Хьюго кивнул. Он отхлебывал из бокала и спокойно наблюдал за нами, и я вдруг подметил, что они с Мелиссой сейчас до странности похожи – то ли молчанием, то ли глазами, почти прячущимися в тени, изучающими нас троих.
– Я рассказываю об этом, потому что Доминик измывался не только надо мной. Многим, очень многим приходилось гораздо хуже. Я не к тому, что кто-то из них его убил, – я вообще не верю, что его убили, просто мне кажется, после вручения аттестатов Дом впервые в жизни осознал, что порой желаемое нельзя ни купить, ни отнять силой, и не вынес этого. Я хочу сказать только одно: меня ничуть не удивляет, что кому-то, возможно, хотелось его убить.
– А я вот помню, – сказал я, – что мы с ним всегда ладили. Правда, – я вздохнул, признание далось нелегко, – возможно, я что-то забыл. И если так, то, учитывая все происходящее, мне нужно об этом знать.
– По-моему, вы с ним никогда не ссорились. – Шон протянул руку, взял бутылку, долил всем арманьяка. – Я тоже. Не скажу, что он мне нравился, но лично мне он ничего такого не сделал.
– Мне казалось… – продолжил я. – Может, конечно, я это просто выдумал, но… Доминик ведь докапывался до Леона?
– Да, – подтвердил Дек. – Он измывался над Леоном, причем гораздо сильнее, чем надо мной. Пару раз вроде даже избил.
Хьюго пошевелился, поморщился и, чтобы это скрыть, поднес бокал к губам.
– Ты помнишь что-нибудь такое? – спросил он у меня.
– Нет, – ответил я громче, чем следовало, – не потому что Хьюго хотел меня в чем-то обвинить, вовсе нет, он спросил совершенно спокойно, и всё-таки при мысли о том, что Леона били, а я ничем ему не помог… – При мне он максимум мог как-то его обозвать, обычное дело, ничего особенного…
– Может, я и напутал, – перебил Дек. – Лично я ничего этого не видел, рассказываю, что мне передавали.
– А Сюзанна? – спросил я. – К ней ведь Дом не цеплялся?
Дек пожал плечами:
– По-моему, он вообще не цеплялся к девчонкам. Да и виделись они не так чтобы часто.
– Кажется, однажды он и правда попытался ее охмурить, – припомнил Шон. – Но Сюзанна его отбрила. Она ведь остра на язык.
– Мне пора спать, – сказал Хьюго. – Нет, – он мягко, но очень уверенно взял меня за плечо, когда я попытался было пойти за ним и даже открыл рот, чтобы соврать: я, мол, в туалет, – не сегодня. – И поднявшимся Шону с Деком: – Нет-нет, я вас вовсе не выгоняю. Останьтесь, пообщайтесь с Мелиссой и Тоби, им не помешает компания, не все же им сидеть взаперти со стариканом вроде меня. – Он наскоро обнял каждого одной рукой и улыбнулся: – Спасибо, что навестили, вечер был чудесный, я был очень рад вас повидать. Спокойной ночи. Бывайте.
Мы молча вслушивались в медленный стук и шарканье, пока Хьюго поднимался по лестнице, я поднял руку, когда Дек начал что-то говорить: “Погоди”, и старался уловить мельчайшие его передвижения по дому. Вот Хьюго готовится ко сну. Скрип половиц (Хьюго пошел в туалет), глухие шаги туда-сюда по комнате и, наконец, стон пружин – все это звучало настолько тихо, что я бы и не услышал, если бы не знал, что именно стараюсь разобрать.
– Ладно, – сказал я наконец, – кажется, все в порядке.
– Мы его утомили? – спросил Дек, он выпрямился, перевел взгляд с меня на Мелиссу, пытаясь понять, беспокоиться или нет. – Он поэтому так рано ушел спать?
– Нет, он всегда ложится примерно в это время, – успокоила его Мелисса. – Мы прислушиваемся просто на всякий случай.
– Вы ничуть его не утомили, – сказал я. – Он вам очень обрадовался.
– Мы приедем еще, – пообещал Шон. – Скоро.
На самом деле я толком не понимал, насколько положение серьезно, пока не увидел Хьюго их глазами: как он мучительно шаркает, как сутулится, опираясь на палку, как ввалились его щеки и заострился нос.
– Здорово, – ответил я. – Приезжайте.
– Что говорят доктора? – спросил Дек. – Ну, в смысле, сколько ему осталось?
– Видимо, несколько месяцев. Летом они говорили, месяца четыре, полгода максимум, то есть до зимы, но после радиотерапии ему стало лучше, так что, может, и больше. Разумеется, тут никаких гарантий. Они нас совсем запутали. Может протянуть до весны, а может, завтра его хватит удар.
– Господи, – вздохнул Дек.
– Да.
– Мы приедем еще, – повторил Шон.
– Слушай, – Дек понизил голос и взглянул на потолок, словно Хьюго мог его услышать, – я не хотел при нем, потому что мне показалось, Хьюго как-то не по себе, но Доминик вел себя с Леоном как последний мудак. То есть совсем. Например, он всем наплел, что у Леона СПИД, и от Леона стали шарахаться. А однажды вообще было такое! Доминик с парой дружков подкараулил Леона в душевой, заткнул ему рот его же трусами, чтобы не орал, и попытался засунуть ему в задницу что-то – кажется, бутылку кока-колы, – а потом еще хотел заставить ее выпить. Уж не знаю, получилось ли у них или нет, но… – И, заметив мое лицо: – Неужели ты не помнишь?
– Абсолютно, – ответил я, и это была правда. То, что рассказывал Дек, не вязалось не только с тем Домиником, которого я знал, но и вообще со всем, что мне помнилось; такое ощущение, будто это происходило совершенно в другой школе, не моей, или даже в каком-нибудь триллере о жизни частных английских школ-пансионатов, авторы которого стремились показать неприглядную правду о человеческой природе. – Ты точно ничего не путаешь? Это же невозможно. Я в нашей школе никогда такого не видел. Вообще ничего даже близко похожего. Я люблю Леона, но он обожает преувеличивать.
Во взгляде Дека мелькнуло что-то новое – точнее, глаза его вдруг остекленели, и казалось, что Дек совершенно со мной не согласен.
– Наша школа не была раем, чувак. Не только так, что кто-то над кем-то по-доброму подшутил и потом оба весело посмеялись. Бывала и настоящая жесть.
– Но не настолько же. Я тоже там учился, память у меня, конечно, хреновая, но не до такой же степени. – Я невольно оглянулся на Мелиссу, обычно я при ней не ругался, но она не смотрела на нас, лепила фигурки из свечного воска.
– А я и не утверждаю, что ты должен об этом помнить. Даже не говорю, что ты ошибаешься. С тобою в школе так не обходились. Но это вовсе не значит, что и всем остальным там было хорошо.
– Я пока не выжил из ума. И я не дебил. Если бы вокруг творилась такая херня…
– Вокруг, но не при тебе. Ты же не говнюк, нормальный парень, никому и в голову не пришло бы впутывать тебя в такое. До тебя никто не докапывался, ты ведь мог за себя постоять. А вот такие, как Леон…
– Леон истерик и паникер. Вечно прицепится к какой-нибудь херне и раздует ее до размеров апокалипсиса. Он всю жизнь такой, сколько я его знаю. Меня из-за него как-то раз посадили под домашний арест…
– Про бутылку с кока-колой я слышал не от Леона, – перебил Дек, – а от Оуэна Макардла. Он тоже там был, но вмешаться побоялся – вдруг и ему досталось бы. Ну и смылся по-быстрому. Мне сказал, что пошел за учителем, – может, и правда, не знаю. И Оуэн точно не паникер. Абсолютно. Он испугался по-настоящему, потому и мне рассказал, он же знал, что мы с тобой дружим, и, видимо, подумал, что я и так уже об этом слышал.
Я не мог вымолвить ни слова. Отчасти из-за злости на Доминика и, как ни смешно, на Дека, – мне так нравилось в школе, я вспоминал ее с искренней теплотой, усмехаясь про себя выходкам, которые сходили нам с рук, и вдруг выясняется, что школы, которую я так любил, никогда и не было. Но острее всех прочих чувств был восторг – теперь случившееся обретало смысл.
– Я пытался у тебя разузнать, – сказал Дек. – Деликатно, понимаешь, о чем я? Думал, что Леон тебе все рассказал. Но ты явно понятия не имел о происходящем. И я решил – наверное, Леон, как и я, не хочет, чтобы кто-то узнал, ведь если честно, это не тот случай, которым станешь похваляться, так ведь? Ну и я решил держать язык за зубами. Пусть Леон сам разбирается.
– Он должен был мне сказать, – ответил я. Сердце билось где-то в горле. – Я бы нашел выход.
– Послушай, – Дек подался ко мне через стол, поймал мой взгляд и для выразительности указал на меня бокалом, – я ни в чем его не обвиняю. Леон хороший парень. Мы все прекрасно понимаем, что он ничего Доминику не сделал. Даже если бы и хотел, это все равно что чихуахуа напал бы на Кинг-Конга.
– Понимаю.
– Я рассказал тебе об этом исключительно для того, чтобы ты был в курсе. На случай, если детективы вернутся с вопросами.
– Да, точно. Спасибо. – Голос мой звучал странно, сдавленно, словно я задыхался, но тому были логические причины, так что я не расстроился. – Ты ведь им ничего такого не говорил?
– Нет, разумеется.
– Вот и хорошо. Ты прав: Леон ничего бы ему… а значит, и незачем направлять копов по ложному следу.
– Точно, – закивал Дек.
Леон. Леон отчаянно противился продаже дома: вдруг новый владелец решит спилить деревья – а тут такой сюрприз! Леон предложил выбросить череп и забыть о нем, Леон места себе не находил из-за детективов. Леон стонал, что хочет поскорее вернуться к работе и своему парню, но прошло столько времени, а он до сих пор здесь, он не может уехать… почему? потому что ничего не понятно? У Леона были веские причины желать Доминику смерти. Леон наверняка запомнил, что я в день его рождения фотографировал всех той камерой, и мог испугаться – мало ли чего я там наснимал…
Шон с Деком и Мелисса одинаково встревоженно уставились на меня, и я понял, что не уследил за лицом.
– Мне следовало догадаться, – сказал я.
– Каким образом? – спросил Шон. – При тебе Доминик не стал бы над ним издеваться. Ты же не экстрасенс. Я тоже не знал.
Мелисса взяла меня за руку.
– А может, Леон тебе и говорил, – негромко предположила она, – и ты сказал Доминику, чтобы он отстал от него. А сейчас просто забыл.
– Ага, – усмехнулся я. Вряд ли, конечно. Леон вечно меня подкалывал, мол, тебе все легко дается. Леон вполне мог затаить на меня злобу из-за того, что Доминик над ним издевался, и натравить на меня копов – ведь одноклассники со мной считались, я должен был ему помочь, вступиться за него, а то, что я о случившемся и не знал, Леона вряд ли смущало. – Вполне. Но это очень оптимистичный сценарий.