го вы так долго? Вас что, только выпустили? Сюда идите, сказывайте.
– Ясень опять весь в горести, – подсели к столу корабельщики. – Любаву-то его, оказывается, отец на смотрины увез. Замуж выдает.
– Как замуж? – не понял Середин. – Ведь срок не вышел, уговор в силе?
– Мы это, поблагодарить тебя хотим, новичок, – произнес Кошатик, паренек такой же молодой, как и Ясень, но любовных страданий не наживший. – Ты нас от нового рабства спас, добро наше защитил. Так теперь выходит, не зря мы в неволе страдали, ладью смогли заработать на общую артель…
– А, перестань, – отмахнулся ведун. – Дело житейское. Скажи лучше, в чем там у Ясеня с уговором не срослось?
– Так там и уговор был такой: поболтали у порога, согласились и разошлись, – ответил Велимош. – По рукам не били, условий не обговаривали. Сказал отец, что отдаст, коли за два года тридцать гривен Ясень заработать сумеет, – парень и обрадовался. О прочем токмо с зазнобой своей речи вел. Когда уплыли мы, то весть сюда дошла, что татям в лапы мы угодили. Корабельщиков убитых с нашего ушкуя люди на берегу нашли, часть товара порченого. До Торжка мы за два месяца так и не дошли, хотя торговцы заказов своих ждали, с нами отправленных. В общем, многие здесь за погибших нас сочли. Согласись, так оно почти что и было. В общем, целых два года ни одного известия о Ясене в Углич не пришло. Ни Любаве, ни родителям, ни вообще никому. Она, стало быть, горевала, горевала, плакала, молилась… Но разве погибшего слезами воротишь? Ну, и отец, знамо, свое гнул. Он, дескать, и не против был за желанного выдать. Но коли сгинул – какая его вина? А род ремесленный продолжать надобно, детей рожать, сыновей и внуков. Не в девах же старых Любаве оставаться, коли любимый середь вод речных сгинул? Любовь любовью, ан долг свой перед предками исполнять надобно. Род отчий продлевать, землю внуками Свароговыми заполнять. Вот и уболтал отец дочку свою, увез к новому жениху.
– Откель ты так подробно знаешь-то? – удивился Олег.
– Дык, пока Ясень убивался, мы с матушкой ее говорили. Она сказывала, поначалу всей семьей ждали, опосля всей семьей горевали, потом все вместе смирились. Батюшка Любавин, может статься, особо Ясеня не жаловал, однако дочь свою любил и поломать под волю свою не стремился. Но раз судьба так сложилась, то убедил ради детей пожить. Они ведь у бабы завсегда любимые, хоть по своей воле нагуляет, хоть по отцовскому повелению.
– Куда ее увезли? – деловито поинтересовался Олег.
– Про то матушка не ведает. Слышала, товарищество с купцом Яровитом с Шексны муж ее затеял и породниться ради того очень желает. Дабы дети наследниками общего предприятия стали. Но Шексна большая, а Яровит ради дела успешного как раз этим летом переселиться куда-то собрался. Людмиле что? Она подробнее и не спрашивала. Что муж сказывал, краем уха услышала, а прочим не интересовалась. Бабье дело – хозяйством заниматься. А откуда муженек серебро в гнездо таскает, то не ее забота.
– Людмила – это мать Любавы? – уточнил Олег.
– Да, она самая, – кивнул Рига. – Я пива закажу, не против?
– Заказывай, – согласился Зяблик, отодвигая опустевшую кружку. – Шексна большая, Яровитов на ней не одна сотня обитает. Опять же, Белое озеро тоже к ней зачастую относят и Волгу в притоках. Да и там своих проток хватает… Не, по таким приметам не найдете.
– Поздно искать, – поднялся Рига. – Свадьба уже назначена. Ну, я за пивом?
– Как назначена? Неведомо где, неведомо с кем?
– Любава молвила, коли Ясень сгинул, ей все равно за кого выходить, на любого согласна. Отец, пользуясь тем, зараз и сговорился, – объяснил Велимош. – Смотрины, знамо, будут. Невесть с кем семьи не роднятся. Но Любава девица красивая, от нее не откажутся. Да тем паче при таком общем интересе. Сюда уже мужней женой вернется. А может, и вовсе в новом доме останется.
– Вот проклятие! – едва не сплюнул ведун. – Так все чудесно складывалось, словно в сказке… Что Ясень?
– Руки на себя наложить пытался, но ту дурь мы вовремя остановили. Ныне под присмотром лежит. Мыслю, выплачется хорошенько, да отойдет. Со слезами все горести быстро забываются. Вытекают по капельке. День, другой, и нет их больше.
– Что у вас там за плакса такой? – не выдержал Зяблик.
– Любовь зла, – ответил Олег. – Он у нас один за всех. И влюбленный, и плакучий. Вот и беспокоимся.
– Я так понял, любовь-то ваша тю-тю, – сказал верзила. – Чего теперь делать будете?
– Мы так артелью подумали: к Полоцку надобно плыть, – ответил Велимош. – Где главный схрон у разбойников кривичских, мы знаем, дважды туда ходили. Ладьи своей они не убоятся. Нагрянем внезапно, да всех и порешим. Их там немного обитает. Семьи токмо да воины престарелые. Двумя десятками управимся легко. Тебя вот пришли звать. Поплыли с нами, новичок? Добыча будет богатая, не пожалеешь.
– За предложение спасибо, но у меня другое дело есть, вельми важное. Бросить его не могу, – развел руками Середин. – На восток буду пробираться, к Перми.
– Жалко. С тобой, Олег, спокойнее.
– Коли повезет, еще свидимся, – пожал плечами Середин. – Земля, она ведь совсем маленькая. Не может быть, чтобы не пересеклись. Вы, главное, за Ясенем присматривайте, опасаюсь я за него. Надо же такому случиться, чтобы все условия соблюсти, из рабства в последний миг вырваться – и вдруг такое! Чтобы все понапрасну… Обидно.
– Ничего, не пропадет. Первые недели присмотрим, а там успокоится. Время лечит. Жизнь, она такая… Перемелется, мука будет.
Тут очень к месту вернулся из кухни Рига, неся под мышкой объемистый бочонок, а в руках – букет из пустых ковшей:
– Ну что, други, за удачу?
– За удачу! – Забрав у него бочонок, Зяблик ловко выбил кулаком донышко, выдернул наружу и поставил на стол. Все зачерпнули пенистого пахучего пива:
– Да пребудет с нами милость богов!
Служба у князя угличского была налажена на «отлично». Ввечеру Олег получил не только виру от кривичского купца, но и узнал о том, что на рассвете в Кострому отправится струг с важным известием. Что за весть – колдуну знать было не положено, однако раз уж он поручение Русского князя исполняет, то посыльные могли забрать его с собой. Середин отказываться от оказии не стал. Прогулял вечером Сирень за город, дабы она силами лесными напиталась, утром быстро собрался и с первыми лучами уже явился с ведьмочкой на пристань. Корабельщики были предупреждены и вопросов лишних не задавали. Указали пассажирам их место, отвалили от берега, подняли парус и помчались по широкой полноводной реке, лихо обгоняя медлительные ладьи и достаточно шустро – поджарые двухмачтовые ушкуи. На такой скорости уже через день ведун сошел на берег под стенами Костромы. Задерживаться здесь он не стал – сторговал прямо у пристани трех лошадей, спросил, где начинается тракт на Вологду, – и поехал дальше, час за часом приближаясь к заветной цели.
Древний русский город[9] оказался даже величественнее, нежели Олег ожидал. Это выражалось не только в том, что еще далеко на подступах к Вологде путников встречали небольшие крепости, и не только в высоте земляных валов и поставленных на них дубовых стен – больше всего ведуна поразили воздвигнутые в городе закрытые святилища, вскинувшие высоко в небо чешуйчатые позолоченные купола! Даже в Русе, столице Руси, не имелось такой красоты и такого величия. В этом Вологда сумела переплюнуть всех.
Разумеется, поехать дальше, не заглянув в такие храмы, Олег не мог. Сняв комнату на постоялом дворе, он заказал баню, поел, попарился и, чистый душой и телом, на следующий же день, прихватив с собой Сирень, отправился в святилище.
Лесная ведьма не возражала. Для нее все вокруг было в диковинку, она постоянно крутила головой и донимала ведуна вопросами, многие из которых поражали своей наивностью:
– Скажи, зачем так много людей собралось в одном месте? Ведь вокруг так много совершенно пустых лесов, лугов и рек?
– В этом месте, Сирень, сошлись все пути земли. Если пойти на восток, по Сухоне, то можно доплыть почти до любого места от Белого моря до Уральских гор или отправиться в Европу. Если поплыть на юг, попадешь в Персию, Индию или иные невиданные страны, в Царьград, в Египет. Путь на запад приведет тебя на Ильмень или в Балтийское море. Каждый день сюда приплывает несчетное число кораблей с купцами, гребцами, ратями. Всем этим людям хочется отдохнуть, поесть, помолиться, пополнить припасы, отремонтировать корабли. Здесь очень много работы для всех и каждого и потому очень много жителей.
– А почему дома стоят так тесно и такие высокие? Без палисадов, без цветников…
– Жить за стенами безопасно, поэтому каждый старается поселиться в самом городе, а не снаружи. Места на одного человека выходит слишком мало, вот и строятся вверх, а не вширь.
– А почему здешние святилища с крышами, а не такие, как у нас?
– Зимой без крыши холодно и снег постоянно засыпает. А такое святилище, как здесь, можно протопить и не нужно откапывать.
– Но ведь смертные всегда зажигают в честь богов костры! Как можно развести огонь под крышей?
– А вот пойдем и посмотрим… – Олег, ведя девочку за руку, шагнул в распахнутую дверь храма.
Внутри он немедленно получил ответ, по крайней мере, на последний вопрос: в храме оказалось светло, как снаружи, от множества огней. Перед каждым из изваяний на специальном поддоне горели свечи, являясь одновременно и подношением, и молитвой, напоминанием богу об одном из преданных ему смертных людей, нуждающихся в помощи или просто внимании.
«Ну да, все правильно, – думал ведун, медленно прогуливаясь между рядами истуканов в поисках своей покровительницы. – Перед каждым из богов горит огонь, каждый получает свое подношение, и над каждым срублена своя отдельная луковка, символизируя устремленный к небесам сноп пламени. Когда на Руси воцарится один бог, церкви будут ставить с одним куполом. Ныне богов десятки, потому и куполов так много на каждом храме».