Вскоре она развязала последний узел и убрала маску с плеч господина, с восточным поклоном отступив прочь и оставив его в короткой, обнажающей ноги белой тунике и сандалиях.
Дым от благовоний поднимался вверх, окутывая прямую стройную фигуру и затуманивая спокойное бледное лицо, красивое и зловещее, то почти скрывая продолговатые темные глаза, то заставляя их неестественно ярко блестеть. Мужчина стоял, не отводя взгляда от решетчатого окна.
Это был Энтони Феррара!
— Вот как! Дорогой Кеан, — хрипловатый мелодичный голос ненавистным набатом бил по ушам Роберта, — ты выследил меня. Мало тебе было прогнать меня из Лондона, захотелось и Каир, мой любимый Каир, сделать для меня недоступным.
Кеан промолчал, еще сильнее вцепившись в решетку.
— Но, Кеан, ты ошибся, — в ласковом голосе зазвучала насмешка. — Вовлек в беду — себя же самого! Знаешь ли, Кеан, жители Судана совершенно искренне верят, что я ифрит — эти невероятные слухи преследовали меня во время всего пути по Нилу. Твой отец, мой дорогой друг, изучил этот странный вопрос и с уверенностью скажет тебе, что в Природе нет силы выше человеческой воли. В самом деле, Кеан, они даже приписали мне приход хамсина: так много достойных египтян решили, что я путешествую вместе с бурей — ну, или она со мной — что нечто непременно должно было произойти! Или тут простое совпадение, а, Кеан? Кто знает?
Энтони Феррара не двигался, просто стоял, спокойно улыбаясь, а Роберт не мог отвести глаз от порочного лица, все еще сжимая прутья дрожащими руками.
— Вот ведь чудеса, разве нет? — продолжал мучитель. — Могучий и жестокий хамсин пришел в Каир в самый разгар туристического сезона! Я только сегодня прибыл из Файюма, и можешь ли себе вообразить, буря принесла туда мор! Надеюсь, горячий ветер не сотворит такого с Каиром — тут ведь отдыхают столько уважаемых европейцев и американцев. Будет очень прискорбно, если с ними что-то случится!
Кеан отпустил решетку и поднес сжатые кулаки к голове: с жаром, не свойственным ему, начал громко проклинать насмешника. После ноги его подкосились, он упал и лишился чувств.
— Все хорошо, старина. Ты уже, считай, в порядке.
Это был голос Сайма.
Кеан попытался подняться и обнаружил, что лежит в постели! Приятель сидел рядом.
— Не разговаривай! — предупредил Сайм. — Ты в больнице. Я сам все скажу, а ты слушай. Я заметил, что вчера ночью ты выскочил из «Шеферда» — молчи! — я бросился за тобой, но потерял из виду. Мы организовали поиски и с помощью кучера, которого ты нанимал, обнаружили тебя в грязном переулке за мечетью Аль-Азхар. Ты рухнул на четверых очень любезных нищих, обитающих на ступенях сего учреждения, и разбудил их. Они позаботились о тебе — ты был в бреду. Как же тебе, Кеан, повезло. Прежде чем уехать из Англии, ты сделал все прививки?
Роберт слабо кивнул.
— Это тебя спасло. Через пару дней встанешь на ноги. Проклятый хамсин все-таки притащил заразу! Любопытно, что около половины зарегистрированных случаев заболевания — у гостей маскарада! А некоторые из них… Хотя обсудим это позже. Вчерашняя ночь напугала меня. Поэтому я за тобой присматривал. Дружище, ты же весь горел, когда убегал из отеля!
— Разве? — устало переспросил Кеан и опустился на подушку. — Вполне возможно.
Глава XIV. Прибытие доктора Кеана
Доктор Брюс Кеан ступил на лодку, которая должна была отвезти его с лайнера на берег, и, когда она отплыла, попытался отвлечься от мрачных мыслей, созерцая раскинувшийся перед ним экзотический вид. В дымном свечении бесчисленных фонарей, поднимая клубы пыли, в недра огромного корабля тянулась муравьиная цепь тяжело нагруженных носильщиков, а вторая цепочка, уже освободившаяся от своего бремени, спускалась по другому трапу. Вверху расстилался бархатный полог усеянного звездами неба, а ниже черный занавес ночи разрывали огни Порт-Саида. Блуждающий свет маяка скользил по прибрежным водам. В то же самое время среди неописуемого лязга и мрачной, но живописной суматохи на лайнер загружали уголь для дальнейшего плавания в Рангун.
Бросаясь из стороны в сторону, обходя большие корабли и отказываясь уступать судам поменьше, лодка плыла к берегу.
Обычная задержка на таможне, привычная дань нервным чиновникам, и вот уже экипаж везет доктора Кеана сквозь шум и запахи суетливых улиц, особые шум и запахи, какие можно встретить только в этом городе — посреднике между Западом и Ближним Востоком.
В отеле он согласился на первую же предложенную ему комнату, даже не осмотрев ее, сообщил служащим, что его следует разбудить пораньше, так как он собирается поспеть на первый поезд в Каир, быстро выпил виски с содовой в баре и устало проследовал наверх. В гостинице было нема-
ло британских и американских постояльцев — возбужденных, удивленных, шумно обсуждавших планы экскурсий; но Порт-Саид, впрочем, как и весь Египет, доктору Кеану ничего нового предложить не мог. Эта поездка поставила ученого в затруднительное положение: врачу с такой репутацией и клиентурой, как у него, всегда сложно внезапно уезжать из Лондона. Но дело, по которому он прибыл, не терпело промедления. Страна давно потеряла очарование для бывалого путешественника, но где-то в Египте его сыну угрожала смертельная опасность, и доктор спешил скорее увидеться с Робом. Он был готов сразиться с человеком, чьи коварные интриги заставили его приехать в Порт- Саид, в то время как на Хаф-Мун-стрит его помощи ожидали страдающие пациенты. Он охотился на призрака, упыря в человеческом обличье — Энтони Феррару, приемного сына дорогого друга, убившего своего благодетеля и чистого в глазах закона, но запятнавшего себя кровью в глазах Создателя!
Доктор Кеан включил свет и, нахмурившись, присел на краешек кровати; взгляд его застыл, а выражение ясных серых глаз таило в себе такую угрозу, что, если бы Брюсу сказали об этом, он бы ни за что не поверил. Он думал о жертвах Феррары, по сути дела юнца, едва достигшего совершеннолетия. Кеану казалось, что они стоят перед ним, протягивая в мольбе руки. «Лишь вы один, — вопиют они, — видите, кто он и чем занимается! Вы один знаете, какая ужасная участь нас постигла! Только вы в силах отомстить!»
А он колебался! Ничего не предпринимал, пока под удар не попала его плоть и кровь. Гадюка была у ног, но он не раздавил ее. Мужчины и женщины страдали и умирали от яда, а он не нанес удар. А потом эта мерзость ужалила Роберта, и доктор Кеан, сомневавшийся, стоит ли действовать во имя рода человеческого, тут же схватился за оружие. Его поведением руководил родительский эгоизм, и этого он не мог простить себе.
В гавани поднялась суета. Брюс сидел и апатично слушал, как ухает сирена, извещая, что какое-то судно покинуло канал.
Мрачные мысли подавляли его. С глубоким вздохом Кеан встал, пересек комнату и распахнул двустворчатую дверь, ведущую на балкон.
Морем мерцающих огней раскинулся перед ним Порт- Саид. Свет маяка скользил по улицам — казалось, что огромный глаз языческого божества сладострастно осматривает свои владения в поисках жертвы. Кеану казалось, что он даже различал, как перекрикиваются рабочие, загружающие уголь на суда в порту, но в действительности то, что он слышал, было отдаленным хором всех голосов этого города-привратника Востока. Улицы внизу, белые в сиянии луны, были пусты и безлюдны, а из гостиницы не доносилось ни звука — никто не мог сказать, сколько перелетных птиц задержалось в ней на своем пути. Доктора наполнило пронзительное ощущение одиночества, почти физическое и такое символичное: лишь у него одного в мире были знания и силы, способные сокрушить Энтони Феррару. Он один мог избавить землю от сверхъестественной напасти, воплотившейся в человеке, носящем это имя.
Город лежал перед ним, но Брюс уже не смотрел на пейзаж, мысленно рисуя образ стройного и по-своему красивого молодого человека с волосами цвета воронова крыла, но без блеска, с бледным лицом и темными миндалевидными глазами, таящими огонь, с почти женской грацией, подчеркнутой плавными жестами длинных белых рук, и необычным зеленым кольцом на пальце левой руки.
Энтони Феррара! Для одинокого странника, глядевшего на Порт-Саид, он заслонил собой все пейзажи Египта!
Кеан устало вздохнул, повернулся и приготовился раздеваться. Оставив окна открытыми, он погасил свет и лег спать. Он утомился, но это была скорее усталость не тела, но духа, и именно она делает сон невозможным. В голове роились мысли; доктор безуспешно пытался забыть о Ферраре и о событиях, связанных с ним. Он должен уснуть, иначе будет не в силах справиться со всем, что ожидает его в Каире.
Но доктор не спал. В тишине комнаты гулко отдавались малейшие звуки, доносившиеся из гавани и с канала.
Сквозь тонкие шторы он видел открытую балконную дверь и звездное небо, бессонными глазами вглядывался в ночную высь, вспоминая названия созвездий. Наконец одна особо яркая звезда полностью поглотила его внимание. С проклятым упорством бессонницы он долго пытался сообразить, что это за звезда.
Он лежал с широко открытыми глазами, пока смутные небесные фонарики не стали невидимыми, оставив перед ним только одну сверкающую белую сферу.
Созерцание успокоило его — лихорадочный бег мыслей по одному и тому же зловещему кругу был прерван ослепительным блеском звезды. Пристальный взгляд заставил ее словно увеличиться в размерах: зрение начало обманывать его, но Кеану было все равно. Он с радостью осознал, что засыпает, и теперь уже намеренно сосредоточился на сияющем шаре.
Это и впрямь был шар: размерами он почти сравнялся с луной и заполнил все пространство за окнами. Потом Кеану подумалось, что шар приблизился, а реальность — кровать, противомоскитная сетка, сама комната — начала исчезать, уступив долгожданным объятиям сна, пришедшим в форме чарующей сферы. Чувство удовлетворения заполнило доктора, когда яркая звезда повисла прямо у постели: он погрузился в сон.
Глава XV. Царица-Ведьма
Если человек переутомился не физически, но психически, то покой его не тревожат видения или, наоборот, сны бывают как никогда ярки. Доктору Кеану снился необычайно яркий сон.