Между тем, такое ответственное отношение к работе в некотором роде вышло доктору Лекарцеву боком. Дело свое ему часто приходилось делать в ущерб семье, а это категорически не нравилось моей матери. Ей было абсолютно все равно, что заработки супруга растут с каждым днем, что его уважают коллеги и знает в лицо практически весь город. Она рассуждала так: какая разница насколько успешен мужчина, если жена и дочь его видят только в больничном коридоре и иногда по телевизору?
Папа, конечно, оправдывался, отшучивался и вообще всячески пытался нас задобрить. Собственно, меня задабривать было и не нужно. Я всегда считала своего отца едва ли не героем, способным вовремя обнаружить в теле человека невидимого врага. К тому же, почти все свое свободное время папа посвящал именно мне, а потому мы с ним были и остаемся до сих пор очень хорошими друзьями.
С мамой же дело обстояло иначе. Недовольство между ею и отцом с каждым годом все росло, накапливалось, и в конечном итоге вылилось в развод.
На самом деле, мои родители молодцы. Свои отношения они всегда выясняли тихо, изо всех сил стараясь не привлекать к этому мое внимание, а разошлись так и вовсе забавно — в год моего поступления на первый курс факультета журналистики.
Да, так уж вышло, что я (к великой радости матери) в нашем семействе оказалась «засланным казачком» и продолжить врачебную династию не сумела (химия — это определенно не мое, а без знаний по данному предмету в медицинский университет, к сожалению, не берут). Папа и бабушка к такому повороту событий отнеслись с пониманием — не судьба, так не судьба.
Бабуля, к слову, несмотря на то, что территориально находилась за сотни километров от города, нашей жизнью всегда интересовалась очень живо и сердечно. Мы часто разговаривали с ней по телефону, раз в несколько месяцев приезжали в гости. Маме, правда, эти поездки удовольствия не доставляли, поэтому в какой-то момент произошла смена ролей — бабуля стала приезжать к нам сама.
С тех пор прошло много лет. Родители давно живут отдельно, я окончила университет, устроилась на работу, приноровилась к ритму новой жизни и даже наметила себе в ней неплохое место.
Однако, где-то я, видно, ошиблась, раз мой неиссякаемый оптимизм находится теперь в полузасохшем состоянии, в голове вместо ясных мыслей — каша, а сама я ощущаю себя равнодушной амебой, плывущей по течению.
Быть может, необычное село, затерянное среди лесов и полей, сумеет помочь мне привести себя в норму?..
На нужной станции поезд остановился в шестом часу вечера. Там меня уже ждали. Едва я спрыгнула с подножки на поросшую мелкой травкой бетонку пассажирской платформы, как тут же оказалась в крепких бабулиных объятиях.
— Приехала, моя звездочка, — радостно заахала бабушка, звонко целуя меня в обе щеки. — Господи, а отощала-то как! Одни кости и глаза остались! Не кормят тебя в твоем городе, что ли?
— Кто бы говорил! — весело ответила я, с удовольствием обнимая Лекарцеву-старшую. — Конституция-то, между прочим, у меня твоя.
И это самая чистая правда. Наша Валентина Петровна всегда была стройной и изящной, а теперь, в неполные восемьдесят лет, и вовсе высохла до состояния божьего одуванчика. К слову сказать, на эти неполные восемьдесят бабушка совершенно не выглядит — глаза у нее ярко-зеленые и лучистые, морщин на лице немного, осанка прямая. О солидном возрасте напоминают только пепельные от седины волосы (она за всю жизнь их ни разу не красила) и руки — с желтой пергаментной кожей и кучей пигментных пятен. Рук своих бабуля обычно стыдится, а потому на людях всегда носит перчатки — зимой вязаные, летом тонкие матерчатые.
Внешне я на бабушку не очень похожа, если не считать зеленых глаз и пресловутой конституции, однако надеюсь, что в ее годы (если, конечно, до них доживу) буду выглядеть так же моложаво.
— Моя не моя, а чуток откормить тебя надо, — подмигнула мне бабуля. — Зря ты, что ли, в гости приехала? Я уж для тебя и пирогов напекла, и курицу зажарила.
— Здорово!
— А чтобы нам с тобой до Волховского пешком через поля не топать, я попросила Игната — моего соседа подвезти нас на машине.
Дядю Игната — статного седоватого мужчину лет шестидесяти я, конечно, не вспомнила, а потому пришлось нам знакомиться заново. Собственно, после этого у меня возникло предположение, что знакомиться заново в Волховском мне придется со всеми. Впрочем, по словам бабушки, особой беды в этом не было, так как прежнее население села за последние семнадцать лет сократилось почти на треть («что поделать, Люсенька, у каждой жизни есть свой срок»), зато появилось несколько дачников, которые, как и я, приехали сюда отдыхать.
Машина дяди Игната — старенькая, но приличная на вид Волга, быстро и с ветерком домчала нас практически до калитки.
Выбираясь из душного салона на воздух, я отметила, что бабулин дом остался таким же, каким я запомнила его в детстве — одноэтажный, из белого кирпича, с широкими окнами и аккуратным палисадником.
Однако стоило сделать к нему несколько шагов, как от растущих на углу пышных кустов сирени, к нам навстречу поспешила черная сгорбленная фигура, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся маленькой плотной старушкой в темном платье и стареньком платке, повязанном на цыганский манер.
— Неужто внучка к тебе приехала, Валентина? — проскрежетала она скрипучим старческим голосом.
— Как видишь, Зиночка, — приветливо улыбнулась ей Лекарцева-старшая. — Выбралась, наконец-то, из города бабушку навестить.
— Лучше поздно, чем никогда, — добродушно усмехнулась старушка. — Помнишь ли ты меня, Милочка?
У меня на мгновение перехватило дыхание.
— Помню, — серьезно сказала я. — Здравствуйте, Зинаида Семеновна.
А потом шагнула к ней и крепко ее обняла. Оставшаяся позади бабуля испуганно охнула. А старая Семеновна обхватила меня в ответ руками и тоже прижала к себе — на одно лишь мгновение, а потом мягко отстранила в сторону.
— Хороша, — с восхищением сказала она. — Красавица! А уж силища-то какая! Но сохлая вся, серая. Подкормить тебя надо, говоруха. Слышишь, Петровна?
— Слышу, — отозвалась бабуля. — Не переживай, Зина, подкормлю.
Схватила меня за руку и решительно повела к калитке.
— Ты что же, Людочка, правда Семеновну узнала?
Я кивнула.
Только в моей детской памяти она выглядела иначе. Не было у нее тогда поникших плеч и сгорбленной спины, а лицо не напоминало печеное яблоко. Если не ошибаюсь, среди местных жителей баба Зина слыла человеком замкнутым и нелюдимым, да и вообще особым авторитетом в селе не пользовалась.
Между тем, наше семейство она почему-то выделяла среди всех остальных: с бабушкой была особенно вежлива, моего отца при встрече целовала в обе щеки, а мне приносила в подарок пряники или конфеты. А еще почему-то звала Милой — видимо, другие сокращения моего имени ей не нравились.
Спать мы с бабушкой отправились после полуночи. Поужинав, еще долго сидели и разговаривали. Обсудили кучу тем, причем, большая часть из них касалась, конечно же, меня. Лекарцеву-старшую интересовало все — моя работа, отношения с начальством и коллективом и, конечно же, расставание с женихом.
— Вы так долго были вместе, — задумчиво сказала бабуля. — Мне казалось, что Игорь — очень достойный мальчик.
— Тебе не казалось, — пожала я плечами. — Он действительно хороший. Добрый, умный. А уж как здорово умеет готовить кофе! Но мы друг другу жутко надоели, бабуля. Пытались как-то оживить отношения: свидания назначали, в театры ходили, даже письма писали. И все равно какая-то глупость получалась. Знаешь, я в последнее время, когда с работы возвращалась, постоянно загадывала, чтобы его не было дома. Ну, чтобы он на работе задержался или к друзьям в гости ушел. Причем, с ночевкой. Не думай, Игорь меня не обижал, просто опостылел до невозможности, — я криво усмехнулась. — Честно говоря, мне сейчас многое опостылело, если не сказать все. Чувствую себя жутко уставшей. Подруги говорят, что я похожа на унылую куклу. Так странно… Все вокруг будто потеряло цвет, стало серым и скучным. Даже дышать тяжело, понимаешь?
— Понимаю, — кивнула бабушка. — Это ведь вполне закономерно, Людочка. Каждому человеку время от времени требуется полноценный отдых. Не переживай, милая, здесь ты быстро наберешься сил.
…Для ночевок бабуля выделила мне небольшую спаленку с кроватью-односпалкой, высоким старым шкафом, скрипучим деревянным стулом и милыми ажурными занавесками на окне.
Укладываясь в постель, я чувствовала себя, как никогда спокойной и умиротворенной, а потому уснула, едва моя голова коснулась подушки.
Сон был мягок и безмятежен. Но, к сожалению, не долог.
Спустя примерно час после того, как мы с бабушкой пожелали друг другу спокойной ночи, случилось что-то, заставившее меня буквально подскочить на кровати. Несколько секунд я растерянно моргала, пытаясь сообразить, что произошло. И вдруг подскочила снова — с улицы внезапно раздался вой, громкий, звериный, леденящий душу.
Что за?..
Я спрыгнула на пол и босыми ногами пошлепала к окну.
Неужели волк?..
Но из окна оказался виден только забор и растущие возле него высокие кусты сирени.
Стараясь не шуметь, я вышла в соседнюю комнату, которую бабушка из-за наличия в ней телевизора гордо именовала залом. Комната была озарена мягким лунным светом, льющимся из двух широких окон. Я приникла к стеклу одного из них, вгляделась в темноту.
У забора явно кто-то стоял.
— Люда, почему ты не спишь? — раздался вдруг заспанный бабушкин голос.
— Ба, тут кто-то есть, — чуть дрожа от волнения сказала я. — Он стоит у ограды и воет.
— Ну кто там может выть? — с некоторым раздражением пробормотала бабуля, выходя из своей комнаты.
Словно отвечая на ее вопрос, неведомый гость снова издал протяжный громкий звук.
— Ба, у вас тут что, волки водятся? — чувствуя, как похолодели мои руки, поинтересовалась я.
— Да какие волки! — всплеснула руками бабушка. — Это Мишка, сосед!