Перемыв посуду и оттерев краску, я, дабы не терять время даром, достала старые записи. Первым делом изучила конспект предсказания Ланы, но оно, к сожалению, утратило прежнюю полезность. Предупреждения заканчивались на «если ты не против бабушки…», и последнее сбывалось двояко: я не против «бабушки», которая Яга, и, само собой, не против родной бабули. Что бы ни говорила Верховная, я не хочу искать следы вины своей семьи. И не буду. Пока меня не ткнут носом в десяток неопровержимых, с точек зрения разных правд, доказательств.
Перечитав конспект ещё раз, я закрыла блокнот… и снова его открыла. А потом достала телефон и прослушала запись, уцепившись за прежде ускользнувшую деталь.
«Всё случится лет через пять-семь, когда ведьма вскроет древние могилы», – предупредила пророчица. А я, категорический гуманитарий, пропустила мимо ушей самую главную подсказку – цифры. Срок.
Что такое пять-семь лет в моей жизни? Семь лет в общей сложности я работаю в «ЭкзоТерре»: два года – практика, пять лет – официально, в штате. Как это связано с пятилетним сроком пропажи Гульнары? Очень просто: с момента нашей встречи с пророчицей прошло около семи лет. То есть проклятая вскрыла могильник не так давно. Плюс школа, которая может быть местом, строилась год назад. Всего лишь. И если мы с ней угадаем…
С этой замечательной мыслью я снова запустила поисковик, и оный через десять минут выдал уверенный ответ: мега-моллу «Млечный путь», где Гульнара устроила зеркальный капкан, три года. Значит, пять лет западни неактуальны. И подозрения оформились в твёрдое убеждение: сестра Бахтияра оказалась в капкане именно тогда, когда я начала получать письма.
Да, даже не полгода назад, когда в руки Веры Алексеевны попала папка. Ведь письма-то за ней не последовали. Думается, Гульнара ей снилась, прощупывая почву или готовя для себя на всякий случай. Проклятая пропала за день, за два, за неделю до первого послания, но никак не пять лет назад. Это иная точка отсчёта – начала полноценных поисков «бабочек», сбора материала для работы… ещё чего-нибудь. Но не пребывания в ловушке.
Проблемы с памятью сыграли с Гульнарой дурную шутку, и что из её слов можно принять на веру?..
Я задумчиво погрызла ручку, открыла блокнот на чистом листе и для затравки нарисовала пару цветочков, солнышко и веточку плюща. А потом на бумагу легла простейшая схема.
В центре – «квадрат» Гульнары: молодая ведьма с древним даром слышащих; лет пять-семь озабочена «бабочками»; проклята; заперта в могильнике; оставила путеводные следы к себе. Рядом – Бахтияр: брат; стремится найти; заклинатель; пытался прикрыть до вмешательства Круга, да не вышло. И он не так давно понял, что сестра пропала, кстати. Вспомнил бы точно, когда именно забеспокоился…
Третьим «квадратом» я изобразила себя, проведя обоюдоострую стрелку к Гульнаре. Она присылает письма и приходит – я ищу. Почему именно я? В логичное объяснение Верховной верить не хотелось, а другого, своего, я не находила. Пока. Мало знаю.
Четвёртым «квадратом» после колебания стала бабушка: бывшая отступница, Гюрза, мать трёх взрослых ведьм, ключ к тайне могильника… вероятная наставница проклятой. Сон был очень чётким, явственным, да и Марьяна подтвердила, что у бабушки имелась некая ученица. И пока так их общую стрелочку и обозначу. «Квадрат» Марьяны я соединила с бабушкиными и провела от него пунктирные линии к Бахтияру и его сестре. Магический мир наверняка теснее человеческого, и, кажется, что-то сводная тётка об этой ситуации недоговаривает…
Вовчика с «нетопырём» и «кошкой» я обозначила просто словами под схемой – их роль в истории проста и с тайной могильника не связана. И следующим, помешкав, нарисовала «квадрат» Верховной, соединив его с бабушкиным и Гульнаровым пунктирами. Главная ведьма Круга знакома с проклятой и знает о могильнике. И крайне заинтересована в том, чтобы его найти. Сейчас, когда стародавняя нечисть прёт изо всех щелей, – даже больше обычного. Иного о её роли, кроме как защитницы города и людей, я не знала.
Последним на листе над «квадратом» Гульнары я начертила прямоугольник со знаком вопроса. Кто? Если не бабушка – то кто? Кто ещё знал о могильнике? Кто указал проклятой путь? Кто помог проникнуть внутрь? Кто открыл дверь и выпустил нечисть? Судя по недавней фразе Бахтияра, на последнее способна очень крутая ведьма – даже круче Верховной. Отступница с тайными знаниями и бездной сил, способная сломать защитные артефакты. И я провела неохотный пунктир от прямоугольника со вторым вопросительным знаком – бабуля?.. Хотя – она же лишена силы…
Запахло палёным. Отключившись от схемы, я принюхалась и подскочила с табуретки. «Муравей» же своё варево на медленном огне оставил – под мою (без)ответственность… Выключив конфорку и передвинув казан, я открыла крышку и принюхалась. Вроде не сильно подгорело… Но сладкий сон душки-бармена явно нарушило.
Вовчик, тихо ворча, заглянул на кухню, придирчиво распробовал рагу, неопределённо хмыкнул и скрылся в ванной. Выглядел он, кстати, получше – посвежее, и уже не напоминал загримированного узника концлагеря из старых советских фильмов про войну.
Пока я освобождала стол, душка-бармен умылся, вернулся и молча взялся за тарелки-вилки. По четыре штуки столовых приборов достал, что характерно, и я невольно посмотрела на Глона, но пёс спал и не подавал признаков тревоги или радости. А вот ждать «муравей» никого не стал. Молча сел за стол, без спросу сцапал блокнот со схемой и принялся жевать рагу, изучая «диспозицию». А вывод сделал, закончив есть. И предъявив мне очередной неизвестный факт.
– А не родственница ли Гульнара твоей бабушке? Я слышал, в тайники стародавних кто попало не пролезет – кровь нужна. Живая кровь наследника тайны – она и есть ключ. На неё схрон заговаривали, и только она отопрёт дверь и откроет тайные знания. Остальные эту дверь даже не увидят.
Я недоверчиво подняла брови, и Вовчик серьёзно кивнул. Я отвернулась к окну. Ох, не всё Марьяна рассказывает… Сейчас, в спокойной обстановке, я прокрутила мысленно полученную информацию и поняла. Как и Бахтияр, как и Верховная, Марьяна вещает много, красиво и по делу, но всё больше зубы заговаривает, нежели объясняет. Как же их на чистую воду-то вывести… всех их? Всю эту волшебную шайку-лейку?.. Вываливают на меня фактами теорию, но происходящее она объясняет очень поверхностно.
– Вов, – я обернулась через плечо, – а ты на чьей стороне будешь?
– Чей холоп? – он ухмыльнулся. – Не знаю, Радка. По совести я всей душой за тебя. И знакомы мы дольше… и к людям я ближе. Но вот… боюсь, – признал честно и без тени смущения. – И ведьма эта, Марьяна – тёмная, мощная, и заклинатель меня одним словом наизнанку вывернет.
– Сказку про зайца и черепаху помнишь? – я снова отвернулась, щурясь на раскалённое полуденное солнце. – Там, где проиграет сила, победит хитрость.
– Увы, – Вовчик встал за добавкой. – И это тоже не про нас с тобой. Колдовской мир – это такая клоака, там такие интриги плетутся, такие акулы обитают… Не лезь туда. Даже не пытайся вызнать нужное. Ты – человек, и ты рядом с ними в проигрыше со всех сторон. Они и старше, и умнее, и сильнее, и…
Но я уже загорелась и навострилась. Одно-то преимущество у меня есть: я на «сцене» – главная героиня, которой для понимания пути к могильнику требуется информация, и мне её выдают. Но я журналист. Пусть юлят. Как учили на факультете, если хочешь что-то узнать – сначала чётко сформулируй вопрос. Потом разбей его на составные и снова сформулируй. Потом подбери к ним безобидные с виду синонимы. И с них-то, с синонимов, и начинай интервью. И, спокойно отвечая на безобидное, объект рано или поздно расслабится и проговорится.
Решено.
Дело за малым – понять, что конкретно я хочу узнать. Кроме того, кто стоит за Гульнарой. И интуиция подсказывает, что у Марьяны уже есть на примете подозреваемый(-ая). Она явно ищет по своим каналам. На кону – жизнь и честь семьи, и сводная тётка роет, копает, проверяет… про себя. А может, даже знает. Но не торопится сообщать выводы. Наверно… правильно. Но я хочу быть в курсе. И я там буду.
Душка-бармен обновил свою порцию и взял вторую тарелку:
– Хватит с ума сходить. Садись есть.
Я послушно села. Пахло божественно, а мои утренние блины давным-давно «кончились». И вкусно было очень. Вовчик аж про своё рагу забыл, умильно наблюдая, как я с аппетитом поглощаю его стряпню.
– Добавки?
– Спасибо, очень вкусно! Но не влезет, – с сожалением отказалась я.
– Тогда кофе, – он снова вернулся к плите. И, задобренный, даже не обругал допотопную турку.
– Вов, а почему ты ресторан не откроешь? Так готовишь здорово, а бегаешь с подносами и омлетами.
– Денег надо много, – отозвался «муравей», вскрывая новую упаковку кофе. – А человеческие кредиты нам брать нельзя. Представляешь, приду я его закрывать через двадцать лет – ничуть не изменившись внешне… Да и отчаливать скоро. Нельзя нам больше десяти лет на одном месте. Мы же стареем позже людей. Сильно позже. Нельзя.
Он аккуратно помешал в турке кофе и задумчиво подытожил:
– Года через два уеду. Продам бар и… Может, и на маленькое кафе тогда хватит. А лет через десять – и на ресторан.
Телефон «заметил», что зарядился. Отключив его от розетки, я проверила сообщения, а потом, поддавшись внезапному порыву – шёпоту интуиции, не иначе, – сфотографировала рисунки. Однажды их чуть не отобрали, и кто знает… Затем фотографии перекочевали в ноутбук, а рисунки – в папку Гульнары. И лучше всего их оставить здесь, под присмотром Яги.
Пока душка-бармен занимался любимым делом, я ушла в комнату.
Яга не спала и не уходила в своё… небытие. Высунувшись из стены, она, мечтательно закатив глаза и возя по полу метлой, напевала что-то крайне немелодичное.
– Сбережёте? – попросила я, протянув ей папку.
– Сюда положь, – она небрежно махнула помелом в сторону комода. – Зачарую – ни одна мышь не проскочит.