Андрей напрягся и открыл рот, чтобы закричать.
— Этот песик не лает, — поспешно сказала я. — Он добрый и очень любит играть.
Мальчик громко выдохнул и чуть расслабился.
Собака не спеша вышла из своего укрытия и потопала к нам.
— Он тебя не обидит, — продолжила вещать я. — Тебя в принципе ни одна собака обидеть никогда не сможет. Веришь?
Ребенок кивнул.
Такса подошла ближе, немного помедлила, а потом придвинулась почти вплотную, уселась рядом с Андрюшиной ногой. Мальчик тут же спрятал ногу под лавку.
Песик несколько секунд смотрел на моего «пациента», а потом осторожно потерся носом о его коленку.
Ребенок хихикнул.
— Погладь его, — с улыбкой предложила я.
Но Андрей отрицательно покачал головой.
«Одной беседой тут не обойтись, — раздался в моей голове голос дяди Миши. — Нужна целая терапия. Недели на две».
— Он боится не собак, — чуть слышно сказала я.
«Я уже понял. Но страх-то выражается именно в этой форме. Поговори с его бабкой, пусть хотя бы несколько дней поводит парнишку ко мне. В моем доме живут очень дружелюбные псы, которые почти никогда не лают».
…Разговор с Надеждой Максимовной состоялся уже через полчаса. Сразу после того, как эта милая деревенская женщина громко выразила свой восторг по поводу того, что ее внук сидит рядом с таксой (внук поморщился и закрыл уши руками), хоть с не очень довольным выражением лица, зато тихо и без воплей.
— Чудеса! — выдохнула она. — А мы-то столько времени на докторов потратили!
— На самом деле, работы тут еще громадье, — заметила я. — А к психологу, Надежда Максимовна, вам придется сводить Андрея еще ни один раз.
— Почему это? — удивилась женщина.
— Потому что ваш внук боится вовсе не собак. Его пугают резкие звуки. Лай, крики птиц, громкая музыка. Он не воспринимает четвероногих, как врагов — не думает о том, что собака может укусить или поцарапать. Ему некомфортно от того, что она способна громко страшно гавкнуть. Вы знаете, в нашем мире полно разных неприятных звуков, и изолировать мальчика от них при всем желании не получится. Поэтому стоит еще раз обратиться к специалисту, чтобы он посоветовал, как научить ребенка жить со всем этим в относительной гармонии.
Гостья почти минуту задумчиво рассматривала своего внука.
— Так значит, собак Андрейка больше бояться не будет? — уточнила она.
— Кричать и прыгать на головы к окружающим при виде дворняжки не станет точно, — улыбнулась я. — Однако ему еще предстоит осознать, что с четвероногими можно дружить. Для этого его нужно познакомить с добрым спокойным псом. Такой как раз живет в соседнем с нами доме, вон в том — с зеленой крышей. Если хотите, мы можем договориться с его владельцем, чтобы он разрешил мальчику немного с ним поиграть.
— Это было бы очень хорошо, — кивнула Надежда Максимовна. — Ох… Ты не представляешь, Люда, какие Андрей истерики из-за собак устраивал! Я его куда угодно отведу, лишь бы он перестал их бояться.
— Страх может сконцентрироваться на чем-нибудь другом, — заметила ей. — На работающем перфораторе, отбойном молотке или каркающих воронах. Поэтому еще раз: обязательно обратитесь к психологу.
— А с соседом по поводу пса я поговорю, — добавила моя бабушка.
Надежда Максимовна кивнула, взяла внука за руку и, пообещав, что завтра передаст мне в качестве благодарности за работу пару литров свежего парного молока, отправилась домой. Такса не спеша поковыляла за ними — провожать.
— Бабуль, — задумчиво сказала я, глядя этой компании в след, — а разве оборотни могут принимать разные обличия? Я думала, что вторая ипостась у них фиксированная.
— Не совсем, — ответила бабушка. — Это биологический вид у них фиксированный — если кот, значит кот, если пес, значит, пес. А порода может меняться и быть разной.
Чудеса…
Ближе к вечеру небо над Волховским затянуло грязными серыми облаками. Было по-прежнему жарко, однако в воздухе повисла душная влажность, будто перед сильным ливнем.
Дождя, впрочем, так и не случилось, зато в какой-то момент в селе громко завыли собаки. Не оборотни, а обычные Шарики и Полканы. Страдали они в каждом дворе, да так горько и тоскливо, что становилось откровенно не по себе.
— Что-то случится, — задумчиво сказала бабушка, вслушавшись в собачьи песни.
— Думаешь? — недоверчиво откликнулась я. — Разве не могут они выть просто так? Или, скажем, из-за перемены погоды?
— Просто так, Люся, в мире ничего не случается, — покачала головой Валентина Петровна. — Да и погода у нас нормальная. Сердцем чую — быть беде.
Сердце бабулю не обмануло.
Едва мы сели ужинать, как дверь нашего дома распахнулось, и в кухню влетел бледный, как бумага, дядя Игнат.
— Валя, — его голос дрогнул. — Там Зине плохо. Умирает она, Валя.
Бабушка побледнела и мгновенно вскочила на ноги.
— Идем.
— Валя, — сосед замялся. — Сдается мне, что помогать там уже некому. Лечить ее бесполезно…
— Много ты понимаешь, — жестко оборвала бабуля. — Доктор нашелся! Люся, что сидишь? Поднимайся, пойдешь с нами.
Я не двинулась с места.
«Я скоро умру, Мила. Совсем скоро… Когда отходить буду, не вздумай в избу мою приходить…»
— Не пойду, ба, — пробормотала в ответ. — Семеновна сказала, что мне к ней нельзя.
— И то верно, — поддержал меня Игнат. — Не бери девчонку, Валь. Ты же знаешь, КАК умирают черные ведьмы.
— Знаю, — кивнула бабуля. — Потому-то и беру — говоруха там может очень пригодиться. А ты, Люся, не трусь. Тебе магию осваивать надо, а тут уж без боевого крещения никак. Поэтому хватит болтать. Зине сейчас очень наша помощь нужна.
Ну, раз нужна помощь…
Я нерешительно встала из-за стола. Бабушка тут же схватила меня за руку, и мы практически бегом выскочили на улицу.
— Мужиков позови, — на ходу велела она дяде Игнату. — И пусть топоры возьмут. Вдруг она правда при смерти?..
До дома бабы Зины мы добежали за несколько минут.
На подходе к ее избе у меня появилось сильное желание развернуться и броситься обратно, совсем как вчера, перед встречей с лесной навкой. И, как выяснилось, не напрасно.
Едва мы вошли во двор, как из открытого окна донесся громкий жуткий звук — то ли протяжный стон, то ли скулеж, то ли сдавленный звериный вой.
Бабушка решительно распахнула дверь, и мы с ней буквально ввалились в полутемные сени. Через несколько секунд вслед за нами в дом вошли дядя Игнат и Евгений Алексеевич — рыжий огневик-пожарный.
Баба Зина обнаружилась лежащей за ширмой на своей узкой кровати. Ее лицо было бледным и перекошенным, глаза бегали, пытаясь поймать фокус, а руки — раскинуты в стороны, как у сломанной куклы. Она хрипела, выла и визжала, подпрыгивая на кровати, будто кто-то дергал ее тело за веревочки.
— Тетя Валя, что это с ней? — чуть дрожащим голосом спросил огневик.
— Инсульт, — жестко констатировала бабушка. — Ты прав, Игнат, спасать тут некого. Почти все нейроциты мертвы, мозг восстановлению не подлежит.
— А разве инсульт таким бывает? — удивился Евгений, пытаясь перекричать воющую и бьющуюся в конвульсиях старуху.
— Нет, — взгляд бабушки тоже стал жестким. — Это бьется не Зина. Но помочь нужно ЕЙ, ребята.
Мужчины согласно кивнули.
— Люся, теперь сконцентрируйся и не зевай. Все готовы?
Лично я к тому, что произошло дальше, не успела подготовиться ни физически, ни морально.
Бабуля подошла к Семеновне ближе. А потом вдруг сделала пасс рукой — быстрый и точный, словно развязала невидимый узел. И начались жутики.
Тело Зинаиды Семеновны изогнулось дугой, и из него, как шампанское из бутылки, повалил густой черный дым. Впрочем, спустя долю секунды стало понятно, что никакой это на самом деле не дым, а сотни бестелесных существ, вроде того грязного облачка, мучившего жену дяди Игната.
Избу в тот же миг наполнил громкий противный треск, скрежет и писк, будто в воздухе очутились тысячи насекомых. При этом, во всей этой какофонии слышалась явная, торжествующая радость — жуткая, леденящая душу.
Я потрясенно наблюдала, как вопящие существа выходят из маленького человеческого тела и превращаются в единое черное облако. Наблюдала недолго, потому что это самое облако вдруг вытянулось наподобие длинных темных рукавов и потянулось ко мне.
Рыжий огневик мгновенно сформировал в руках сгусток пламени и метнул его в самую гущу отвратительной массы.
— Женя, не надо! — испуганно крикнула бабушка. — Дом сожжешь!
Она оказалась права — огненный ком прошил облако насквозь и шлепнулся на пол. Деревянные половицы тут же занялись ярким пламенем, но бабуля быстро сбила его одеялом, лежавшим в ногах Зинаиды Семеновны.
Это происшествие, впрочем, на настрой черного облака никак не повлияло.
Меня же тянущиеся «руки» вдруг разозлили.
— Прочь! — хрипло крикнула я. — Уходи! Не смей меня трогать!
Рукава замешкались, будто наткнувшись на невидимое препятствие, а потом потянулись к дяде Игнату. Оборотень тут же выпустил из пальцев длинные когти и ловким движением полоснул ими по «руке».
— Убирайтесь отсюда! — продолжила кричать я. — Исчезните, пропадите! Вон!
Продолжая выть и скулить, рукава снова распались на отдельных существ. Теперь эти твари не нападали, а, словно повинуясь моему приказу, начали биться в стены, окна, дверь, пытаясь выбраться наружу. Бабу Зину при этом продолжали сотрясать судороги, теперь уже мелкие, похожие на нервную дрожь, а из ее рта, носа и ушей снова повалил черный жуткий дым.
Моя бабушка бегала вокруг кровати, размахивала руками, что-то бормотала, однако толку от этого было мало.
— Ох, сколько ж вас! — воскликнула она. — Ребята, нужен выход! Рубите потолок!
Дядя Игнат пулей выскочил из комнаты и бросился на чердак. Огневик же прицелился и выпустил в указанную Лекарцевой-старшей точку короткую стрелу огня. В потолке тут же появилась обугленная дыра — как раз над головой Зинаиды Семеновны. Спустя минуту раздался яростный стук топора, и в получившееся «окошко» потянулся тонкий черный столб.