Сев на скамейку у крыльца, я вытянула ноги, вдохнула аромат цветущих яблонь и тоже расслабилась, ожидая. В одиночку нечисть изловить трудно — нужна приманка, да и парк огромен. Прежде здесь был больничный комплекс из десяти корпусов во главе с исследовательским институтом, а теперь работало лишь два корпуса — хирургия и роддом. А пустые корпуса ветшали, непригодные даже для аренды. И ненужные, как и половина пустующего города.
Я вздохнула. Лезть в эту пустующую половину не хотелось, а придется. Нечисть слаба первые дней десять, пока привыкает к новому миру. А потом или обретает прежнюю силу и свое тело, или подселяется к человеку. И с последними сложнее — очень трудно не навредить при изгнании. И отцу Федору надо позвонить, пусть внимательнее по сторонам смотрит, заклинатель все-таки, не только священник. И если случай появления нечисти единичный, значит, рано, а если нет… то время приходит.
Я мысленно прикинула объем работы.
Городок, построенный переселенцами при царской власти, с одной стороны окруженный сибирской тайгой, с другой — вересковыми холмами, состоял двух заселенных районов и двух пустующих. В простонародье он назывался Кладбищенским, чем местные жители весьма гордились. Ибо кладбищ разной степени свежести здесь насчитывалось штук двадцать: два старинных — в центре города, остальные — за его чертой. Плюс деревенские погосты. Плюс так называемся Долина смерти — древние курганы в вересковых холмах. И переселенцы в тайге выживали сложно, и Транссиб проложили далеко от города, и ГУЛАГ, основанный при советской власти вместе с нефтяным месторождением, своего добавил. А когда месторождение (и власть) иссякло, многие разбежались по столицам, бросив жилье.
Два пустующих района… И ладно бы совсем пустующих. Предприимчивая местная молодежь, начитавшись «Сталкеров» и насмотревшись ужасов, в одном устроила «Зону» с ловушками, а во втором — аттракцион «Зомби-апокалипсис». Оба засветились в Интернете и пользовались большой популярностью у ненормальных туристов. А сейчас же весна. Крыши у людей летят, туристы к нам — тоже, аттракционы — во всеоружии… Опасно. Я — далеко не «молодежь», чтобы от разукрашенных идиотов бегать да по «кислотным» лужам прыгать… Но придется. Нечисть тянется к местам боли, смерти или заброшенности. А вокруг этих районов — кладбища ГУЛАГа. Три в одном. Сначала, конечно, кристаллом проверю, но что-то мне подсказывает, что в кварталы надо…
Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел Стёпа, довольный жизнью и сегодняшним удачным днем. С клетчатым одеялом под мышкой и без привычного халата. По загорелым предплечьям из-под рукавов майки сползали черные иглы татуировок. Типичный столичный хмырь, только без понтов. А за что его полгода назад «сослали» в Сибирь, он не признался даже под знаменитой пыткой спиртом в морге патологоанатома.
— Ну? — коллега вразвалочку спустился с крыльца. — Не передумала?
— Нет, — я встала со скамейки, перекинула через плечо сумку и прислушалась к ощущениям. Нечисть, почуяв мою тьму, где-то затаилась. — Отойдем подальше.
— Вряд ли поймаем, — заметил Стёпа. — Кота уже давно подманить пытаются. И девчонки с поста молоко приносили, и Анатоль Михалыч — колбасу… или остатки пациента. Наверно, пациента. Несвежего и замороженного, раз кот проигнорировал.
К медицинскому юмору я точно никогда не привыкну… Особенно после встречи с незабвенным Анатолем Михалычем. Когда после пары рюмок спирта очухиваешься нагишом под простыней — хотя ведьм алкоголь не берет, — в полной темноте, страшном холоде и с каруселью в голове… Давно я так не орала. А патологоанатом… Как он, прости, господи, ухмылялся паскудно… Не знаю, почему не убила. Растерялась. Рванула прочь, одной рукой кутаясь в простыню, второй — расправляя ее внизу, чтобы побыстрее удрать… И прямо на выходе напоролась на толпу ржущих коллег.
— О, Анатоль Михалыч уже успел тебя обесчестить? — Стёпа хохотал в первом ряду. — А с виду такая неприступная!
— Неприступных женщин не бывает, — солидно ответил патологоанатом, поглаживая седую «козлиную» бородку. — Бывает некачественный спирт и недостаток терпения.
Давно я так не краснела, хотя точно знала, что с личной жизнью обошлось… А Анатоль Михайлович с тех пор бросил пить и ужасно от этого страдал. Но — глоток и микроинсульт, глоток и предынфарктное состояние… А могла и убить, кстати. От злости. Но — роль…
— Ничего, выманим… — я рассеянно огляделась.
Мы дошли до самой дальней и запущенной части парка, где и затаилась нечисть. Полуразрушенный корпус, зияющий пустыми окнами, ковер свежей травы, первые одуванчики, старые плакучие березы.
Я приметила небольшую поляну и достала из сумки зелье. Коллега наблюдал за мной с нездоровым любопытством. К несчастью, он оказался сдвинутым на магии и вцепился в меня, как бульдог. И память бы ему почистить, как положено, но я плохой целитель и боялась повредить мозг. Да и рехнулась бы тут от скуки в ожидании… предвестников.
— А что ты делаешь?
— Ловушку готовлю, — я прокапала землю по кругу, — а ты будешь капканом. Встань вот сюда, в центр.
— Но…
— Вставай, — я села на колени. — Ты же хотел поучаствовать в ведьминском ритуале? Другой возможности не дам. Не бойся, круг защитит.
— От кого? — Стёпа послушно встал в центр.
— Увидишь. Или — не увидишь. Как повезет. Или как не повезет… Одеяло приготовь.
Он распахнул одеяло. Я прошептала заклятье, и круг вспыхнул желтым, по линии прошла вязь символов. Я напряглась. Ажно целый бес… раненый. Слепой. Поймаю. Достала из сумки еще одну склянку, откупорила и плеснула содержимое на одеяло.
— Это что, кровь?
— Да. Моя. А теперь молчи. И смотри в оба.
А я заговорила. Бесов язык — сухой, шуршащий осенней травой, горький и неприятный. И кот вышел. Крупный, тощий, дымчато-седой, а глаза желтые, пустые. «Зверь» втянул носом воздух и, прихрамывая, пошел наугад. Ведьмина кровь — лучшая приманка, и у здоровых отключает мозг, а если к тому же кто-то говорит на твоем языке и обещает…
— Стёп, готовься.
«Кот» прыгнул, я одним движением руки стрела часть круга, чтобы вновь плеснуть зелье, запирая беса в ловушке, едва он вцепился в одеяло. Вместе с коллегой, который справился со своими обязанностями блестяще — ловко поймал и спеленал «животное», как куклу.
— Всё, отдай, — я шагнула в круг и забрала рычащий сверток, погладила беса по боку, усыпляя. — Молодец. Спасибо.
— Мар, — Стёпа глянул на меня искоса и нерешительно спросил: — Мне показалось, или у него было три хвоста?..
— Нет, не показалось, — я баюкала дрожащий сверток. — Это нечисть. Но неопасная и…
Зазвонил телефон.
— Да? — коллега снял трубку. — Кого? Что сделал? Иду, — отключился, сунул сотовый в карман джинсов и пояснил: — Очередного сталкера привезли. Допрыгался и распорол где-то ногу и левый бок. Теперь орет про собаку с красными глазами и двумя хвостами. Пойду што… — и запнулся. Посмотрел на притихший сверток с нечистью и сразу пришел к нужным выводам: — Я с тобой. У меня как раз завтра выходной и…
— Исключено, — я быстро шла по тропе из парка.
— Мар!.. Ты бывала в старых кварталах? — и предъявил главный козырь: — А я там каждый куст знаю, — догнал меня, глянул на сверток и добил «джокером»: — И с этим сталкером поговорю. Живо расскажет, где именно собаку видел.
— Позвони завтра днем, как проспишься, — я сдалась без боя. — Обговорим.
— Но…
Я остановилась у ворот, крепче обхватила взбрыкнувший сверток, подняла на Стёпу взгляд и улыбнулась:
— Уже вечер, и у нас есть свои дела. Ночью я в незнакомое место не пойду, даже если там нет никакой нечисти. А у тебя работы будет до утра.
— Предсказываешь будущее или «каркаешь»? — он тоже улыбнулся.
— Размышляю.
Снова зазвонил телефон. Стёпа пробормотал «Лечу!», сбросил вызов, чмокнул меня в щеку «за бабу Зину» и побежал штопать несчастного. А я прислушалась к ощущениям. Будущее я умела предсказывать только по человеческой анатомии… и далеким вспышкам боли. Скоро привезут еще пару придурков со сложными случаями, а это работы до пяти утра, и пока он закончит, пока выспится…
Поглаживая сверток с «котом» по боку и мурлыча тихую колыбельную на бесовском, я поспешила домой. Отнесу в ловушку и вернусь — нужно стереть следы ритуала. Мало ли. Весна, и коллеги начинают выползать в парк — налаживать личную жизнь в его укромных уголках. Все, конечно, давно друг про друга всё знают, но продолжают романтично прятаться в старых корпусах от любопытных глаз.
И, кстати, о птичках…
Я свернула в подворотню, замедлила шаг и прислушалась. Минута тишины — и в ушах гулким эхом отдалось суматошное биение чужого сердца. Рядом. Волнуется. Боится. Но наблюдает. Юное сердечко так и колотится… и от чужого взгляда пульсирует затылок. Я обернулась через плечо, но парень, сунувшийся за мной в подворотню, исчез. И отдаленное эхо ускорившегося сердцебиения послышалось с крыши.
Этого еще не хватало…
Заметать следы поздновато, да и нечисть очнется, учуяв колдовство, и я продолжила путь. Хмуро смотрела перед собой и гадала. Кто следит? Начальство бдит или?.. Будто мне забот мало…
Дома по-прежнему слабо пахло тухлыми яйцами. Я разулась, развернула сверок и уложила спящего «кота» в «гостевой» угол. Достала иглу, дописала на стенах заклятья, и от пола до потолка протянулись зеленые прутья. И никуда не денешься… Комок шерсти с тремя хвостами шевельнулся, вытягиваясь, и невольно всхрапнул. Повезло. Еще бы дня два — и обзавелся бы собственным телом, набрался у людей силы… И тогда изгнать беса сможет только Круг ведьм во главе с Верховной. А в нынешнем состоянии… договоримся.
Я сняла плащ, кинула на диван сумку и снова вышла на балкон. Оперлась на перила и призадумалась. Бес и баба Зина — предвестники ли? Городок построен в аномальной магической зоне — рядом с древним капищем ведьм, и раз в сто пятьдесят лет здесь случался резкий выплеск скрытой силы. А до него происходило всякое. И пляски смерти на старых кладбищах, и мини-зомби-апокалипсис, и нечисть из мира мертвых без призывов просачивалась, и люди на Луну улетали в чем мать родила или устраивали грандиозные побоища на пустом месте, и…