– Вы ее п-под-добрали? – протренькал Антон Матвеевич, как пустое ведро. – А я искал, искал… О! Но как вам удалось что-то прочесть? Рецепт этих чернил известен только мне. Даже опасений не возникло, что кто-то сможет обнаружить мои записи, если книжка попадет в чужие руки…
– Так и быть, поделюсь сведениями… Я – сотрудник Спецотдела, а его основная функция – шифровка и дешифровка. В самом широком смысле, понимаешь? В том числе и симпатическими чернилами занимаемся. У нас р-ребята в лабораториях такие химсоставы р-разрабатывают – тебе и не снилось! В общем, подобрал я ключик к твоему ларчику.
Ну, спасибо, Антон Матвеевич, удружил! Пропади ты пропадом со своей примитивной конспирацией… Раздосадованный, я шелохнулся в траве, и Вадим Сергеевич тотчас повернул голову в мою сторону. Я заледенел. Лишь бы не пошел проверять! Отправляясь в обход, я не взял с собой оружия, сглупил. И теперь могу за это поплатиться.
Нет, не пошел. Выровнял опустившийся ствол пулемета, подтолкнул им приостановившегося Антона Матвеевича.
– Показывай, где вход. Этот? Я бы и сам р-разобрался, но очень уж у тебя все мелко начерчено, глаза сломаешь.
– Я все скажу, только не стреляйте! – взмолился Антон Матвеевич. – О! Я ничего такого не делал, никого не убивал, я обыкновенный исполнитель…
Пещера поглотила их, и я перестал разбирать слова, несмотря на то, что в шлем были встроены чуткие уловители звука. Полежал в траве, затем поднялся и приблизился к отверстию. В голове как будто заработал метроном, отсчитывая секунды. Протяженность отростка шахты, ведущего к одному из главных тоннелей, невелика – минуты две неспешной ходьбы. То есть совсем скоро Вадим Сергеевич проникнет туда, откуда при наличии везения сможет добраться до святая святых.
Значит, настало время прибегнуть к крайним мерам. Неприятно, трудно, но – я вынужден так поступить.
Поводив руками в клочковатых зарослях, я вытащил два заизолированных проводка. Все входы в пещеру были заминированы – страховка на случай непредвиденного вторжения. Мины я заложил так, чтобы взрывом засыпало только ответвления, непосредственно выводящие наружу, а главные коридоры остались бы в сохранности.
Не сердитесь, Антон Матвеевич, но придется распрощаться и с вами. Вы были полезны для контактов с вогулами, но ваше головотяпство и трусость поставили весь мой проект на грань срыва. Такое не прощается. А к вогулам я отправлю Олимпиаду. Они доверяют ей, она перескажет им сказку о вознесении Антона Матвеевича на небо и его обещании координировать оттуда розыски Сорни-эквы посредством медиумов… или как-то еще, потом додумаю. Все поправимо.
Освободившись от мешавших рукавиц, я снял с проводков изоляцию и соединил их. В недрах пещеры ухнуло, оттуда вылетело облако буро-коричневой пыли. Она запорошила стекло шлема, я протер его и осторожно заглянул в провал. Передо мной высилась груда обвалившихся со свода камней, она полностью перегораживала галерею. Никто из попавших под завал не имел возможности выжить.
Темнело. Я натянул рукавицы и трусцой направился к соседнему входу. До него было километра три, их следовало преодолеть как можно быстрее и при этом никому не попасться на глаза.
Глава IXв которой высказываются все поочередно
Вадим Арсеньев:
Как же это я так опростоволосился! Решил, что теперь все гладко пойдет, без усилий. В общем, если назовете меня олухом – не обижусь. Был бы рядом мой друг Макар, он бы меня еще не так приложил…
Два слова о том, что случилось на хуторе. Я уже заранее представлял, с кем и с чем столкнусь. Олимпиада оказалась гипнотически податливой, я вытянул из нее все, что ей было известно. Признаться, сильнее всего поразило то, что этот ее разлюбезный Статор – женского пола. Я, конечно, слышал, что любовь зла и что сердцу не прикажешь… даже у нас в управлении трудилась одна машинисточка, которая как-то по весне к секретарше самого Бокия под юбку полезла – как сказал наш доктор Фризе, под воздействием гормонального сдвига. Но та особа всегда была со странностями, мозги набекрень, удивляюсь, как ее к нам в штат взяли. А Олимпиада с виду – без отклонений, психика стабильная. И на тебе! Я не считаю себя неотразимым Казановой, но чтобы женщина отказала мне ради женщины – такое впервые…
Отвлекся. Ближе к делу. Итак, пришел я на хутор, чтобы взять этого Статора… то есть эту Лизу… тепленькой. Надеялся на эффект внезапности, но что она сдастся по доброй воле, не верил. Поэтому взял с собой Егора Петровича и его брата. С ними у меня джентльменская договоренность достигнута: они помогают мне, я – им. Раздумывали недолго. Тимофею жуть как надоело по лесам скитаться, готов был хоть в пекло, лишь бы из подполья выйти. Торговался в основном Егор Петрович:
– А не станется ли так, что операцию мы закончим, а ты нас потом того… под цугундер, клопа тебе в онучи? Расписку с тебя не возьмешь, а обещаниям я не верю… гхы, гхы!
Пока я придумывал, чем бы урезонить старого ворчуна, Тимофей закинул в рот кедровый орешек и прохрумкал:
– Оставь, Жора… Какие расписки, о чем ты? Молодой человек из порядочных, он не обманет. Жалею, что обошелся с ним так неучтиво. Хр-руп!
Красиво высказался, каналья! Мне еще памятна была драка с ним, и фингал не сошел, но было бы к чему придираться… Я умею оценивать людей, их текущее душевное состояние, способность к предательству. Это часть науки, которую мы проходим в особой группе. На Тимофея, как и на Егора Петровича, можно положиться.
Они не подвели. Я отрядил их в засаду, а сам пошел к Лизе. Ей-богу, хотел избежать крови, но когда ко мне подрулили два борова с «Мадсенами», стало очевидно, что по-хорошему у нас не получится. Лежать бы мне нафаршированному свинцом, если бы не мои выручальники. С боровами разделались на ять, но вот Лизу упустили – это минус. Правда, я не очень огорчился – у меня в руках была уже вторая нить: расшифрованные записки Байдачника. Из них не все стало понятно на сто процентов, но я знал, что след ведет под землю. И тут дернул меня чертенок, совершил я глупость. Возомнил себя Натом Пинкертоном, захотел персонально точку в деле поставить – как и положено герою.
В свое оправдание прибавлю, что я не только эгоизмом руководствовался. Ситуация сложилась, скажем так, щекотливая. Хутор от выстрелов переполошился, сектанты из домов повыбегали, глотки дерут на все лады. А как увидели трупы во дворе отца Статора – белугами завыли. Сам он скрылся, приструнить паству некому. Что прикажете делать? Если бы мы все втроем ушли, трудно предположить, что бы там началось. Поэтому попросил я Егора Петровича с Тимофеем остаться, порядок и спокойствие по возможности восстановить, а заодно изъять у населения оружие и провести обыск в доме Лизы. Да не как раньше, поверхностный, а чтоб прошарили все до последней щелочки.
Ну, да, да… Надо было и мне с ними. Но в голове свербело: пока будешь валандаться, упустишь время. Кто б знал…
Короче, вооружился «Мадсеном» и пошел через лес к выходу из подземелья, что был обозначен на карте Байдачника. Выход был не один, о втором мне рассказал Тимофей, а скорее всего, имелись и другие, но я шел к тому, что находился ближе. И на подходе повстречал Байдачника – он к вогульскому становищу пробирался. Что мне было с ним миндальничать! Я взял его на мушку и приказал вести в пещеру. Он ожидаемо раскис, разнюнился, стал пощады просить. А я не собирался его убивать. Зачем?
Вошли мы в подземелье, одолели метров сто, и вдруг я слышу сзади шорох. Шепчу Байдачнику: «Стой!» Подумалось: кто-то за нами крадется. Хотел назад пойти, но впереди – рукой подать – показался проход в другой тоннель. Я Байдачника пулеметом подпихнул, и мы с ним бросились туда. Укрылись за поворотом, это нам жизни и спасло.
Рвануло так, что все подземелье зашаталось. Если честно, я струхнул: а ну как обвалится и будет нам с товарищем ученым братская могила? Но нет, тоннель, где мы спрятались, выстоял, а вот выход засыпало намертво. Смотрю: Байдачник весь белый стоит, еле дышит.
– Живы, Антон Матвеевич? – спрашиваю. – А теперь просветите неуча: что это было?
Антон Байдачник:
О! Во что я ввязался и за что мне этот жребий? Мог бы сейчас преспокойнейшим образом сидеть у себя на кафедре в Перми и писать брошюру о вогульских национальных традициях. Нет же, на подвиги потянуло, соблазнился посулами сладкоречивого Гора, и – вот он, результат. Благодарение планиде, что не погиб, заваленный камнями в подземелье, однако это еще ровным счетом ничего не значит. Я в полной власти Авватьева, и как он мною распорядится, предсказать невозможно. Возьмет и прошьет очередью, а после переступит через мой бездыханный труп и пойдет себе дальше по своим делам.
Но, кажется, я ему еще нужен.
– Что это было? – спросил он меня, отряхивая пыль, осевшую на одежде после взрыва (я не видел этого в темноте, но слышал). – Проделки вашего господина? Как его, кстати, звать?
– Гор, – ответил я, не найдя в себе смелости отмолчаться.
– Это имя или фамилия?
– Скорее, ни то, ни другое. Но ничего инвариантного он мне не сообщил.
– И вы не знаете, кто он на самом деле? Не лукавьте, Антон Матвеевич, и не заставляйте меня вас р-раскалывать. Нет у нас времени на психологические этюды.
Мой слух был оскорблен красноречивым клацаньем пулемета. К сожалению, я находился не в том положении, чтобы хорохориться и напускать на себя спесь.
– О! Я не лгу. О себе он говорил очень мало, а внешность всегда скрывал. Шлем, объемный костюм…
– Допустим. Но что он вам такого наобещал, раз вы согласились на него р-работать? Золотые прииски? Алмазные р-россыпи?
Мне придется сознаться во всем. Отступать некуда, Гор, обрушив свод подземной ветки, недвусмысленно дал понять, что в моих услугах больше не нуждается. И сейчас моя жизнь всецело зависит от стоящего передо мной плебея с пулеметом.
– Вы попали почти в точку. По его расчетам, карстовые разветвления в этом регионе столь обширны и протяженны, что проходят под Уралом. Мы соединяем пещеры в единую сеть…