— Есть. Муж в курсе, а дети… уже выросли. И они тоже знают. Давно готовы. Отпустят.
Надеюсь… Жаль, обнять не успею… или и к лучшему.
— И нет никаких шансов?
Заправив за ухо прядь волос, я обернулась:
— Шансы есть всегда. И у всех. А вот со временем, к сожалению, дела обстоят иначе.
— А если тебе помогут с амулетами и всем остальным? — не унимался он. Как и любой порядочный врач, он ненавидел смерть. И свою беспомощность рядом с приговоренным, и свои бесполезные теперь знания и опыт. — Почему для такого дела не приехала большая команда? Почему ты одна на два дела, да еще и таких глобальных?
Я помолчала, тщательно подбирая слова, но так и не придумала, чем соврать. Вздохнула и призналась:
— Потому что я совершила кое-что… незаконное. Запретное. Обычно таких, как, я не наказывают: палачи — огромная редкость, и нам все сходит с рук. Но это бы… не сошло. Ехидна не просто поставила на мне метку, она очень долго мною питалась. Если бы не это, запретное, уже убила бы. Выжрала силы и высосала жизнь. Об этой… авантюре знает всего несколько человек — я, начальник, моя семья да пара экспертов. Если дело выгорит, есть шансы оправдаться. Но если бы кто-то узнал… сразу на костер всех причастных, и неважно, что дело совершено во благо. Есть вещи, которые делать нельзя. А то, что я сотворила, опытный наблюдатель разглядит живо. И доложит тем, кто над моим начальником. И всё. Поэтому для колдовского сообщества я… пропала без вести. Здесь работает ведьма, но… другая. Целитель, но… не тот. Обычный. Разведывает обстановку, ждет выплеска, чтобы подать сигнал… В общем, я под чужой личиной.
И начальник верит в меня до чрезвычайности, а я… Я вытянула ноги, посмотрела на грязно-черные кеды и добавила:
— Заклинатели меня опознали, конечно, но они не в курсе наших запретов. Если и доложат… разбираться будет поздно. Да и моё, так сказать, исчезновение нигде не афишировалось, только среди своих слухи распустили. Тихие и скромные. Уехала по делу и застряла в тайге. Бывает.
— Да так застряла, что не найти? — недоверчиво хмыкнул Стёпа.
— Не преувеличивай наши возможности, они весьма ограниченны. Некоторых колдунов мы как искали тридцать лет, так до сих пор и ищем. И даже в небольшом городке они ухитряются прятаться так, что не отыскать. Меня спрятали точно так же. Мы учимся на своем опыте и опыте допрашиваемых.
— Но…
— Стёп, — я посмотрела на него с намеком. — Совесть. И чувство самосохранения. Помнишь? Чудно. И не забывай. Пожалуйста.
И, повернувшись, соскочила с бордюра на крышу. Задрала голову, проверила поисковые щупы и решила, что хорошо бы вздремнуть перед следующим этапом охоты. Часа два-три на отдых у меня есть. А еще напишу мужу и во всем сознаюсь. Негоже трепать его нервы неизвестностью. А уж как отреагирует…
— Предлагаю расходиться по постелям, — я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, подхватила куртку, рюкзак и мусорный пакет. — Пока тут ловить нечего.
— Куда? — не поверил он, спрыгивая с бордюра. — Спать?
— Каждая минута, — сказала я назидательно, — должна быть использована с толком и пользой. А толку и пользы ведьмы, у которой от усталости и недосыпа трясутся руки и ноги, мало. Да, спать. И тебе советую заняться тем же — отдохнуть. Будет что-то интересное и важное — позвоню. Идет?
— Идет, — кивнул коллега с привычным разочарованием.
Я глянула вниз, отмечая тишину и покой утренних улиц — центр города, а лишь пара зевающих дворников да собачник выползли по первым делам. Но сегодня, если память не подводит, воскресенье… И достала «метелку»-подушку, безрассудно улыбнувшись:
— Айда за мной. Прокачу.
Что за жизнь без риска, черт возьми?
Полет в расцветающее утро, при свете дня, который уже не прячет во мраке страшный, маленький на огромной высоте мир… Последний страх.
За тебя, Элла.
Глава 7
Возможно, некогда магия была могущественной силой,
но теперь это не так.
Нам осталась разве что струйка дыма,
висящая в воздухе после большого пожара,
да и она уже тает.
Джордж Мартин «Битва королей»
— А зачем люди умирают?
Первое занятие после знакомства. Элла не спала две ночи и очень переживала — о чем рассказывать, как обучить девочку, выросшую среди людей, чтобы она всё поняла и безболезненно прижилась в новом мире. Писала планы, чертила схемы и опрашивала опытных наставниц, раз своего педагогического опыта было мало. Очень мало. И первый же вопрос ученицы сбил с толку до растерянности.
Мара сидела в кресле с ногами, обняв колени, и смотрела тяжело, пристально, требовательно.
— Зачем? — повторила она.
И Элла мысленно отказалась от первого распланированного урока. Пожалуй, сначала девочке важно кое-что просто понять.
— Затем, чтобы дать новую жизнь. Представь, если бы люди жили вечно. Как бы выглядел наш мир? В нем давно не осталось бы ни места свободного, ни ресурсов для питания. И драка бы шла за каждый клочок земли или каплю воды. И за новую жизнь, — она повторила про себя сказанное и добавила: — И за новый мир. Каждый рожденный привносит в него что-то свое — новое. И обновляет мир. Поэтому… смерть неизбежна. Но мы продолжаемся в своих потомках.
— А зачем они умирают… так?
…страшно, как родители?
Наставница встала и отошла к окну. Посмотрела на шелестящее море зеленой листвы вдалеке и тихо ответила:
— А вот это уже карма. И когда детки умирают — тоже. Ошибки и грехи прошлой жизни, насильно прерывающие жизнь нынешнюю. Только вера в карму немного примиряет меня с ужасами этого мира. Люди — независимо от сферы силы или ее наличия, — палачи друг для друга. Наверно, таковы законы природы и нашего существования — карать друг друга, чтобы потом избежать прежних ошибок. Если, конечно, кара станет не только болью и смертью, но и пониманием — за что и почему.
Элла спохватилась, вспоминая, что ее слушает тринадцатилетний ребенок, обернулась, подыскивая более простые слова и сравнения, но Мара всё поняла прекрасно. Кивнула, насупилась и смущенно спросила:
— А карма — это как?
Что ж… стоит начать с основ мировых религий.
Опять осень — уже третья среди наблюдателей. Любимое время. Подвижные жёлто-рыжие парковые тропы, прозрачные остовы деревьев, низкое небо, отчаянно яркое солнце, горечь в каждом вдохе. И острое ощущение силы Жизни, сгорающей в последних осенних кострах, засыпающей под коврами из прелой листвы.
Мара бродила по парку каждую свободную минуту — перед завтраком, после тренировок, вечером и до полуночи. Наизусть знала каждый поворот тропы, каждый куст, каждый камешек, каждую ямку. Знала — и с неизменным удовольствием гуляла повторяющими маршрутами. Кроме однообразности в парке царило уединение. Тишина, сейчас шуршащая и шелестящая. Покой. И здесь лучше всего усваивались новые знания и анализировались старые. Элла это понимала и не возражала, даже иногда пораньше отпускала с уроков. Подумать.
Пройдя по тропе до ограды, она остановилась, глядя сквозь тонкие прутья вдаль. Поле пожухшей, свалявшейся травы, а за ним — бескрайний призрачно-желтый лес. Над наблюдательским парком висела суровая черная туча, а над лесом догорал закат. Ярко-багровый по кромке деревьев, тревожно-алый чуть выше, блекло-красный по пятну неба до тучи. И поле в его свете казалось заляпанным беспорядочными кровавыми кляксами, и березовые стволы словно истекали кровью. И пахло неприятной горькой прелостью.
Заморосил дождь. Отвернувшись, Мара накинула капюшон, спрятала руки в карманы теплой спортивной толстовки и медленно побрела обратно. Возвращаться в комнату не хотелось. Она сошла с тропы и, найдя спрятанную под вековой елью скамейку, укрылась от дождя.
Смотреть было не на что — окружающие скамейку старые ели давным-давно изучены, и Мара, откинувшись на спинку, закрыла глаза, лениво вспоминая изученный за день материал да заданные уроки. Элла в этом смысле не лютовала, считая, что у человека, даже проклятого и имеющего ограниченный срок жизни, должно быть свободное время — и для отдыха, и для личных дел. И домашних заданий почти не задавала.
И, точно откликаясь на воспоминания, голос наставницы позвал ее по имени. Мара открыла глаза и сначала не поверила увиденному. Ту, что стояла у скамейки, девочка не знала. Почти. Но сразу поняла, кто пришел по ее душу. Пока — по душу, но грозил прийти по тело…
— Здравствуй, девочка моя.
Ехидна была очень красива — пока ее не искалечили палачи в памятном бою у гробницы. Но сейчас она явилась в облике прошлого. Высокая, как Элла, стройная, с большой грудью. Лицо сердечком, прямой нос и раскосые темно-зеленые глаза с длинными ресницами, крупные яркие губы, соболиные брови. Пышные черные волосы тяжелой смоляной волной стекали ниже талии. И ни грамма косметики, ни единого украшения. Приталенное зеленое платье в пол с низким вырезом и удлиненными рукавами, острые носы туфель. И очень белая, как у наставницы, кажущаяся прозрачной и сияющей кожа. Убийственно естественная красота, не одного мужчину уложившая на жертвенный алтарь.
Мара невольно съежилась, вжалась в спинку скамьи. А Ехидна села рядом, боком к девочке, и нахмурилась, склонила голову набок, изучая «приобретение». Бестелесный дух, но на висках, под прозрачной кожей, пульсировали вздувшиеся голубые вены.
— Силы мало, — заметила ведьма недовольно и задумчиво ущипнула себя за мочку маленького уха. — Жаль. Но ты работаешь над потенциалом, ведь правда? Медитируешь? Кто тебя учит?
А вот голос неприятный — низкий, скрипуче-хриплый, срывающийся.
Мара не ответила, но ее собеседница и не ждала ответа. Протянув к девочке руку, коснулась дернувшейся ее бледной щеки, сильно обхватила за шею, прищурилась, заставляя смотреть в глаза.
— О-о-о, — протянула Ехидна невыразительно, но глаза потемнели от ненависти. — У своры цепных псов остался детеныш… И уже рискует показывать первые клыки… — и улыбнулась, показывая безупречные зубы, а ненависть из глаз плеснула через край. — Она первая в очереди. После тебя.