и пел, – наверное, совсем пьяный был, – но я не очень-то разбираюсь в деревьях, понимаешь? С тем же успехом это мог быть не вяз, а дуб или даже рождественская елка.
– По-моему, это было на дне рождения Леона, – сказал я, хотя сам не знал, так это или нет. – Детективы долго меня об этом расспрашивали. Всё выясняли, кто там был.
– А я, по-моему, никогда не пробовала арманьяк. – Мелисса наклонилась к Хьюго, чтобы рассмотреть бутылку. – Какой он?
– Я тебе скажу какой, – бросил через плечо стоявший у раковины Шон. – Он как шикарная женщина, настоящая красавица, с черным поясом по карате. Если будешь обращаться с ней как полагается, то и она к тебе будет относиться как к царю всего мира. Но если не выкажешь должного уважения, она выбьет из тебя семь оттенков дерьма. Я до сих пор помню то похмелье.
Хьюго рассмеялся.
– Ты пробовала коньяк? – спросил он у Мелиссы. – Так вот арманьяк практически такой же, только вкус побогаче, погрубее. Конечно, если тебе пятнадцать и ты пьешь прямо из бутылки, он ударит в голову, но этот чудесный, наверняка мягкий, как сливочное масло. Уж если эти ребята что делают, так делают на совесть.
О Доминике парни говорить не хотели.
– От меня детективам толку было маловато, – признался я. – По-моему, они вообще решили, что я вру, но дело в том, что я и правда не помню ту вечеринку, поскольку мне основательно отшибло память.
В наступившей внезапно тишине я неловко пожал плечами, стараясь ни на кого не глядеть и не отрывая взгляда от стаканов, которые и поставил перед Хьюго. При одном лишь упоминании об этом к горлу подкатила тошнота, до того унизительным, отвратительным и ненадежным было мое признание, однако же теперь, отыскав преимущество в собственных вывихнутых мозгах, я намеревался использовать его по полной.
– Наверное, надо было им об этом сказать, но…
На миг повисла пауза, и понеслось…
– Тогда еще Несса, подружка Одри, полвечера прорыдала в сортире, – беззаботно произнес Шон. Он ополаскивал тарелки, прежде чем загрузить их в посудомойку. – Потому что пару дней назад они с Джейсоном О’Хэллораном целовались, а теперь он не обращал на нее внимания. Тусовка была не бог весть какая, народу собралось не много. Накануне нам как раз выдали аттестаты, потом прислали бумаги о зачислении в колледж, так что все отмечали. Были мы трое, твои кузены, Одри привела Нессу и Лару…
– А Леон пригласил трех своих приятелей-эмо, – с ухмылкой подхватил Дек. – И они уселись в углу играть в “Подземелья и драконы” или что-то типа того. Еще пришли какие-то подружки Сюзанны – та маленькая блондинка и губастая с безумной прической.
– Ну и кое-кто из наших приятелей, – добавил Шон. – Доминик был совершенно точно. И Джейсон, само собой. Брен потом свалил, потому что Несса заняла сортир, а если пришел Брен, значит, и Роки с Мэлом были…
Мелисса сидела, подогнув под себя ногу, и молча переводила взгляд с одного на другого, в тусклом свете ее глаза казались темными.
– Что-то такое припоминаю, – согласился я. – Несса тогда заперлась в сортире. И мы еще, кажется, испекли Леону пирог с травкой?
– Точно! – Шон просиял: вот и от нас, мол, есть польза, Тоби становится лучше прямо на глазах! – Правда, у нас получилась полная хрень, совершенно не похожая на пирог, но задачу свою выполнила. Один из Леоновых приятелей-эмо сожрал куска четыре, сидел, смотрел на плитки пола и хохотал как сумасшедший.
Хьюго возился с бутылкой, пытался откупорить, но ему никак не удавалось вытащить пробку. Мелисса протянула руку, и он, чуть поджав губы, передал бутылку ей.
– Погоди, – проговорил Дек, – а почему копы спрашивали про ту вечеринку? Доминик-то исчез гораздо позже.
– Насколько я понял, из-за ключа от задней калитки, – ответил я. – Он пропал как раз на этой вечеринке, и они хотели знать, кто его стащил.
– Да, про ключ они меня тоже спрашивали. Помню ли я, где он хранился, – они знали, что за год до этого я часто гостил у вас. Это ты им сказал?
– Нет. Ключ не прятали, он всегда висел на крючке у двери. Его мог заметить любой, кто к нам приходил.
– Да, я помню, – сказал Шон. – На таком большом кольце, с черной собакой. Металлической.
– Точно. Я чуть с ума не сошел, пытаясь вспомнить, не видел ли его у кого на той вечеринке, но… – я пожал плечами, – в общем…
Дек с Шоном переглянулись.
– Я тоже не видел, – признался Шон. – Если бы заметил, что его кто-то взял, отобрал бы.
– И я, – подхватил Дек. – Послушайте, а это не в тот ли раз мы не смогли попасть вглубь сада? Потому что там все было перекопано и в грязи? Хьюго, вы вроде там что-то такое делали, какие-то камни…
Хьюго быстро поднял взгляд на Дека, словно тот его напугал, но ответил охотно:
– Скорее всего, сад камней. Я совершенно уверен, что это было тем летом, вы втроем еще мне помогали, помните? (Мне и правда вспомнилось, хоть и смутно, как я таскаю камни под летним блаженным солнцем, из открытых окон доносятся шлягеры, и как Хьюго, наклонив голову, говорит: “Может, чуть правее, как думаешь?”) Сад получился славный.
– Ну точно, – согласился Дек. – Брет еще попытался выйти в сад, споткнулся, свалился в какую-то яму и перепачкал в грязи свои новые модные джинсы. После этого мы уже в сад не ходили. Брет потому и разозлился, что Несса заперлась в сортире: хотел застирать джинсы.
– И в конце концов застирал их на кухне, – ухмыльнулся Шон. – Снял их, вихляя бедрами, как стриптизер, девчонки визжали как ненормальные, а Роки с Мэлом отобрали у него джинсы и забросили на дерево.
– Ничего себе, – улыбнулся Хьюго. – Я пропустил самое интересное. У меня тогда была целая куча берушей, которые выдержали бы и строительный шум. Спасибо, дорогая, – Мелиссе, которая налила арманьяк и раздала всем бокалы.
– И что думают копы? – спросил Дек. – Что Доминик украл ключ, а потом забрался сюда и покончил с собой? Или ключ взял кто-то другой и привел сюда Доминика?
– Понятия не имею, что они думают, – признался я. – По-моему, они и сами не знают.
– По крайней мере, – Шон вытер руки и сел за стол, – раз спрашивают про ключ, значит, считают, что виноват кто-то посторонний. А не один из вас, кто якобы впустил его в сад и убил. Уже неплохо.
Такое мне в голову не приходило, и хотя довод Шона мне понравился, но как-то не верилось, что все так просто.
– Я вообще не верю, что его убили, – сказал я. – Это же Доминик Генли. У кого рука на него поднимется?
Дек встрепенулся, он обожал противоречить и, конечно же, ухватился за такую возможность.
– Серьезно? Ну ладно. – Он придвинул стул ближе к столу, предвкушая спор. – Ладно, я понимаю, мы и представить не можем, что один из наших знакомых – убийца. Но если взглянуть правде в глаза – если, повторяю, взглянуть правде в глаза, – то неужели тебя удивляет, что Доминика могли убить?
– А тебя нет?
– Если совсем честно, – ответил Дек, – то нет. Конечно, о покойниках плохо не говорят. Но прошло столько лет, так что я уж скажу. Доминик всегда был козлом.
– Да брось ты. Нам было по восемнадцать. Мы все были козлами.
Дек решительно покачал головой, откинул прядь волос со лба.
– Не-не-не. Не в этом смысле.
– Дек прав, – подал голос Шон. – В кои-то веки. Доминик был мудаком.
– Он каждый божий день издевался надо мной из-за моего выговора. Притворялся, будто бы его не понимает.
– Да мы все друг над другом издевались, – возразил я. – К тому же тебя и правда не понять.
– Мне было не смешно, чувак. Тогда уж точно. Весь первый класс я при Доминике боялся раскрыть рот, потому что знал: он высмеет меня перед всеми. В конце концов Шон сказал ему, чтобы он от меня отстал, – Дек взглянул на Шона, поднял бокал, Шон кивнул и отсалютовал в ответ, – мне стало полегче, но все-таки. Помнишь, как в третьем классе обокрали раздевалку? Доминик пустил слух, будто бы это сделал я, потому что я из бедной семьи, а вы же знаете это быдло, спер и продал, чтобы купить себе шмотки… И ему поверили. Меня перестали звать в гости, боялись, что я суну “Иксбокс” под свитер и вынесу из дома.
– Охренеть, – изумился я. Такое совершенно не вязалось с тем Домиником, которого я помнил, он, конечно, был не святой, но чтобы намеренно творить гадости… – А ты уверен, что это он пустил слух?
– Абсолютно. Я поймал его на этом, а он рассмеялся мне в лицо, мол, ну и что ты мне сделаешь? Понятное дело, – Дек улыбался, но невесело, – ничего, учитывая, что он был в два раза больше меня.
Меня так и подмывало переспросить, уверен ли он, не перепутал ли чего, лет-то сколько прошло; я сам всегда считал Доминика обычным нормальным парнем, но спросите меня, почему я так думал, и я не нашелся бы что ответить. Несколько недель назад я, не колеблясь, сказал бы, что отлично знаю Доминика, теперь же он казался мне незнакомцем, попутчиком, с которым годами ездишь в одном вагоне на работу, но ни разу не обменялся и словом.
– Господи, – пробормотал я. – Я ничего этого не знал.
– Ну еще бы. Я и не хотел, чтобы ты узнал. Мне и без того унижений хватило, а тут еще вы с Шоном решили бы, что обязаны за меня заступиться.
– Я тоже понятия не имел, – тихо сказал Шон. – Я думал, Доминик после того нашего разговора отстал от Дека. Нам никто ничего не говорил.
– Да я это рассказываю не для того, чтобы посплетничать, – вот, глядите, какой гад этот ваш Доминик, – продолжил Дек, – и не говорю, что после этого случая у меня осталась травма на всю жизнь, я не заливаю горе арманьяком, – кстати, Хьюго, он и вправду отличный, и теперь мне по-настоящему стыдно за то, что тогда мы тупо выдули ваш.