Но нет! Кряк! кряк! – это лаз в полу открылся. Он под муравой был, мы и не заметили. Высовывается оттуда белоголовый, в тужурке ремесленной, а усики щеточкой – как офицеры в давешние времена носили. В деснице у него – фонарь шахтерский, за стеклышком лепесточек пламени трепещет. Левой рукой нам махнул, вымолвил кратко:
– Ко мне!
И пястью себя по щеке: хр-руп!
А я и без того разуменье потеряла, жах меня к месту пригвоздил. Не поняла сразу, что это он делает – зубы, что ли, сам себе крошит. И как это так – из-под земли выскочил! Натуральный упырь или перевертень, про каких старцы сказывают… Не пойду я к нему, лучше от своих погибель принять!
Спасибо красавчику – взял меня, как вязанку с хворостом, и в лаз спустил. Белоголовый посторонился, я на лесенку встала, гляжу – а внизу, подо мной, погребок. Получается, мы из одной мухоловки в другую попадем.
– Да не стой ты, разиня, спускайся!
Это белоголовый на меня рявкнул, а после в спину подтолкнул, я – ах! – и уже в погребке. Тут же и красавчик спрыгнул, без лестницы обошелся. И как вовремя! Наверху затрещало – мужики дверь вынесли и в каморку ворвались. Белоголовый едва успел крышку лаза захлопнуть. Щеколдой – клац! Сошел к нам по ступенькам, лампу на перекладину поставил и снова себя по щеке – хр-руп! И скорлупу колотую выплюнул.
Догадалась я: орехи кедровые грызет. На упыря не похож ничуточки – ладный, наружностью леп, бровьми союзен. Инда позавиднее моего красавчика будет, хоть и немолод уже – годков пятьдесят ему, а то и поболе. А голова белая, потому что седая.
– Теперь они вас не достанут, – говорит. – Добро пожаловать в мои хоромы.
Хр-руп!
Глава Vответственность за которую возлагается на инженера Тимофея Цорна
Гостей я не ждал. И окружающий мир меня занимал постольку-поскольку. Приведу сравнение: вообразите себе человека, для которого время замедлилось в тысячи раз. Иными словами, все процессы, происходящие вокруг, убыстрились, слились в единое целое и исчезли. Я для них – изваяние, застывший египетский сфинкс, а они для меня – ветер, обдувающий мои бока, но в целом совершенно меня не беспокоящий. Я их не замечаю, как не заметил бы цветов на радужном диске, который, если его раскрутить, теряет все свои оттенки и превращается в белый.
Довольно метафор. Я не лирик, я сторонник точных знаний. И предпочитаю не вмешиваться в дела, которые напрямую со мной не связаны. Но как прикажете поступить, когда над вашей головой раздается женское блеяние, а потом мужицкий мат-перемат и при этом кто-то ломает двери с намерениями явно недружелюбными? Я приоткрыл крышку люка и в свете лампы увидел двоих, стоявших в обнимку. Ни дать ни взять Ромео и Джульетта, которых застигла родня, не желающая их союза. Ромео выглядел странновато – на бедрах у него болталось подобине шотландского килта. Но я отстал от современной моды. Может, так сейчас носят?
А дверь бывшей заводской кладовой уже слетала с петель, и в просвет лезли кулачищи с молотками, гвоздодерами и прочим инструментарием. Если бы можно было рассчитывать, что все закончится банальной трепкой, я бы не стал встревать. Но пахло кровавой расправой, поэтому я сделал то, что велела совесть, – дал парочке возможность укрыться. Наверное, дурака свалял, но теперь поздно терзаться.
Едва я запер люк, как наверху заходили, принялись долбить в стены и шарить в сорняках. Спасенные опасливо задрали головы, а я, чтобы вселить в них спокойствие, достал из кармана горстку кедровых орешков – моя слабость.
– Хотите?
Они отказались, я не навязывал.
– Хр-руп! Расслабьтесь, вы в безопасности. Главное, не кричать и не привлекать внимания. Потопчутся и уйдут.
Ромео с похвальной быстротой одолел волнение, в его глазах зажглось любопытство.
– Что это у вас за зиндан? Сами выкопали?
– Вы слишком высокого мнения о моих способностях. Это подпольщики постарались, еще в начале века. Первую русскую революцию помните? Хотя нет… вам тогда совсем мало лет было… хр-руп! На заводе, еще действующем, появились пропагандисты, организовали боевую группу, собирались принять участие в восстании. Кладовщик был с ними заодно, подсказал, где лучше всего вырыть яму, чтобы прятать в ней оружие и листовки. Но у тогдашних полицейских мозгов побольше было, чем у этих мокрожуев, которые там сейчас стенки ломами крушат. – Я показал на потолок. – Кстати, кто они?
– Братья мои, – пискнула Джульетта. И прибавила: – По вере.
– А, это те, что из секты «механиков»? Знаю, сталкивался… Твердолобые ребята, переговоры с ними вести бесполезно. Чем же вы им насолили?
Ромео сжато пояснил, что влюбился в девушку из сектантской общины (при этой сентенции Джульетта покраснела и потупилась) и похитил ее прямо с молебной поляны. История душераздирающая, но я не настолько наивен, чтобы в нее поверить. При желании можно было сразу указать ему на нестыковки, однако я решил не спешить. Спросил только, как его величать.
– Вадим Сергеевич. А вас?
– А меня Тимофей Ильич. Фамилия – Цорн. Предки были из Пруссии… Вы ловелас, а я геолог. Правильнее сказать, горный инженер, но с некоторых пор, по причине нехватки специалистов, занимаюсь еще и геологоразведкой. Командирован из Свердловска.
Он мне тоже не поверил – я безошибочно прочитал это по его взгляду.
– И что же вы р-разведывали в этом конспиративном подземелье: золото, алмазы?
– Вы не поверите, но золото в Пермском крае тоже присутствует. Эта область вообще очень богата полезными ископаемыми. Минеральные соли, хромитовые руды, бурый железняк… Я уже не говорю про газ и торф. Настоящий кладезь природных ресурсов… хр-руп!
– Но вряд ли все эти р-россыпи можно обнаружить в погребе.
– Сразу видно, что вы не в ладах с геологией. Я использую любые естественные и рукотворные углубления, это позволяет брать образцы пород ниже уровня почвы без каких-либо дополнительных усилий. Ходить и самому бурить скважины, знаете ли, трудоемкое занятие. А помощников мне не дали, все приходится делать одному.
Он смотрел на меня, как следователь на задержанного, чья вина наполовину доказана. Но мне в свое время доводилось выдерживать и не такие психологические натиски, так что эффект получился явно не тот, на какой он рассчитывал. Я как бы невзначай повернул лампу, стоявшую на перекладине лестницы, и свет ударил ему в глаза. Теперь вместо меня он видел черное пятно. Прием простейший, но действенный. А потом я отвлек его внимание, кивнув на закрытый люк.
– Как я и предсказывал, они ушли.
– Не совсем. – Ромео протянул руку и развернул лампу боком, чтобы она светила в угол. – Они еще в корпусе, за печью. Я слышу их шаги и р-ругань.
Меня подивила чуткость его ушей. Здесь, в трех дюймах под уровнем пола, я слышал только то, что происходило в кладовой, а она уже опустела.
– Это не беда… хр-руп! К рассвету их точно не будет, и вы сможете беспрепятственно дойти до села. Только… гм… советую вам килт свой снять, не то население черт-те за кого вас примет…
Он покраснел до корней волос и зашуршал материей, высвобождаясь из юбки.
– До села? – потерянно проронила девица, чьего имени мне так и не назвали. – А как же хутор? У меня дом, хозяйство…
– На хутор тебе нельзя! – Ромео выразил неудовольствие ее непонятливостью. – Сама говорила: в лучшем случае камнями закидают… Я тебя в райцентре пристрою или еще где-нибудь. Начнешь новую жизнь.
Я готов был поклясться, что Джульетта не выказывала горячего желания начинать новую жизнь. Ее устраивала и старая. Ромео тоже почувствовал ее настроение, хотел добавить еще что-то, но это подчистую разрушило бы легенду, которую он для меня состряпал.
Он круто повернул разговор в другое русло:
– Они ушли, я их больше не слышу. Не пора ли нам выйти наружу, а то впечатление, как будто нас замуровали заживо.
Я подумал, что у него была в жизни какая-то неприятность, связанная с пребыванием в замкнутом пространстве[2]. Спрашивать не рискнул – это было неуместно. Похоже, он не из тех, кто раскрывает душу первому встречному.
– Дам вам совет, Вадим Сергеевич: переждите еще немного. Если выйдете часа через полтора, то вполне успеете затемно дойти до Каменки… это ближайшая деревенька, а оттуда, если не поскупитесь на бакшиш, вас довезут до Усть-Кишерти с почетом, на подводе с подстилкой из сена.
– Звучит соблазнительно, Тимофей Ильич, – поддержал он мою иронию, – но перед тем, как угнездиться в подводе, я бы хотел еще раз заглянуть на молебную поляну. Обронил я там кое-что, поискать надо… Плашка меня проводит.
Плашка? Комично.
– Я? Ни за какие коврижки! – Она запротестовала так энергично, что от ее взмахов руками лампа на лестнице заходила ходуном. – Ты и без того меня перед общиной ославил… Ни о чем больше не проси!
Вот они какие, отношения между возлюбленными.
Чтобы предотвратить назревавший скандал, я взял слово:
– Вадим Сергеевич, если вы не против, я могу быть вашим проводником. Я исходил все близлежащие леса, и эта поляна мне попадалась, дорогу найду.
Джульетта-Плашка заикнулась было насчет поругания святынь, но тотчас и примолкла. Ход ее мыслей читался легко: раз кощунствует кто-то другой, то моя хата с краю. Она снимала с себя ответственность, и это ее устраивало.
Мы подождали для верности минут пятнадцать и пошли. То есть для начала покинули выгреб, постояли в кладовой, усеянной кирпичным крошевом (Плашкины братья по вере проявили изрядное тупоумие и изломали все стены). Удостоверясь, что в заводских руинах не затаился никто из этих благочестивых дебилов, вышли на простор, а вернее, наоборот, – углубились в хвойно-лиственные джунгли.
Мое лоцманство было сугубо номинальным. Ромео и без меня нашел бы путь к поляне. Во-первых, он видел в темноте не хуже рыси, а во-вторых, табун «механиков», промчавшись к заводу и воротясь обратно, оставил после себя миллиард ориентиров. Повсюду, где они следовали, валялись обломанные ветки, сбитые еловые шишки, а трава была вытоптана, точно по ней пробежала добрая сотня слонов.