— Но ведь у Чарлза Моргана времени было примерно столько же, а, судя по тому, что мне о нем рассказывали, он проявил незаурядную изобретательность, — заметил Крестоманси. — Не кажется ли вам, что теперь, когда вы успели побывать ведьмой и обрели уверенность в себе, вы могли бы предпочесть дар обращения со словами даже способности колдовать?
Нэн немного подумала.
— Да, наверно, — кивнула она с удивлением, — Если бы только нас не заставляли писать эти придурочные дневники...
— Хорошо, — отвечал Крестоманси. — Думаю, что могу предложить вам великолепную возможность попрактиковаться в словесном повествовании, не имеющем отношения к дневникам. Я ведь уже говорил вам, что для совмещения этого мира с другим, которому он на самом деле принадлежит, потребуется много магической силы. Когда я пойму, как именно это сделать, мне понадобится помощь каждого, чтобы обуздать всю ту магию, которая наличествует в мире, и таким образом объединить миры. Могу ли я рассчитывать, что вы, когда придет время, сумеете это объяснить?
Нэн кивнула. Она была очень польщена, но вместе с тем чувствовала громадную ответственность, что тоже было несказанно приятно.
Но не успела Нэн сполна насладиться новыми ощущениями, как Крестоманси добавил:
— То, что вы предпочитаете дар обращения со словами, весьма удачно. Боюсь, после грядущих перемен вы перестанете быть ведьмой. — Нэн уставилась на него. Он не шутил. — Да, я знаю, что вы ведете свой род от архиведьмы, — продолжал Крестоманси, — но ведь таланты далеко не всегда наследуются в неизменном виде. Мне представляется, что ваш дар в основном и состоит в создании сущностей путем их описания. И позвольте посоветовать по возможности придерживаться именно этой линии. А теперь назовите любой исторический персонаж.
От перемены темы Нэн вздрогнула и заморгала.
— Э-э... Христофор Колумб,— понуро выдохнула она.
Крестоманси извлек крошечную золотую записную книжечку и отстегнул золотой карандашик.
— Не сочтите за труд объяснить мне, кто это, — попросил он немного беспомощно.
“Все-таки поразительно, каких простых вещей Крестоманси иногда не знает”, — подумала Нэн. Она вежливо, как могла, рассказала ему все, что знала о Христофоре Колумбе, а Крестоманси старательно записал это в золотую книжечку.
— Восхитительно, — бормотал он при этом. — Живо и образно.
В результате, когда Нэн вышла из кабинета, она была наполовину в полном восторге, потому что Крестоманси считал ее способной к словесным описаниям, а наполовину в черной меланхолии, потому что скоро придется перестать быть ведьмой. Приятель Дэна Смита Ланс Осгуд, стоявший в очереди следующим, пытливо вгляделся Нэн в лицо, но никаких выводов сделать не смог.
Ланс пробыл в кабинете совсем недолго. Тереза Муллетт — тоже. Эстель к тому времени успела только подняться на площадку: она стояла в самом конце очереди. Когда Тереза вышла, Эстель вытянула шею и внимательно посмотрела на Терезу из-за угла, но никаких признаков влюбленности не обнаружила. Вид у Терезы был озадаченный и надутый. Всякому стало понятно, что инквизитор обошелся с нею без должной почтительности. Делия как раз шепталась об этом с Хизер, когда в кабинет отправился Чарлз.
К этому времени Чарлз уже ничуточки не боялся. Он убедился, что Крестоманси обходится со всеми так, как они того заслуживают. Оглядев затянутый черным кабинет, он усмехнулся и прижал очки пальцем к переносице, чтобы разглядеть развешанные по стенам орудия.
Крестоманси едва виднелся темным силуэтом за яркой лампой и искрящими проводами.
— Нравится? — спросил он.
— Неплохо, — одобрил Чарлз. — А Брайан где?
— Тут я, — послышался голос Брайана, Две пары наручников на стене дернулись и зазвенели.— Долго еще? Я уже устал до полного околдунения, а дошли только до “М”!
— Зачем он вам? — поинтересовался Чарлз у Крестоманси. Он по-прежнему прижимал очки к переносице, чтобы наградить Брайана первосортным двуствольным взглядом.
— На то есть свои причины, — спокойно ответил Крестоманси.
От этого спокойствия у Чарлза по спине поползло что-то ледяное, и, видимо, смертоносное.
— Мне бы хотелось обсудить с вами, — продолжал Крестоманси так же спокойно, — заклятье “Саймон говорит”.
Холод со спины Чарлза распространился по всему телу, обосновавшись наконец в животе. Он понял, что разговор вовсе не ограничится шутками, как он надеялся.
— А что? — буркнул он.
— Никак не могу понять, — начал Крестоманси — мягко, словно бы недоуменно и еще более убийственно-спокойным тоном, — почему же вы позабыли упомянуть об этом заклятье. Как же так вышло, что оно ускользнуло у вас из памяти?
Это было как оказаться в бочке со льдом. Чарлз попытался растопить лед бравадой.
— А чего говорить-то? Это же всего-навсего заклятье, Саймон его заслужил! А Нирупам тут же его и расколдовал!
— Ах, раз так, что же — прошу меня извинить, — ответил Крестоманси.
Подобный сарказм вынести трудно, особенно если знаешь, что все это слышит кто-то вроде Брайана. Чарлз перезарядил орудия и испустил еще один взгляд. Однако смотреть на Крестоманси, укрывшегося за лампой, было трудно, поэтому взгляд снова достался Брайану. Точнее, наручникам на стене, там, где скорее всего находился Брайан.
— А что, это важно? — пробурчал Чарлз.
Голос у Крестоманси стал еще более недоуменный.
— “Важно”? А как вы думаете, мой юный друг, разве может быть неважным заклятье, способное уничтожить целый мир?
Разумеется, вам виднее, но, по моим представлениям, Саймон был вполне способен сказать какую-нибудь отменную глупость, ну, например, “Дважды два — пять”. И если так, то вся математика катится в тартарары. А поскольку сосчитать можно что угодно, то в тартарары катится решительно все — солнце, земля, живые клетки — словом, все. Вероятно, вы выше подобных мелочей, но меня они, знаете ли, заботят.
Чарлз злобно вытаращился на наручники, чтобы Крестоманси не понял, как ему мерзко. И к тому же Брайан слышал все до словечка!
— Ну, я же не знал! И откуда мне знать-то? Да и Саймон сам допрыгался! Он заслужил!
“Повезло”, — думал Чарлз. Никто не знает, что следующей его мишенью должен был стать Дэн Смит.
— Саймон это заслужил? — удивился Крестоманси. — Нет, безусловно, Саймон очень высокого мнения о своей особе, но... Брайан, не откажите в любезности рассудить нас. У вас самомнение никак не меньше, чем у Саймона. Скажите, пожалуйста, достойны ли вы или Саймон подобного могущества?
— Нет, — послышался обиженный голос Брайана. — Разрушать мир нам ни к чему.
Чарлз похолодел до мозга костей при мысли о том, что мог наделать. Но сознаваться в этом он не собирался.
— Нирупам его расколдовал, — уперся он, — и Саймон ничего не успел!
— Кажется, Брайан усвоил этот урок, — заметил Крестоманси. — А вы, Чарлз, — увы, нет. Что ж, вам это позволительно, — ведь в этом мире колдовать строго запрещено и некому было объяснить вам, каковы возможности магии и как ею пользоваться. Но у вас имелись все возможности додуматься до этого самостоятельно. И вы по-прежнему упорно отказываетесь рассуждать логически. Нирупам вовсе не расколдовал Саймона. Он просто вывернул заклятье наизнанку, обратил его в собственную противоположность. Теперь все, что говорит бедный мальчик, оказывается неправдой. Мне пришлось приказать ему молчать.
—— “Бедный мальчик”?! — воскликнул Чарлз.— Вам что, его жалко?!
— Мне — да, жалко, — послышался голос Брайана.— Если бы я не пошел в медкабинет, я бы и сам его расколдовал. И у меня получилось бы лучше, чем у Нирупама!
— Вот видите, Чарлз, — кивнул Крестоманси. — Даже если не принимать во внимание соображения о добре и зле, вот вам прекрасный пример того, почему не стоит налагать заклятья на людей. Теперь Саймона все жалеют. А ведь вы вовсе к этому не стремились, не так ли?
— Нет. — Чарлз уставился на сумрачно-черный ковер под ногами, жалея, что не взялся как следует за Дэна Смита. Ничего, надо только продумать план, в этот раз все будет как надо.
— А заставьте его снять заклятье с Саймона! — предложил Брайан.
— Сомневаюсь, что Чарлз в состоянии это сделать, — ответил Крестоманси. — Заклятье ужасающе сильное. По всей видимости, Чарлз обладает способностями не ниже класса чародея, иначе у него вообще не получилось бы его наложить.
Чарлз не поднял глаз от ковра, надеясь, что никто не заметит, какая широкая и польщенная улыбка расплылась по его физиономии.
— Чтобы снять заклятье с Саймона, понадобится стечение целого ряда совершенно особых обстоятельств, — продолжал Крестоманси. — Для начала нужно, чтобы Чарлз захотел его снять. А он не хочет. Правда, Чарлз?
— Не хочу! — отозвался Чарлз. Мысль о том, что теперь Саймону придется молчать до гробовой доски, страшно ему понравилась, он даже не стал вслушиваться в отчаянную ругань, которой немедленно разразился Брайан. Чарлз вытянул палец на свет и стал любоваться тем, какие затейливые узоры появляются на желтом волдыре в ярком сиянии лампы и мерцании голубых искр. Наверное, подумалось Чарлзу, он от самого рождения нечестив до мозга костей.
Крестоманси подождал, когда у Брайана истощатся запасы бранных слов. А потом он сказал:
— Жаль, что вы так настроены, Чарлз. Когда мы начнем соединять этот мир с тем, которому он принадлежит, нам будет очень кстати ваша помощь. Может статься, вы передумаете?
— Еще чего! — фыркнул Чарлз. — После того, как вы так давили на меня при Брайане? — И он снова принялся любоваться волдырем.
Крестоманси вздохнул.
— Вы с Брайаном один другого хуже, — заметил он. — Мистер Уэнтворт говорил мне, что ученики Ларвуд-Хаус сплошь и рядом вырастали в колдунов и ведьм, но он также сообщил, что ему всегда без труда удавалось уговорить их бросить колдовать, пока дело не дошло до вас с Брайаном. Брайану так хочется оказаться в центре внимания, что ради этого он готов пойти на костер...
— Э! — обиделся Брайан.
“Ага, Крестоманси хочет восстановить справедливость и теперь давит на Брайана, — подумал Чарлз. — Поздновато. Я не стану ему помогать”.