И не дождалась. Ударила первой волной, когда досчитала до двадцати. Зарылась дрожащими пальцами в сухую землю и послала по ней мощный заряд. Раз, два, три… По земле разошлось пять силовых кругов, остановив восемь сердец. Всего лишь… Я вдохнула-выдохнула, собираясь, и пустила вторую волну. Воздух вокруг сгустился, завибрировал дрожаще. И еще шестеро… И пятеро новоприбывших. Сколько нечисти ждало своего часа?..
Третья волна, и моя левая рука по локоть провалилась в рыхлую как мелкий песок землю. В ушах учащенно и тревожно заколотились, «перекрикивая» друг друга, сердца уцелевших, рядом что-то завозилось, рыча, и рассыпалось у границы защитного круга. На «запчасти». Я мрачно ухмыльнулась, вытирая рукавом кровь из носа. Да, не одно — так другое…
Четвертая волна. Вечный страх нечисти — оказаться в мире мертвых — материализовался в виде хватающих за ноги черных рук и утаскивающих добычу под землю. И четверых схватить удалось плюс еще трое «пауков» очень сильно испугались. И мне бы считать, но не получалось. Получалось лишь худо-бедно слышать оставшихся в живых и прикидывать, сколько осталось сил.
Пятая волна. Левая рука перестала ощущаться, нос не дышал, кровь залила лицо и коркой запеклась на шее, удары чужих сердец сливались в тревожный набат. Я пыталась разделить его на «составные», но не выходило. Выходило, что кто-то еще жив, а я… уже всё. Почти. Защитный круг стоял горячей дрожащей стеной, пожирая смелых «счастливчиков». Я жадно хватала ртом воздух, но вдыхала лишь раскаленный пепел. Плохо. Если так и выглядит ад… то на девять кругов меня не хватит. Максимум еще на…
Тьма накрыла внезапно. Глухая, вязкая, лишенная запахов, сухого вкуса пепла и звуков. Почти всех. Я лежала, уткнувшись лицом в землю, и где-то за гранью слышимости улавливала лишь слабый-слабый шепот. И видела бледные искры там, где недавно ревело неукротимо живое Пламя. И снова шепот, и голос прародительницы велел: «Вставай!», и ее руки цепко обхватили за плечи, поднимая и переворачивая. И коснулись искр. Меня ударило током, и я зашлась рваным кашлем. И открыла глаза.
— А ты, оказывается, щекотки боишься, — преувеличенно бодрый голос Стёпки донесся откуда-то издалека. — И на взрослых она действует, как на новорожденных. Давай, Марусь, дыши!
Я кашляла, отхаркиваясь комками пепла, через раз хватала ртом воздух, но, кажется… была жива. Рядом шевельнулось скромно чьё-то ослабленное страхом сердце, но затихло после глухого удара. Да, жива… И, слава богу, не спалила дотла «уголь» — силы осталось чуть-чуть, но ее хватало, чтобы… жить.
Коллега говорил и, кажется, о чем-то спрашивал, но я не понимала. С наслаждением прислушивалась к его низкому голосу и всем своим существом впитывала ощущение собственного возвращения, понемногу «заводя» остановившиеся процессы жизнедеятельности.
Стёпа снова что-то спросил настойчиво, наклонившись, и по губам я разобрала — «воды?..». Ах, да, рюкзак. Кивнула, попыталась ответить, но снова закашлялась. Он вывалил на землю все содержимое рюкзака и по очереди поднимал то один пузырек, то второй. Четвертый я попыталась схватить, но руки не слушались.
— Поразительная живучесть, — прокомментировал он, приподнимая меня и поднося к потрескавшимся губам пузырек. — Ты была мертва минут десять, знаешь? А может, и больше. Пока я тебя нашел, пока выкопал… Ни пульса, никаких реакций. Ведьмы все такие?
Не совсем. Мы умеем возвращать, убивая, других, и так же возвращаем и себя. Поэтому Ехидну было почти нереально уничтожить. Но теперь я точно закончу начатое. Я вяло кивнула, но больше на очередной бутылек. Теперь — да. Каждая такая «смерть» — подъем на новый уровень силы Пламени. Теперь мне его хватит.
С каждым глотком я всё меньше кашляла и всё больше чувствовала свое тело. И силу. Которой очень нужна еда…
— Син… — получилось сиплое.
— Синяя бутыль? Нет? — переспросил Стёпа. — Синяя крышка? Нет? Синий… чулок, что ли? Серьезно? Вот этот?
Я кивнула и даже смогла приподнять левую руку. Коллега ловко закатал остатки рукава и натянул эластичный «чулок» на мое предплечье. В локтевом сгибе слабо запульсировал и заискрил «уголь», и я совсем успокоилась. Батарея зелий, горячая ванна, часик сна, пара часов усердных медитаций, и я буду как новенькая. Почти, да.
— Это вода? Погоди, — он скинул куртку, стянул с себя майку — гордость города — и, намочив ее, вытер мне лицо и шею. Сразу полегчало.
— Живые?.. — спросила я сипло и попыталась сесть.
— Увы, — с фальшивым вздохом отозвался Стёпа.
Я поморгала, уселась, опершись о его плечо, и огляделась. Ветер затих. Не по-весеннему припекало солнце, и время шло к полудню. Выжженную землю пуховым покрывалом устилали курганы пепла. В голубое небо били столбы разноцветных огней, по надгробиям пробегали искры, оживляя каменные фигуры. И вдали очень ярко мерцали осуждающие глаза поднявшейся «рыси». Пока не нападала, однако…
— Стёп, пошли отсюда, — или временная петля блокировала силу стражей, или питалась от нее… Не хватало еще, чтобы злые хуфии выползли на запах крови. — Брось всё… Нет, дай мне свою куртку, зябко. И вот эти два бутылька возьми. И рюкзак с планшетом. И меня. И — бегом…
Сила разливалась по долине, расходилась кругами от изваяний, и я опять посетовала на свою необразованность и понимание на уровне жалких догадок. Чем выкачивали магию капища или как сдерживали?.. И с каждым таким случаем гробницы становились всё притягательнее. Да, у меня есть прародительница — источник знаний из времен стародавних ведьм, но ведь она всего не расскажет, как ни пытай… «Рыси» проводили нас подозрительными взглядами, но отпустили. Пронесло…
За воротами я попросилась на землю.
— Ноги-то надо размять, — пояснила, неловко переступая по тропе. Две батареи зелий и вырубиться по дороге в город…
Новое ощущение жизни билось за спиной невидимыми крыльями, требовало приключений и подвигов. Я дышала глубоко и часто, подняв лицо к солнцу, напоминая себе кошку, впервые после долгой зимы выпущенную на балкон. Умирать не страшно. Страшно вымерзнуть и навсегда потерять чувство жизни. Пожалуй, стоит сказать Тифону спасибо… И не только ей.
Я потянулась, отряхнулась от земли, повернулась к Стёпе, обняла его и поцеловала, жадно вбирая новые старые ощущения. То, что нужно, — небольшая приятная встряска неожиданным… Он удивился, но не растерялся.
— Это еще зачем?
— За… спасибо. И за то, что жива, — я улыбнулась.
— Тогда и это — тоже, — и вернул поцелуй.
«Рыси» утробно заурчали, и мы оглянулись. Глаза повернутого к нам стража меняли цвета — зеленый, синий, фиолетовый, красный, коричневый… По спинам обоих проходили искрящиеся волны.
— Защитники вернулись, и с ними вернулась их сила. Почти вся. Не хватает лишь одного амулета, — я первой начала осторожно спускаться с тропы.
Ноги устало дрожали, но я упрямо шла к припаркованной на обочине цели. О полетах, конечно, не может быть и речи. Мельком глянула через плечо на коллегу, отмечая нечитаемое выражение лица, полосы земли на щеках, поджатые губы и хмурую складку между бровями, и искренне ему посочувствовала — за пережитое. Видеть пациентом знакомого — врагу не пожелаешь, и лично я всегда этого боялась, как огня. Время откапывания и «щекотки» явно далось ему непросто.
— Стёп, хочешь жить долго и счастливо? — я остановилась перевести дух. Какие-то двадцать шагов, черт возьми…
— Не знаю, — он обогнал меня, доставая из кармана джинсов ключи от машины. — Никогда об этом не задумывался.
Я оторопело уставилась на его спину, но не из-за неожиданного ответа. По загорелой коже, от плеч до поясницы, растекалась неприятная черная клякса тату — смятая паутина. Смятая, но все равно хищная и опасная. И от этой татуировки сквозило… гадостью. И внутри засвербело неприятное предчувствие.
— Откуда у тебя на спине эта мерзость? — спросила я резко и не узнала собственный нервный голос.
Мать твою, всё же рядом…
— Здесь сделал, в день приезда, — он обернулся через плечо. — А что?
— Стой. Повернись. Спиной.
Подковыляв, я пошевелила пальцами левой руки, вызывая «щепотку» силы, прижала ладонь к центру татуировки и «позвала». Капля силы тьмы впиталась в кожу, и я ощутила явный «ответ». По Стёпиной спине прошла дрожь, он поёжился, дернул левым плечом, а татуировка на секунду стала выпуклой, осязаемой. Излучающей ответную тьму.
— Мар, щекотно!
Так посмейся… пока живой, чуть не рявкнула я, но вовремя прикусила язык. Он же не виноват… наверно.
— Где сделал? Кто мастер?
Пауза, и ожидаемое:
— Точно не помню, — удивленно признался коллега. — Тату-салонов в этой глуши нет, у частника делал. Он на первом городском тусовался — делал временные татушки детям, и мне его эскизы понравились. Но внешность, адрес… Это как с тем дедом, у больницы? — вспомнил вдруг Циклопа. — Магия?
И я тоже вспомнила колдуна, но другого — Мойру. И задушевный разговор за чаем на прокуренной кухне. Сфинкс забрала у него символ-портал для Ехидны…
— Магия, да? — он, дурак, обрадовался.
— Магия. Ко мне поедем разбираться, — я забрала у него свой рюкзак и достала планшет. — Выпрямись, сфотографирую.
Активное приключение наконец нашло его… спину, и Стёпка аж заискрил удовольствием. А я обругала себя — за то, что не заметила. Вернее, не придала значения потенциалу его скрытой силы. Силы темной, страшной и губительной. Для нас обоих, если мои предположения подтвердятся. И если я очень быстро не найду ответы…
— Поехали, — я села на заднее сиденье и хмуро пояснила: — Спать буду. Потом объясню. Извини, пока сама знаю мало.
Нет безвыходных ситуаций, есть непроходимость в людях, часто говорила наставница, и как же она права… Я включила планшет и сразу отправила фото главному специалисту по символике, вежливо попросив поторопиться. Пусть копает. Улеглась, подложив под голову рюкзак, закрыла глаза, но сон не шел. Перед внутренним взором сплетались линии и спирали других символов-порталов — Циклопа, Фавна, охранника Николая… Все они отличались от Стёпкиного — его символ имел четкую форму. Но я не могла избавиться от ощущения, что о