– Они под запретом, – кивнул Бахтияр, – но не хотят с этим мириться. Во времена стародавних «клещей» спасла развитая способность к подселению, а теперь у ведьм силы уже не те. Если нечисть адекватна, то с ней стараются договориться. Иначе одно столкновение положит половину ведьминого Круга.
Мне, несмотря на жару, стало зябко.
– В смысле, убьёт?..
– Да. Бесы очень – очень – сильные твари. Чем больше они питаются от человека и чем больше убивают, тем сильнее становятся. И, в отличие от других видов нечисти, у них нет… – заклинатель запнулся, подбирая слово. – Нет порога сытости. Те же «кошки» напитались силой – и «наелись», и перестают реагировать на внешнюю тьму и нуждаться с ней, пока накопленное не кончится. А бесы всегда голодны. И всегда способны вместить немного ещё. Они «растягиваются» – и становятся сильнее. И «тянутся» до бесконечности.
Я внимательно посмотрела на мельтешащую впереди рыжую спину Глона. Что-то не верится…
– Убить их можно только полным развоплощением духа, а эти знания потерялись во времена охоты на ведьм. В закромах наблюдателей, может, и сохранились, но они не спешат ими делиться и давать ведьмам такой козырь, – Бахтияр тоже смотрел на пса, но не удивлённо, а хмуро, точно ожидая гадости. – Найденного беса выгоняют в мир мёртвых, а открытие врат туда на полминуты требует колоссальных сил Круга. И обычно после такого ритуала Круг недосчитывается ведьм. От четверти состава до двух третей плюс Верховная.
Мне стало ещё холоднее. Вот же мрази наблюдательские…
Повисло молчание. Глон вёл. Заклинатель брёл, ссутулившись и сунув руки в карманы. А я не знала, что сказать. Мысли для ответа возникали, но исключительно нецензурные.
– Я знаю трёх бесов, которые живут среди людей, с патентами и под неусыпным наблюдением. Один даже помогает ведьмам изгонять своих и строить остальных, лишь бы ему жить не мешали. Но это редкость. Исключение из правил. Мало, чтобы за беса поручилась ведьма. Нужно, чтобы она была на двести процентов уверена, что сдержит аппетиты своего подопечного и сможет скрутить его при срыве. Если я прав, то Марьяна дико рискует. Всем. От жизней окружающих людей до своей собственной.
За обсуждением насущного мы незаметно добрались до цели, коей оказалась неприметная хрущёвка, скрытая высоченными старыми тополями. Я определила по карте наше местонахождение – пятнадцать остановок на троллейбусе до моего дома или час хода дворами. Глон, давно сбросивший намордник, сел у второго подъезда, гавкнул и серьёзно посмотрел на меня. «Клещ» ты или не «клещ» – а всё равно крут.
– Спасибо, – я протянула руку, но остановилась, не решившись трепать пса по ушам.
А если в животной оболочке живёт некто вроде «кошки» – той «кошки», которую я видела из магического коридора, – сильное, красивое и умное существо? Внешность ведь так обманчива. И вместо ласки я предложила воду.
– Будешь? – присев на корточки, я достала вторую бутылку, но открыть крышку не успела.
Глон лизнул меня в щёку, нетерпеливо тявкнул и повернулся к двери. Заклинатель открыл замок одним движением руки, и мы вошли в подъезд. Я непроизвольно выдохнула – тень… Воняющая сыростью и котами, зато немного прохладная. И… может, он всё-таки «кот»?..
После солнечной прогулки я на минуту ослепла и по ступенькам поднималась ощупью, держась за стену. И буквально до первого этажа. У ближайшей же двери пёс сделал стойку и поскрёб лапой по косяку.
– Не входи, пока не позову, – Бахтияр мягко оттёр меня плечом. – И ты, приятель, сиди здесь.
Щёлкнул замок, скрипнула дверь, и мы с Глоном остались на крошечной площадке вдвоём. Коротая ожидание, я напилась воды, намочила носовой платок и протёрла лицо и шею, почувствовав себе немного лучше. Пёс не сводил с двери умных глаз и шумно принюхивался.
– Опасно? – спросила я шёпотом, запоздало сообразив, что в квартире мог кто-то жить.
Мы ведь не знаем, когда Гульнара пропала – и когда конкретно сняла эту хату. Да и соседей беспокоить не стоит. Но Глон отрицательно мотнул головой: дескать, нет. И почти сразу же открылась дверь.
– Заходите, – заклинатель отступил, пропуская нас вперед. – Ты права. Вы оба, – поправился, глянув на пса. – Похоже, после моего отъезда Гуня жила именно здесь.
Квартира – однокомнатная «скорлупка»: прихожая-«пенал» с дверью в санузел, крошечная кухня без двери и собственно комната. Оказавшись на месте, я опять вспомнила сон и поняла, что пришла не зря. Стены комнаты были увешаны фотографиями, газетными вырезками, компьютерными распечатками, схемами и планами. Неужто Гульнара наведалась, указав?.. На черновики с «бабочками», слова пророчицы Ланы… и, да, на Глона, который, мать его, превращался…
Пёс, втянув носом воздух и шумно фыркнув, выжидательно улёгся у разобранного дивана, а Бахтияр один за другим открыл окна, проветривая квартиру. В убежище Гульнары было не просто душно как в бане – ещё и воняло чем-то терпким и неприятным.
– В спешке собиралась, – сообщил заклинатель с кухни и хлопнул дверцей холодильника. – Даже завтрак не доела.
На кухне, слава богу, никаких продуктов, кроме заплесневелого хлеба на столе, не обнаружилось: свой вывод Бахтияр сделал, изучив холодильник, где в пиалке протух недоеденный творог. И продуктов, кстати, хватало – масло, сыр, колбаса, молоко, сметана, овощи, фрукты… Кастрюля с борщом и сковородка с жареной картошкой.
– Она жила тут долго, – прокомментировал Бахтияр хмуро, – и съезжать не собиралась.
…но в последний раз покидала дом в спешке, да.
На диване – сбитые простыни и разбросанные подушки, шкаф открыт и часть вещей валяется на полу, со стола бумаги сметены на пол, на кресло брошена скомканная летняя пижама.
– Сколько дней назад она ушла? – я присела перед Глоном. – Сможешь определить?
Гемоглобин посмотрел на меня с иронией, неспешно встал и пошёл на кухню. И без стеснения встал на задние лапы, опершись передними о стол и указав то, что мы не заметили. Там, над столом, скрытый узкими полками и сливающийся со светлой стеной, висел отрывной календарь.
В комнате заскрипело, грохнуло, и заклинатель позвал:
– Рад, а я выпускную работу нашёл.
– А я – дату. Кажется, её ухода, – я сняла со стены календарь, отлепив скотч.
Бахтияр появился на кухне и, наклонившись, заглянул через моё плечо. Я очень постаралась не оборачиваться, чтобы… не видеть. На календаре – двадцать седьмое июня текущего года, а первое письмо «прилетело» первого июля. Брат с сестрой разминулись на какие-то сутки-другие…
– Она жива, – процедил после тяжёлого молчания заклинатель. – И плевать, что говорит твоя… тётка.
Да, явно слышал…
– Надеюсь, – я положила календарь на стол. – Где работа?
– Под диваном. Гуня с детства прятала под кровать свои главные сокровища.
Поднятая диванная створка обнажала пыльные ящики для постельного белья, битком набитые стопками бумаг. Нифигасе…
– Вот это труд! – присвистнула я.
Куда там нашим курсовым, дипломным и кандидатским…
– Вы все такое пишете?
– Мы – нет, – Бахтияр начал одну за другой выгружать стопки на пол. – Нам некогда. Заклинателей слишком мало, да и дар по-разному просыпается – у кого-то в двадцать лет, у кого-то сорок. Основы получили – и в поля. Первый год наставник страхует или кто-нибудь из Круга, а потом всё, сам. Как говорил мой учитель, исследования на пенсии сочинять будешь. Если отпустят. И если доживёшь.
М-да…
Следующий час мы разбирали Гульнарины сокровища – и из-под дивана, и со стола. В мешанине бумаг не было никакой системы – черновой текст чередовался планами, перемежаясь цитатами из статей, конспектами чужих работ, фотографиями и рисунками. Сначала мы отделили зёрна от плевел, а потом заклинатель, немного понимающий почерк сестры, взялся сортировать работу.
Я, устав от духоты, подошла к окну, под которым обосновался Гемоглобин. Он сразу же сел, освобождая место, и вильнул хвостом. С минуту я просто дышала – раскалённой улицей, но без квартирной пыли двухнедельной давности. А потом опустилась на колени рядом с псом и негромко спросила:
– Ощущаешь что-нибудь ещё? То, что мы не видим… и чего не увидим без специальных ведьминых заклятий?
Он склонил голову набок, одобрительно прищурился, встряхнулся и потрусил в коридор. Бахтияр проводил нас внимательным взглядом, но следом не пошёл – втроём в тесном «пенале» коридора мы только ноги друг другу передавим.
– Ничего не трогай, – предупредил вслед. – Вдруг Гуня защитные чары наложила.
За ту минуту, то пёс крутился в коридоре, я отчего-то размечталась о настоящем тайнике – что-нибудь понажимать, по стене пошарить и открыть её часть, а там… А всё оказалось скучнее и прозаичнее. В единственном углу коридора стояли маленькая подставка для обуви, крошечная тумбочка, на которой я оставила сумку, и стул-ящик, а над ними на вешалке висели зонт-трость и верхняя одежда – тёмный плащ, удлинённый старомодный пиджак, несколько цветных платков. И сначала Глон стянул один платок, а потом ткнулся носом в плащ.
– Можно? – уточнила я.
Пёс кивнул, и я, доверяя его чутью больше предупреждения заклинателя, сунула руку в карман плаща и достала записную книжку – в кожаной обложке, пухлую, утолщённую карманным календарём и свёрнутыми листочками-заметками. И, само собой, среди них выделялся знакомый лист-гармошка. Было бы удивительно, если я, по сути сама придя за посланием, не обнаружила оного.
Спрятав письмо в карман бриджей, включив свет и сев на ящик, я подняла с пола шейный платок. На серебристо-сером шёлке отчётливо выделялись тёмные пятна и полосы.
– Кровь? – я посмотрела на пса.
Он кивнул.
– Гульнары?
Отрицательно мотнул головой. У меня появилось нехорошее предчувствие.
– Бабушки?
Сначала Глон несогласно тряхнул головой, а потом кивнул.
– Кого-то из семьи?
Кивок.
– Марьяны?
Нет.
– Кого-то из её сестер?
Да.
Значит, проклятая не только к Марьяне наведалась… И, наученная собственным психом, постаралась держать себя в руках, чтобы добыть необходимое. И добыла.