— Дай мне знать, если они продолжат досаждать, хорошо?
— Что ты собираешься сделать? Будешь охранять ночами крыльцо и прогонять бедных подростков? Они никому не причиняют вреда. Ставлю сто долларов, что ты когда-то тоже на спор стучал в эту дверь.
— И посмотри, к чему меня это привело, — сказал он, искусно подмигнув. — Я бы оказал детишкам услугу, прогнав их. Иначе они закончат подобно мне, на всю жизнь привязавшись к этому дому.
Закатив глаза, я повела Рича в столовую. Практически никогда не пользовалась этим помещением, и потому оно по-прежнему выглядело как при жизни Юдоры. Я ужинала перед телевизором чаще, чем готова в этом признаться, или же оставалась на кухне за милым двухместным столиком, где могла поболтать с Бобом, пока то уплетал свой роскошный влажный корм.
Возможно, «поболтать» — слишком громкое слово, но он вежливо слушал, когда я размышляла вслух и составляла планы на вечер или следующий день. Иногда я спрашивала, предпочитает ли он поехать на машине или велосипеде, но обычно Боб оставался открыт для предложений.
Столовая представляла собой гораздо более официальное помещение, чем большинство других комнат в доме. Здесь Юдора немного сдержала свой максимализм в подходе к оформлению, и вместо того, чтобы завесить каждый дюйм стен предметами искусства и безделушками, она оставила только фотографии семьи в рамках, начиная со снимков моего прапрапрадеда Блэка, первого из рода, кто переехал в Рейвен Крик, когда тот только был основан. Он же и построил Лейн Энд Хаус.
Все фотографии были черно-белыми, в черных рамах и с большими белыми паспарту, что придавало им почти галерейный вид. По снимкам можно было проследить всю родословную семьи Блэков от одного конца комнаты до другого, заканчивая мной и моим братом Сэмом в дальнем углу. Когда-то здесь висела моя свадебная фотография, но я заметила, что Юдора заменила ее другим снимком, который, должно быть, достался ей от моих родителей, где я лучезарно улыбалась на пляже, стоя в полном одиночестве.
Блейн присутствовал во время съемки этой фотографии, но смысл очевиден: тетя вычеркнула его из семьи, убрав со стен все признаки его существования. Честно говоря, принеся мне тем самым огромное облегчение.
Красные узорчатые обои придавали комнате уютную, гостеприимную и теплую атмосферу, но газетные вырезки, разложенные на большом дубовом столе, делали ее похожей на логово сумасшедшей. В последние пару дней я с головой погрузилась в поиски любой информации об убийстве Мэдлин, гадая: дадут ли мне комментарии друзей и близких хоть какое-то представление о том, что на самом деле произошло?
Но до сих пор мне не удалось отыскать никаких зацепок. Никто не говорил, что чувствует себя плохо из-за того, что ссорился с Мэдлин по телефону незадолго до ее смерти. Никто не заявил прямо: «Боже, чувствую себя ужасно из-за того, что убил ее». А еще я не являлась экспертом, когда дело касалось чтения между строк, что ставило меня в невыгодное положение, поскольку мне не удавалось осознать, выдает ли какая-нибудь из цитат хоть что-нибудь.
Однако я поняла, что у жертвы не было близких родственников, а большинство людей, с кем репортеры говорили о ней, упоминали лишь о ее карьерном росте и о том, как страстно Мэдлин любила свою работу. Становилось немного грустно, что никто не дружил с ней, никто не знал, какой она была за пределами мира продажи недвижимости.
Я надеялась, что после моей кончины у людей останется гораздо больше разнообразных историй обо мне и моей жизни.
— Кажется, здесь довольно много материала, — заметил Рич, взяв в руки одну из моих вырезок, а затем вернув ее на стол. — Фиби, чем ты занимаешься? Это выглядит безумно.
Я сделала вид, что не обиделась, но не смогла сдержать возмущения в голосе:
— Я просто пытаюсь выяснить, что с ней случилось, вот и все.
— Это работа детектива Мартин. Тебе не нужно самой раскрывать дело.
— Знаешь, ты все время так говоришь, но на этот раз не ты находишься под подозрением, и я не знаю, помнишь ли ты, но это не очень приятно.
— Хочу заметить, что в прошлый раз меня подозревала только ты. — Рич подмигнул, намереваясь показать, что уже давно меня простил. Мне думалось, что он понимал, почему тогда я отнеслась к нему с таким подозрением, решив, что он может оказаться убийцей, даже если сейчас чувствовала вину. Просто кошмар.
Рич сел за стол, вовсе не сбитый с толку моим самостоятельным расследованием, и достал ноутбук, положив его поверх газетных вырезок.
Боб вошел в комнату и запрыгнул на один из пустых стульев, сел и стал переводить взгляд с Рича на меня, как бы спрашивая: «Когда мы начнем?»
Что ж, если мальчики готовы, кто я такая, чтобы их сдерживать? Я села во главе стола, таким образом оказавшись рядом с Бобом и Ричем, но под углом. Рич повернул экран ноутбука так, чтобы я могла его видеть, а расстроенный Боб, которому не удалось разглядеть все как следует, вскочил на стол и улегся прямо посреди газетных вырезок, постукивая полосатым хвостом о деревянную поверхность стола и сузив желто-зеленые глаза до крошечных щелочек. Не прошло и нескольких минут, как он уже громко замурлыкал, а газеты под ним скомкались и измялись до неузнаваемости.
— Я навел справки о предполагаемом наследнике Уэзерли, который заходил сегодня в твой магазин.
— Райли, — добавила я.
— Верно. Так вот, оказывается, он не врал, когда говорил, что имеет отношение к поместью. Он внук Патрика Уэзерли — один из шести, оставшихся после смерти старшего Уэзерли.
— Шести? — Я не могла скрыть удивления. По тому, что мне поведала Мэдлин, можно было сделать вывод, что у мистера Уэзерли вообще не осталось живых родственников или, по крайней мере, никого, кто претендовал бы на его роскошные мирские блага. — В этом нет никакого смысла.
— У него трое детей, или, вернее, было. Две дочери и сын, и, как я понял, сын всегда был любимцем, чего Уэзерли не скрывал от девочек. Чем вызывал их недовольство, и, когда его дочери вышли замуж, Патрик заявил, что не одобряет ни одного из их мужей и больше не будет их содержать. Он вычеркнул девочек и их будущие семьи из своего завещания.
Я не смогла сдержать сорвавшийся с губ вздох. Пока я любовалась прекрасными вещами покойного мистера Уэзерли, за красивым фасадом бушевала настоящая буря, разобщившая целую семью. Мне стало ужасно жаль дочерей Уэзерли, которые всю жизнь чувствовали себя нелюбимыми и нежеланными, а потом нашли любовь, за которую их наказал тот самый мужчина, лишивший их своего тепла. Как ужасно.
— А что с сыном? — спросила я. — С любимцем.
Рич одарил меня мрачной полуулыбкой, словно хотел извиниться за то, что собирался мне показать, а затем открыл новую вкладку на ноутбуке. На экране появилась газетная статья пятнадцатилетней давности.
«Наследник “Уэзерли Вуд” признан мертвым спустя год после несчастного случая на лодке».
Я не успела продолжить чтение, поскольку Рич уже принялся пересказывать мне сокращенную версию.
— Уоррен Уэзерли, единственный сын и наследник Патрика, слыл опытным моряком и неплохо разбирался в управлении парусником, но он решил, что хочет пройти на одной из семейных лодок от Фиджи до самых Гавайев. Примерно через два дня после начала путешествия с ними потеряли связь. Спустя еще пару дней нашли его лодку, она была опрокинута, но без явных признаков повреждений. Тело Уоррена так и не обнаружили. Уэзерли продолжал поиски в течение года, однако вскоре стало очевидно, что его сын никогда не вернется.
История меня потрясла. Семья понесла столь невообразимую утрату. Узнав, как Уэзерли поступил со своими дочерьми, я не испытывала к нему особого сочувствия, но никто не заслуживал того, чтобы пережить подобное. Потеря ребенка, да еще таким ужасным образом, должно быть, каждому разбила бы сердце.
— Бедная семья.
Рич пожал плечами. И продолжил, будто ему неприятно останавливаться на истории смерти Уоррена:
— Их семья владела миллионами. Они принимали участие в основании Барнсвуда, а в компании «Уэзерли Вуд» по-прежнему работают сотни людей в Вашингтоне и Орегоне.
— Если старший Уэзерли отрекся от дочерей, а его сын умер, то кто же тогда унаследовал компанию? — Я настолько сосредоточилась на поместье, что мне и в голову не приходило, что на кону может стоять нечто большее.
— Компанией управляет совет директоров, в котором Уэзерли на момент смерти значился лишь миноритарным акционером. Правление сохранило за собой право собственности на компанию, и Уэзерли завещал свои акции другим членам совета, а также десять процентов своей помощнице Кили Моргенштерн. — То, как он выделил имя Кили, заставило предположить, что она представляла собой нечто большее, чем просто ассистентку, получившую заслуженную долю.
— Что за история за этим кроется? — спросила я.
— Ну, с одной стороны, Кили двадцать два года, и она исключительно красива. И она теперь миллионерша, владеющая достаточным количеством акций, чтобы иметь право голоса при решении вопросов на заседании совета директоров.
— А с другой? Ты не можешь сказать «с одной стороны», не имея в запасе иных мыслей.
Глаза Рича сверкнули.
— Это она организовала распродажу имущества Уэзерли, не дав ни дочерям, ни внукам ни малейшей возможности забрать хоть что-нибудь.
— Что?
— Это она наняла Мэдлин Морроу.
18
В ту ночь я почти не спала, поскольку в голове крутилась предоставленная Ричем информация, оказывая прямо противоположный подсчету овец эффект. Теперь, вместо того чтобы пересчитывать пушистых фермерских животных, я думала о потенциальных подозреваемых, которые могли оказаться причастны к убийству Мэдлин.
Во-первых, Фрэнни, которую я все еще планировала допросить, когда мы завтра приедем в Барнсвуд. Затем Райли, у которого определенно имелся мотив, особенно теперь, когда я узнала, что случилось с его семьей. Наверняка мать вбила ему в голову всевозможные токсичные представления о Патрике и о том, что им причитается. Его претензии отчетливо проявились, когда он поддался гневу в моем магазине.