Надо срочно найти бабу Зину. Пусть занимается нечистью, она боевая ведьма. Не все же ей прикидываться больной и воровать у меня амулеты с помощью своего «сердечка». Это всего лишь одна «личинка», а «муха» откладывает их минимум три. Да и матку надо найти. Не удивлюсь, если и этот схрон — давняя западня Ехидны, ведь считается, что «мух» истребили полностью лет сто назад.
— Ты как?
— Через полчаса буду в норме, — я добралась до сумки, спрятала перчатки и выпила зелье.
А теперь — медитация. Мало ли, ночь длинная, вдруг кто-то из моих «подопечных» появится… И невольно провела рукой по поясу. Почему я не взяла в расчет окрестности и расставила там маяки на тьму?.. Вероятно, в мозгу слишком крепко засело давнее утверждение о том, что сила капища, к тому же лишенного защитников, сводит с ума, и последователи Ехидны будут держаться от него подальше, пока не придет время. А оно приходит.
Медитация отняла всего десять минут — Пламя накануне подпитало хорошо, и я быстро восполнила потерю крови и исцелила изрезанные руки. И, выходя из транса, услышала содержательнейший диалог.
— Ты что, с ней?.. Она же ведьма! — испуганно шептал «вампир».
— Ведьма, — охотно подтвердил Стёпа.
— Черная ведьма!..
— Да, черная.
— Ты чё, не понимаешь?.. Ну… ну ведьма же!..
— Ну и что?
За три месяца знакомства со Стёпой я так и не нашла ответа на такой простой вопрос, задаваемый им в самый неожиданный момент. Парень тоже не нашелся. Зато увидел, что я пришла в себя. Издал сдавленный хрип, подхватил плащ, как я юбку, и ломанулся через кусты.
— Эк ты его запугала, — фыркнул коллега и подобрал потерянную «вампиром» пластиковую челюсть. И протянул мне руку.
Долго ли умеючи…
— Больше, — я ухватилась за его ладонь, встала и с силой сжала пальцы, — так не делай. Если я сказала сидеть и не высовываться, значит, ты должен сидеть не высовываться.
— Но… — возмутился Стёпа.
— Это нечисть, — я смотрела на него в упор и не мигая. — Она подселяется к человеку второй сущностью, обживается и постепенно вытесняет родную душу. Или подчиняет, или убивает, полностью занимая тело. Если бы она успела до тебя добраться… мне пришлось бы тебя убить.
— Зачем?!
— Затем, что мертвое тело нечисти ни к чему. И она полетела бы за новым. А я бы погналась за ней и не успела бы тебя вернуть. Я умею, — добавила в ответ на изумленный взгляд, — убивать и возвращать, но я не Господь-бог, чтобы успевать везде и всегда. И возвращать тоже не всегда получается. Это тебе понятно?
Понятно было. А еще было досадно. И обидно. И один аргумент для возражения Стёпа нашел.
— Относишься ко мне, как к пятилетнему ребенку… — проворчал недовольно.
— Если бы я относилась тебе как к пятилетнему ребенку, — я отпустила его руку, подняла с земли сумку и украдкой отряхнулась, — то сняла бы штаны и отлупила, и «вампира» бы не постеснялась. У меня в семье так: папа — добрый волшебник, а мама — злая ведьма. Я не сторонник рукоприкладства, но иногда дети иначе не понимают. И ты, похоже, не понимаешь. И скажи спасибо, что ты — не мой сын и лет тебе больше, чем ему. Еще вопросы, кроме личных?
— Когда в Долину смерти? — его авантюрный нрав требовал подвигов.
— Стёп, тебе машины мало? — я пошла по тропе прочь из парка, попутно собирая растрепавшиеся волосы в привычный пучок.
Если в городе появляются бесы и просыпаются «мухи»… Страшно представить, что творится вблизи капища.
— А я ее не помню, — коллега догнал меня и пожал плечами. — Я тот вечер вообще не помню. Я был уставший после смены и, наверно, задремал. Наверно. Не помню. Помню ночь. Дорогу. И тебя. Всё. И — нет, — он заметил мой косой осуждающий взгляд, — не мало. Склонности к самоубийству не имею, хотя ты явно думаешь иначе.
Он помолчал и тихо добавил:
— Мар, я хочу помочь. Я многого не знаю, но думать умею. И человека с проблемами вижу сразу. Ты сказала о проклятье, ты кого-то ищешь… Того, кто тебя проклял? Чтобы снять проклятье? Да, от меня немного толку, но он есть. Первую помощь после драки я тебе точно оказать смогу, и не говори, что она не нужна. Если бы была не нужна… если я был не нужен, ты давно меня послала. Значит, нужен. И могу помочь. Ты из гордости отказываешься или чего-то боишься?
— Нет, я не гордая, — я рассеянно прислушалась к голосам из кустов — «изгоняющее» заклятье спало, и снова люди потянулись к романтике. — Гордостью сыт не будешь. Мне не хочется опять за минуту собирать из пятидесяти пяти кусков мяса одного живого человека, и ставить каждый кусок на место, и надеяться, что не убью. Сложное целительство — не мой профиль. Боюсь, Стёп. Боюсь, что не успею защитить. Или не смогу собрать.
— Пятьдесят пять кусков? — он улыбнулся. — Звучит… Я буду послушным.
— Нет, не будешь.
— Нет, буду.
Я собралась с мыслями, заготовила логичную речь — о том, почему, как и зачем, но сказать ничего не успела.
— Зануда… — протянул Стёпа выразительно и, явно подражая незабвенному патологоанатому, добавил: — Какая же ты занудливая и правильная, Маруся… И так и хочется сделать с тобой что-нибудь неправильное…
Не будь я уставшей и заторможенной после боя… Земля из-под ног исчезла внезапно, сменившись пустотой и какой-то… деревяшкой. Деревяшкой… И ночь стремительно сменилась днем. Строительные леса. Шаткая опора под ногами. Чужой смех. И тело на асфальте — неподвижная сломанная кукла, неестественно вывернутая шея, кровавая корона вокруг спутанных светлых волос… И смех громче. И опора шатается. И семь этажей до асфальта. И шепот на ухо: «Пойдешь за своей подружкой? Или…»
— Мар, так мы идем в Долину смерти? — веселый голос из другого мира. Такой знакомый…
Я тряхнула головой, судорожно сжимая… веревки. Ночь вернулась. И всего-то метра два внизу, под самодельными качелями, которые предприимчивые умельцы сделали регулируемыми. Он меня еще… пожалел. Гаденыш малолетний…
— Мар?
— Стёп, а у тебя рака легких нет? — угрожать ухмыляющейся роже, глупо болтая ногами и испуганно цепляясь за веревки, было неудобно, однако… За живое задел. Зря. — Нет? А если найду?
— В смысле найдешь? — закрепив веревку за вбитый в дерево штырь, коллега задрал голову и посмотрел с любопытством.
— В прямом, Стёп, найду, — доска скрипела, истертые веревки внушали опасение, и страшно хотелось вниз, на землю. И плевать, что узнает. — У любого дара две стороны. Скажи-ка мне, хирург, какая у твоего дара темная сторона? Как однажды тебя я собрала, так и разобрать могу — легко и просто, без проблем, на пятьдесят пять кусков. Или на сто. И ты живым останешься, но вот захочешь ли жить? Я не просто ведьма и целитель. Я темный целитель. И… Опусти меня на землю! Быстро! — и голос дрогнул предательски.
— Высота… — Стёпа вспомнил разговор в «аттракционе» и разом растерял свой довольный вид. — Мар, извини, забыл!
Земля ткнулась в ноги, но я не спешила покидать качели. Пуще прежнего вцепилась в веревки и снова… увидела. Тело на асфальте. Как же я виновата… И хруст ломающейся опоры, и свист в ушах…
— Ой, тут занято! — послышалось разочарованное девичье… опять из другого мира. Почти.
— Уже нет, — коллега осторожно отцепил мои руки от веревки и подхватил под мышки, ставя на ноги. — Мы уходим. Занимайте.
— Хочу повыше! — обрадовалась девушка. — И раскачай посильнее, не как в прошлый раз!
Мы прошли буквально метров десять, до ближайшей скамейки под зеленым фонарем. У меня тряслись колени, но привычный мир, слава богу, больше никуда не исчезал, и памятные видения спрятались в подсознании… обещая вернуться. Стёпа присел у скамейки на корточки, выглядя крайне виноватым. Молчание резануло уши. Непривычно. У нас всегда было, о чем поговорить…
— Прости засранца.
Я поджала губы. Голос почему-то пропал. Со стороны качелей донесся веселый визг, и я вдруг почувствовала себя старой. Вымерзающей. Ведьмы быстро взрослеют, но очень поздно старятся, и в сто лет молоды душой и мыслями, как в двадцать-тридцать, но я со своими проклятьями… Нет, чтоб улыбнуться и перевести все в шутку…
— Мар, ты серьезно? Насчет рака и всего остального?
— А ты нашел у меня чувство юмора? — отозвалась я язвительно. Зато голос прорезался. Хриплый, каркающий, злой. — Удивительно, как я всю жизнь его не замечала…
— Мне снова извиниться? — с готовностью спросил он. — Сколько раз?
— Отвали, — проворчала я. — Искалечу.
Ухмыльнулся. То ли верил до конца, то ли… Но на душе стало легче. От меня всегда шарахались — по принципу, который моя наставница окрестила как «все в чем-то виноваты и боятся наказания». А у наблюдателей и подавно рыльце в пушку. И, подружившись, так легко выболтать случайно собственные тайны… И начальство скажет «фас!», и конец дружбе. Видеть перед собой «пациента», а не приятеля, меня научили быстро. И мужу моему памятник при жизни ставить нужно. А теперь и второй нашелся, кто не сторонился. Но он же не понимал, что…
— Дружба с палачом — прямой путь на костер. Или на виселицу, — заметила я и пояснила: — Так говорят ведьмы и колдуны о людях моей профессии. Не страшно?
— Палач? Вроде киллера? — Стёпа действительно умел думать, причем хладнокровно, без лишних эмоций и соплей. — Так ты здесь ловишь виноватых? Палачи — они же казнили преступников, а ты… А в чём виноватых? — и сел заинтересованно рядом.
Раз пошла такая пьянка… Я достала из сумки бутылку с водой и разом выпила половину. Протянула коллеге, а он прищурился:
— А не отравлено?
— Не умею с ядами работать, да и не нуждаюсь, — я пожала плечами. — Знаешь, сколько в организме токсинов скапливается? И яды не нужны, если отравить хочешь. Найди «залежи», убей иммунитет, запусти реакцию…
Стёпа хмыкнул и допил воду.
— В Долине смерти находится древнее капище ведьм, — я вытянула ноги и пошевелила пальцами. Почти не трясутся. — Капище — это место колдовства, жертвоприношений и силы. Колодец, в котором она копится. Стародавние ведьмы накрыли его «крышкой» — амулетами, чтобы сила не выплескивалась и не вредила окружающим. Я ищу тех, кто эти амулеты украл. Чтобы вернуть «крышку» на место. И отправить воров в тюрьму.