— И сколько жертв надо для оживления?
Сволочь бессердечная…
— Много. Десятки. И чтобы работал постоянно — еще десятки. И жертвы на каждый призыв. Но, Гош, это тьма высшего порядка. Даже создание хуфии — детский сад рядом с вызовом подконтрольного беса. И как можно признать нерабочим живой алтарь? — я подняла на него взгляд: — И как вы прозевали такую магию? Как? Двести лет назад вы не были такими лояльными — вы убивали по первому же подозрению. Это сейчас — проверки, расследования, а тогда… Тьма от таких заклятий резонирует на сотни километров и не один год. И не застревает в подземельях, как… мои развоплощения. А алтарь создается лет пять-десять. Как вы могли прозевать такую магию?
— Очень правильный вопрос, — согласился он и снова подбросил в воздух иллюзию. Кристалл замерцал на свету, заискрил острыми гранями. — И ответ тебе известен.
Я помолчала, посопела в кружку и тихо заметила:
— А говорят, вас невозможно купить…
— Всё в этом мире покупается и продается, дело — в цене. И в слабых местах покупателя, — наблюдатель налил себе кофе. — И то, что это дело спустили на тормозах, то, что не уничтожили алтарь, то, что сохранили ключ-карту…
— …и то, что ты здесь неофициально…
— Да. Фактически я должен был вернуться после шабаша, но вернулась моя иллюзия. Всех не провести, но время выиграть можно.
— Зачем? Тебе-то это зачем?
— Снятся, — ответил он просто. — С тех пор и каждую ночь. И те, кто умер. И те, кто еще может стать жертвой, — он устало потер небритую щеку: — Надоели… до смерти. Хочу закрыть… и алтарь, и это дело.
Ладно. Увертюра оценена по достоинству. Пора переходить к основным действиям.
— А зачем это мне? Причем тут я и… мои способности? — я отставила пустую кружку.
— Кофе? — Гоша по-хозяйски загремел чашками-ложками и неожиданно извинился: — Ульяна, прости за допрос. Я не имел права проводить его… в таких условиях. Призрак верно заметил: я порой путаю живых людей и свои иллюзии. И иногда забываю, что люди — это не только работа. И что ведьмы — тоже люди, — и мне вручили чашку кофе: — Извинишь?
Голос вроде… человеческий, но взгляд холодный, прощупывающий. Я взяла чашку и наморщила нос:
— Тебе мое прощение не нужно, а я извинения для галочки не принимаю. И давай ближе к делу. Утро уже, а ночь была… непростой.
На нервной бодрости и силе духа я могла держаться до трех суток почти без сна, хотя при Изольде Дмитриевне выдерживала бессонную неделю с каждодневной максимальной тратой сил. Но знала, что усталость может в любой момент свалить с ног, камнем по маковке и в сон на пару суток. И появление этого «момента» не предсказать — может, через пару часов, а может, и через пару минут. И кофе — не панацея. Разве что… шок встряхнет.
— Хорошо, к делу так к делу, — легко согласился наблюдатель и вернулся к столешнице.
Взял свою кружку, и передо мной повисла очередная иллюзия. Черно-белый портрет, небрежный карандашный набросок. Молодая девушка.
— После пещеры я начал копать. Перерыл гору материалов, но нашел папку с делом ведьмы, к которому прилагалась ключ-карта. Ведьма — ничего особенного. Казнили по обвинению в черной магии почти лет двести лет назад. А вместе с ней — и пятерых помощниц. И одна из них, — он кивнул на портрет, — заинтересовала. Посмотри внимательно. Ничего не замечаешь?
Портрет… смущал. Я не понимала, чем именно, но, да, он интересовал. Было в нем что-то подозрительное. Словно я уже видела это лицо.
— А что я должна заметить?
Гоша посмотрел на меня многозначительно и предъявил второй портрет, вернее фото — старое, пожелтевшее, расплывчатое. Сходство с рисунком было видно невооруженным глазом. И то, что это очередное наблюдательское воспоминание, угадывалось по слабому запаху старой пыли.
— Это я нашел в архиве соседнего в вашим Круга.
— Куда тебя опять сослали за профнепригодность? — съязвила, хмуро изучая оба портрета.
— Почти, — хмыкнул мой собеседник. — Та же «казненная» ведьма, но спустя почти сто лет. Описание способностей — один в один, в обоих делах. По документам она героически погибла при исполнении, изгоняя беса, — и под фото развернулись пожелтевшие страницы, исписанные черными чернилами.
— Сто лет? — повторила я, подавшись вперед, но строчки были нечитаемыми. — А четкости можешь добавить?
— Позже, — и соорудил третью иллюзию. Опять фото, черно-белое и еще более подозрительное. — А это уже из вашего архива, — и кивнул на стол. — Верхняя папка слева. Делу — пятьдесят лет.
— Я ее где-то видела, — сказала уверенно.
— Конечно.
Четвертая иллюзия стала ударом под дых. Задохнувшись, я смотрела на собственную фотографию двухлетней давности. Отросшие волосы, вьющиеся по плечам, обреченный взгляд типа «Надо, Уля! Улыбочку!..», собственно, улыбочка, кривая и натянутая… Эту фотку…
— У отца увидел? — спросила сипло.
Сходство с тремя первыми портретами было неуловимым, но очевидным. Вздернутый нос, разрез и прищур глаз, улыбчивая форма губ, мелкие кудри…
— За него и зацепился. Вы с отцом очень похожи.
Я молчала, переводя потрясенный взгляд с одного вещдока на другой.
— Но лица — лицами, это не прямое доказательство, — наблюдатель сунул мне папку. — Главное — способности, и явные и скрытые. Свойства «угля», как я слышал, с возрастом не меняются. Как и сфера силы. Что в Ночь выбора получил — то всю жизнь и используешь. И, что самое главное, они не наследуются, как внешнее сходство. Изучай.
Я уставилась на пожелтевшие страницы, убористо исписанные синими чернилами, и вчиталась. По спине поползли мурашки, и враз взмокли ладони. Мы с ведьмой не просто похожи, как близнецы, мы одинаковые. «Угли», как отпечатки пальцев, имели уникальные энергетические рисунки. А у нас с ведьмой рисунки были одинаковыми, как и сфера, как и дефект «угля». Я посмотрела на иллюзорные страницы и вчиталась в старый текст. То же самое.
— Это не я… — и растерянно съежилась под внимательным наблюдательским взглядом.
Страх накатил липкой волной. Я не боялась ни бесов, ни хуфий, ни… Ничего материального или маломатериального. Но от таких мистических совпадений кровь стыла в жилах, и нервно дрожали руки. Ведь не я же…
— Это я понял через неделю после нашего знакомства, — он присел на корточки и осторожно начал вытягивать из моих рук папку, но я судорожно вцепилась в нее, не в силах разжать пальцы. — Уля, отдай, порвешь… Ведьме — больше двухсот лет, а тебе — едва ли сорок. Когда «уголь» кристаллизуется, а сила успокаивается и перестает толкать ведьму на самоубийственные и импульсивные поступки?
— К половине жизни, — процедила я, сообразив, о чем дальше пойдет речь, — к семидесяти пяти годам.
— Да, Ульяна, — Гоша улыбнулся. — Окно. Оно окончательно расставило всё по своим местам. Не сказать, что это было приятно, но сомнений в твоей личности стало меньше. Двухсотлетние ведьмы не выбрасывают поклонников из окна только потому, что они «вдруг» оказываются наблюдателями. И не оставляют в живых, если понимают, что под них копают. А она поняла. И выставила на всеобщее обозрение твою кандидатуру.
Я уставилась на него недоуменно.
— Если бы ведьма хотела тебя убить — убила бы, — пояснил он и таки вырвал из моих рук помятый вещдок. — А она моделировала ситуации, в которых ты ошиблась и раскрывалась. И она явно из Круга, если знает тебя, как облупленную. Необязательно планировать хорошую поставу, достаточно подозрений. Мы ведь обычно не копаем на месте. В изолятор — и там подробный разбор. И наши приемы она тоже хорошо знает. Время за счет тебя выиграла много.
А мне пришел в голову только один аргумент:
— Но ведь ни одна из ведьм Круга на меня не похожа!..
— Уль, я тебя умоляю, — наблюдатель поморщился. — Двадцать первый век на дворе, и косметология творит чудеса. Пара операций — и мать родная не узнает. Чтобы изменить внешность, необязательно быть ведьмой. Достаточно иметь деньги.
Я снова посмотрела на иллюзии. Нет, кое-что не изменить.
— Кровь.
— Что?
— Кровь, — повторила уверенно. — Запах крови не меняется. Изначальный запах. Меняются некоторые составные при переездах, когда ешь другие продукты, дышишь другим воздухом, чистым или загрязненным. Но изначальные, врожденные элементы не меняются, — я подняла на него взгляд, — это любая нечисть подтвердит. Можно использовать чужую кровь как обманку, забивая запах своей, но не всякая способна обмануть нечисть.
— А какая способна? — Гоша присел на край стола.
— Такая, как у тебя, от одержимого, — я встала и поморщилась. Ноги затекли, и мир опять решил крутануться. — Но ненадолго. Если нечисть нацелится опознать нужное, то пробьется через любые обманки.
— Сможешь?
— Не уверена, — я подошла к окну. — Однако… есть Аспид.
— Кто?
— Аспид. Помнишь мужика с косой, который нашел третью мумию? Его семья служила некой ведьме, которая прожила больше двухсот лет, питаясь чужими «углями». И сказал, что это она сейчас убивает, — я обернулась и, попав про прицел требовательного взгляда, пояснила: — Аспид «змей». Способен разложить любой запах на составляющие, определить, откуда какой взялся, и докопаться до изначального. Даже если эта… тварь питается чужой силой, даже если умеет, как и я, впитывать чужую энергетику и маскироваться под другое существо… Он помнит ее запах. И опознает.
— Надо с ним поговорить, — предсказуемо решил наблюдатель. — Организуй встречу. Да, вероятно, его ведьма и наша — одно и то же лицо. Проверим.
— У тебя что, и образцы крови есть? — недоверчиво подняла брови.
— У меня всё есть, — он криво улыбнулся. — Я больше десяти лет роюсь в этом деле.
Я посмотрела на него внимательно и поняла, что к «больше десяти» можно смело плюсовать еще столько же. Ненормальный. Одержимый. А кстати… Ведь если вспомнить про сны «с тех пор»…
— Гош, а ты по поводу своих снов к ведьмам обращался?
Он глянул настороженно. Понятно. Сдохну, но ни к врачам, ни к ведьмам за помощью — ни ногой. Мужик. А мстящей мыслеформе месяца хватит, чтобы пустить корни и поработить чужой разум, направить поступки по новому пути. Во мне взыграла Ответственность, отодвигая на задний план неприязнь.