А я попалась в лапки «смешинки» и никак не могла успокоиться.
— Будет тебе архив… но не тот. Честно. Со дня на день.
— Если не тот, то какой?
— Старый, — воспоминание о смертоубийственной авантюре настроило на серьезный лад. — Формально он считается утерянным, но я знаю, где место и как туда пробраться, — и с кем там столкнуться — тоже.
— Точно?
— Да-да, иногда так хочется верить людям, но они обязательно докажут, что не стоит… — я иронично хмыкнула. — Ты почему такой недоверчивый? Из нас двоих только я всегда была честной. И раз сказала, будет, значит, будет. Из-под земли достану, — в прямом смысле этого слова. Ибо мне архив тоже нужен. И надеюсь, что после мы не подеремся, деля добытое.
— Из нас двоих только ты не любишь наблюдателей так, что это вызывает недоверчивость. И ожидание каверзы.
— Кроме окна ничего походящего в голову пока не приходит, — пожаловалась на скудность фантазии. — А повторяться не люблю. И…
Я замерла. Неприятное предчувствие горьким комком желчи подкатило к горлу, и я непроизвольно втянула носом воздух. Запах. Далекий, но четкий. Знакомый и незнакомый. Знакомого вида существ, но лично не знакомой нечисти. Не местной. Но так пахли «скорпионы». Раскаленный воздух, обжигающий легкие, вызывающий удушливый кашель. Выходя на охоту, они заранее «разогревали» округу, дезориентируя тех, кто мог помешать. И добычу, чтобы не удрала.
…а вокруг добычи уже мерцали пылинки песка. Опять по мою душу.
Гоша тоже что-то ощутил. Закашлялся и глянул на меня сердито.
— Тс-с!.. — шикнула. — Это не я! Тихо!
Знакомый болотный запах концентрировался в двух точках, приближающихся с разных концов парка. Двое старых, трое мелких. С последними проблем не будет, а вот со старыми… будут. Они пахли не только кроличьей норой, но и убийственным заклятьем.
Я быстро скинула куртку, закатала рукава водолазки и изучила иммунные тату. Так, «скорпиончики», вас у меня трое…
— Гош, давай руку.
— Зачем? — но руку протянул.
— Бафну и обкастую, — я «раздавила» татушку, осторожно взяла двумя пальцами липкое желе яда и бросила его на широкую наблюдательскую ладонь. — В кулак сожми.
— Что сделаешь?..
— Защиту дам. Терпи, пощиплет немного… Ты что, в компьютерные игры не играешь?
— Нет, и не думал, что ты играешь, — он скривился, разминая онемевшую ладонь.
— Двадцать первый век развивается стремительно, и нужно быть в тренде. Это отличный боевой симулятор и тренировка рефлексов.
— Кто? Сколько? — наблюдатель принюхался. — Это они так воняют?
— Да. «Скорпионы». Пятеро, — запах стал острее. Пора торопиться.
— Справишься?
— С твоей помощью.
Он красноречиво приподнял бровь, собираясь напомнить о собственной антуражной силе и заодно пройтись по моему склерозу и еще чему-нибудь, особо выдающемуся, но я перебила:
— Морды же бить умеешь? Так иди и бей. Ужалят — не парализует. Вон туда, — и показала на дальний конец аллеи. — Оттуда мелочь нагрянет. Главное — хвост ликвидируй. Одним ударом хвоста они перебивают колени на раз. Но вот здесь, — я хлопнула наблюдателя по копчику, — есть слабое место. У молодежи панцирь на спине срастается медленно, пластины к коже пригнаны неплотно, сидят на «ножках», и между ними есть зазоры. Края пластин острые, так что в кожу вгонишь — и дело в шляпе. Место запомнил? Копчик. Там узлы нервных окончаний, отвечающих за работу хвоста и ног. Перебьешь — победил. Понял?
Он молча и сосредоточенно кивнул. Я хлопнула его по плечу и ухмыльнулась:
— Приобщайся, наблюдатель. Лови.
Гоша поймал прозрачный силовой клубок, и тот растекся по кожаной куртке и джинсам дополнительной защитой, набух на пальцах присосками, забирающими воздух. Брось его в воду и надейся, что он хотя бы вынырнет… Но, не будь двух старых, я бы не разделялась. Наверное. Наблюдателю лучше не видеть… как я нарушаю все правила.
Я ободряюще улыбнулась и поспешила навстречу своим недругам, попутно раздавив вторую «иммунку». И услышала вслед:
— Как давно на тебя охотятся?
Я помедлила, но ответила:
— С тех пор, как. Знаешь же сам, зачем спрашиваешь?
Совесть забеспокоилась, но… я не нянька и не телохранитель. Раз решил со мной связаться — пусть участвует во всех моих… удовольствиях. И привыкает. Меня вторая наставница воспитывала так же. Галя преподавала теорию и носилась с нами, как курица с цыплятами, а у Изольды Дмитриевны была армия. Кроссы и прочая физподготовка — обязательно, но еще пуще она тренировала рефлексы и бойцовскую психологию. На практике.
То, что из меня не получится ни медиум, ни травница, ни гадалка Галя поняла на третьем уроке.
— Поговори с Изольдой Дмитриевной, — попросила Верховную. — Может, она захочет подготовить еще одну боевую ведьму.
Изольда Дмитриевна — легенда боевых. Гоняла на мотоцикле, носила «кожу» в заклепках-черепках и со стороны походила на байкершу на пенсии. Совершенно седая, в красной бандане, с сетью шрамов на загорелом лице, она посмотрела на меня и скривилась:
— Дохлая и мелкая.
Сама же знаменитая ведьма была ростом метр пятьдесят, а то, что я в тринадцать лет ниже ее всего-то на два сантиметра, в расчет не принималось. А я так хотела у нее учиться, что поборола природную робость и заявила:
— Еще вырасту и вас уделаю!
— Ульяна! — привычно прикрикнула тетя Фиса.
А Изольда Дмитриевна усмехнулась:
— Что, поспорим?
— Поспорим! — ответила смело.
И десять лет она гоняла меня, как сидорову козу. А сама в это время медленно умирала от проклятья. Прабабка не простила, что ведьма променяла наследное знахарство и служение роду на работу в Круге. И в последний год она не вставала с постели, не забывая, правда, муштровать меня.
— Удушающую сферу сделала? А ну-ка, покажи! Плохо, Ульяна, отвратительно! — сипела гневно. — Иди и тренируйся! Через час покажешь!
И я уходила, понимая, что Изольда Дмитриевна не хочет казаться слабой и немощной, не выносит жалости. И однажды, вернувшись, нашла вместо полуживой, но бодрой наставницы высохшую мумию.
— Такая яркая, живая… — плакала на похоронах Галя.
А я ходила замороженной, еще не понимая, как опустел без легендарной ведьмы мой мир. И сразу после похорон собрала рюкзак и уехала, куда глаза глядят. Изольда Дмитриевна завещала мне гору полезных амулетов и тонны записей с наставлением продолжать учебу. И обязательно уделать ее — по числу побежденной нечисти, подвигам и геройствам. В поезде я проревелась, но вернуться и встать в Круг не решилась. Пока не пришло время. Оно всегда приходит… в свое время.
Я вытерла слезы воспоминаний и оценила расставленные на автомате ловушки. С противоположного конца аллеи донесся вопль боли. Вроде, не наблюдательский. Мелочь-то шустрее, горячее, рвется в бой и жаждет обставить старших. А старшие шли неспешно, точно прогуливались. Давя сухую листву и не глядя по сторонам, спокойно и несуетливо. Я отступила к обочине, сливаясь с воздухом, растворяясь в прозрачной темноте. И в груди трепыхнулся пойманной бабочкой азарт, поднимая волны эйфории и унося страх. И как наяву услышался суровый голос Изольды Дмитриевны:
— Не жди. Действуй. Нападай первой и дерись, как черт с наскипидаренной задницей. Не выживай. Побеждай. Попытаешься выжить — умрешь. Уйдешь в защиту — умрешь. Испугаешься царапины или боли — умрешь. Побеждай и останешься в живых. У тебя три минуты. Время пошло. Убивай.
«Скорпионы» поравнялись со мной, споткнулись и захрипели, забились в удушающем мешке. Я быстро стянула концы воздушной нити, закрывая ловушку. Вокруг долговязых фигур замерцало пустынное пламя, по моим ногам ударил горячий песок и, подхваченный ветром, метнулся к лицу. Я вскинула правую руку, закрываясь, подпрыгнула, уворачиваясь от песчаного хвоста. Пальцы левой руки свело судорогой, воздушная нить раскалилась и рвалась из ладони, вспарывая кожу.
Разметав песок, я с усилием дернула на себя нить, крепче стягивая удавку, намотала ее на кулак. Горячий воздух разошелся кругами, как вода от брошенного камня, и я враз вспотела. «Скорпионы» забились и полузадушено захрипели, колотя клешнями по воздуху, и на прозрачной поверхности мешка проступили искаженные костлявые лица. Крупицы песка с сухим треском бились об асфальт, то дергаясь хвостом, то рассыпаясь.
Чувствуя, как слабеет сопротивление, я дернула за второй воздушный шнур, активируя следующую ловушку. Эти сильнее одного «паука». Рискну сберечь их жизни — потеряю свою. Под дрожащими костлявыми ногами «скорпионов» распахнулась вакуумная воронка. Работает всего пять-семь секунд, добивая. Сипение, судороги, и я отпустила нити. Пошатнулась, отступила и устало осела на поребрик. Проклятая история… Со стороны Гоши раздался очередной вопль, и я поморщилась. Надо уходить, пока сочувствующие полицию не вызвали…
Я потянула за третий шнур, и тела «скорпионов» накрыло коконом. По горячему асфальту, взъерошивая опавшие листья, поползли спирали песка. Да, нет тела — нет дела… Ветер подхватил песок, разнося его по городским улицам. А нет следов — нет обвинений. Да, без суда и следствия имею право только сдохнуть, если не хватает мастерства, чтобы парализовать. Или — использовать козырь, данный рождением.
Достав из кармана джинсов платок, я вытерла грязное лицо и посмотрела на левую ладонь. Шевельнула посиневшими пальцами и сморщилась. Порванная нитью кожа затягивалась с каждым следующим вздохом. А боли, как обычно, не было. Моя левая половина тела малочувствительна к таким мелочам. И переучили, и отучили.
На аллее раздались быстрые шаги. Я подняла голову и встретила озабоченно-настороженный красный взгляд.
— О, ведьма… — Аспид споткнулся и махнул сотовым телефоном: — Хоть ты, раз до другой не дозвониться.
— Добрый вечер, — буркнула я, прислушиваясь к наблюдателю.
Ни воплей, ни возни. Но живой. Дышит. Сидит на лавочке, потирая колено, и с чувством поминает некую ведьму и ее ближайшую родню. А мелочь удрала и затерла следы известным заклятьем. Плохо.