но грубый пол был горизонтален, и спутники присели отдохнуть.
— Вам не кажется, что пахнет чем-то незнакомым? — заговорил Кеан.
Сайм кивнул, отерев пот со лба, и хрипло ответил:
— Когда я был здесь в прошлый раз, пахло отвратительно. Не все выдерживали. Но сегодня просто воняет. Ни с чем подобным никогда не сталкивался.
— Точно, — мрачно сказал доктор. — Уверен, что когда выберемся отсюда, такого смрада нигде больше не встретим.
— А что это?
— Те благовония. Пошли! Нам предстоит самое сложное.
Коридор существенно сузился, а потолок нависал уже в пятнадцати-семнадцати дюймах.[67] Двигаться нужно было ползком, распластавшись на грязном полу; не было возможности даже встать на колени, а для продвижения вперед мужчины цеплялись за выпуклости на стенах и, отталкиваясь локтями от неровностей, продолжали спуск.
Они уже преодолели три ярда,[68] когда доктор неожиданно остановился.
— Что там? — прошептал Сайм.
В его голосе слышалась паника. Он даже не смел предположить, что случится, когда они минуют этот дурно пахнущий лаз и доберутся до самых глубин древнего строения. В голову лезли нелепые мысли о том, что всем своим весом на него навалилась пирамида, чтобы расплющить, по капле выдавить жизнь из распластанного тела, а последним, что он увидит, будут резиновые подошвы доктора Кеана прямо перед его лицом. Но тут прозвучал шепот Брюса:
— Не разговаривайте! И двигайтесь как можно тише. Молитесь, чтобы нас не ждали!
Сайм все понял. Они лезли по смертельной ловушке, а на выходе затаился вероломный враг. Он вспомнил обезглавленных летучих мышей и сразу представил, что его, ползущего головой вперед по узкому проходу, может ожидать та же участь!
Кеан медленно продвигался вперед. Несмотря на все усилия действовать бесшумно, ни он, ни его соратник не могли контролировать свое тяжелое дыхание. Оба ртом ловили воздух. Температура стала совсем невыносимой. Из-за нехватки кислорода здесь было бы невозможно зажечь свечу, а запах древней затхлости, присутствующий во всех египетских пирамидах, стал настолько сильным, что мог бы прикончить любого.
Брюс вновь прекратил движение.
Сайм, уже бывавший здесь, догадался, что коридор закончился и теперь Кеан лежит, вглядываясь в темноту шахты, по которой им предстояло двигаться вверх. Он выключил фонарь.
Доктор полез вперед — вытянув руку, Сайм не нащупал его. Он тоже пополз туда, ни на секунду не переставая шарить по полу пальцами.
— Возьмите меня за руку, — раздался шепот. — Еще два фута, и можно подняться в полный рост.
Сайм потянулся, схватил протянутую из абсолютной темноты ладонь и, задыхаясь от неожиданно нахлынувшей усталости, встал рядом со спутником, разминая затекшие конечности.
Они стояли, окутанные непроницаемой тьмой и такой тишиной, какая и не снилась обитателям внешнего мира; им требовались все душевные силы, чтобы побороть охватывающий сердца ужас.
Кеан приблизился к Сайму и прошептал на ухо:
— Без света мы не сможем подняться. Держите пистолет наготове — сейчас я зажгу фонарь.
Стены каменного мешка, на дне которого они оказались, прорезал белый луч, рассеиваясь в черноте камеры над ними.
— Забирайтесь мне на плечи, — сказал Сайм. — Вы легче меня. А потом, когда залезете выше, положите фонарик на пол и выбирайтесь рядом с ним. Я последую за вами.
Доктор, пользуясь неровностями стен и каменными блоками, среди которых они стояли, залез на плечи спутника.
— Вы можете держать свой револьвер в зубах? — спросил Сайм. — По-моему, это возможно, если зажать спусковую скобу.[69]
— Так и сделаю, — мрачно ответил Брюс. — Стойте смирно!
Он постепенно выпрямился на плечах товарища, потом поставил ногу на выступ в камне и, придерживаясь левой рукой за другой выступ и не выпуская зажженный фонарик из правой руки, забрался выше. Там он потянулся и положил фонарь на горизонтальную поверхность над головой — луч осветил всю шахту до самого верха.
— Убедитесь, что он не упадет, — выдохнул Сайм, задирая голову и наблюдая за происходящим.
Доктор Кеан, продемонстрировав немалую силу и проворство, повернулся боком и закинул ногу на пол у верхнего выхода из шахты. Перенеся на нее свой вес, он схватился рукой за край проема и выбрался в свете фонаря. Потом, опершись о расщелину под ним, он протянул руку Сайму. Молодой человек, поднявшийся тем же путем, что и старший товарищ, схватился за нее и вскоре встал рядом с доктором.
Он тут же включил свой фонарик и осветил странное помещение, в котором они очутились. Это была так называемая погребальная камера фараона. Справа и слева в неясном свете они видели деревянные балки, практически окаменевшие, но еще целые. Сайм направлял фонарик во все стороны — вверх и вниз, на мусор на полу, на блоки стен, на своды потолка.
Одни в погребальной камере!
Глава 19. Антропомантия
— Здесь никого! — Сайм нервно осматривал помещение.
— Нам повезло, — ответил Кеан. Он пока не мог отдышаться после физических нагрузок, к тому же, воздух в камере был отвратителен. В остальном он держал себя в руках, разве что немного побледнел, а со лба градом катил пот.
— Постарайтесь не шуметь.
Сайм, убедившись, что они одни, и начав потихонечку отходить от пережитой в проходе паники, уловил что-то зловещее в словах спутника.
Доктор осторожно обогнул груды мусора на полу и сейчас стоял в восточном углу, подзывая молодого человека к себе. Сайм подошел.
— Вам не кажется, что запах благовоний усиливается в этом месте?
Сайм кивнул:
— Точно. И что это значит?
Брюс направил луч на небольшой холмик в самом углу и, борясь с волнением, произнес:
— Это означает, что придется ползти туда!
Сайм подавил возглас удивления: один из блоков перекрытия отсутствовал, а груда мусора закрывала отверстие от посторонних глаз.
— Тихо! — прошептал доктор.
Он лег на живот и смело пополз в дыру. Когда не стало видно его подошв, Сайм отправился за ним. По лазу, проходившему между квадратных каменных блоков, можно было передвигаться на четвереньках. Он не был длинным — где-то около четырех ярдов[70] — но внезапно уходил вверх под почти прямым углом: там в камне было выдолблено какое-то подобие лестницы. Очень сильно пахло благовониями.
Брюс прошептал Сайму на ухо:
— Теперь ни слова. Никакого света. Пистолет наготове.
Они начали подъем. Сайм, считая ступени, шел вторым. Насчитав шестьдесят, он предположил, что они приблизились к верхушке древней мастабы, лежащей в основании последней ступени пирамиды. Несмотря на высоту, вероятность сорваться и упасть была мала из-за узости самой шахты — спина всегда находила опору у противоположной стены.
Кеан поднимался очень медленно, опасаясь удариться головой. На семидесятой ступени он вытянул согнутую ногу вперед, но колено не встретило сопротивления — они добрались до горизонтального коридора.
Очень тихо он обратился к Сайму:
— Возьмите меня за руку. Мы наверху.
Они двинулись дальше. Тяжелая тошнотворная сладость благовоний преследовала их, но мужчины, настроившись на борьбу, почти без колебаний продолжали путь.
Впереди мерцали отблески огня, отражаясь в стенах прохода, не видевших света с темных времен Древнего царства.[71]
Впервые за эту невероятную ночь спутниками стало действительно жутко. Они приближались к разгадке тайны, готовясь предстать перед истинным ужасом Медума.
Сначала, заметив неясный свет, оба остановились, не в силах пошевелиться от охватившего их страха и изумления. Сайм, готовый поклясться, что в пирамиде нет ничего, кроме погребальной камеры фараона, был поражен, с трудом доверяя собственным глазам. Доктор Кеан, хотя и ожидавший этого, тоже на миг потерял контроль, столкнувшись со сверхъестественным лицом к лицу.
Они пошли на свет.
Перед ними оказалось квадратное помещение того же размера, что и камера фараона. Действительно, как они поняли позже, эта комната находилась непосредственно над ней.
В держателе треноги горел огонь, отбрасывая неверные блики на стены и потолок и давая возможность осмотреться. Но мужчин сейчас интересовало не это: их взгляд был прикован к стоящей у треножника фигуре, облаченной во все черное.
Человек стоял спиной ко входу и монотонно произносил что-то на языке, не знакомом Сайму. Иногда он вскидывал руки и из-за своей мантии становился похож на гигантскую летучую мышь. И каждый раз, словно повинуясь его движениям, пламя вспыхивало, освещая помещение адскими языками. Когда заклинатель опускал руки, успокаивалось и оно.
Комната была наполнена красноватым низко стелющимся дымом. На полу стояло несколько сосудов необычной формы, а у дальней стены, озаряемой редкими вспышками огня, белело что-то неподвижное, вероятно, подвешенное к потолку.
Кеан тяжело выдохнул и схватил Сайма за запястье.
— Мы опоздали, — произнес он странным голосом.
А в это время его товарищ пристально вглядывался в пунцовую дымку, пытаясь понять, что за кошмарная фигура висит там, куда не доходит свет. Когда заклинатель в очередной раз поднял руки, а послушный его велениям огонь ярко вспыхнул, заговорил и он. Хотя Сайм не был абсолютно уверен, что конкретно он увидел, он вспомнил все, что рассказывал доктор. В первую очередь о Юлиане Отступнике, императоре-некроманте. О том, что люди увидели, когда после его гибели открыли Храм Луны. Вспомнил, что леди Лэшмор… И тут ему стало дурно — Брюс едва успел поддержать спутника, готового лишиться чувств.
Сайма воспитывали в духе материализма, поэтому молодой человек не мог поверить, что ужас, с которым он столкнулся, реален. Но вот прямо на его глазах некромант проводит ритуал; дьявольский запах таинственных благовоний душит его; в танцующих тенях обители тьмы творится ужасное пророчество — разум Сайма просто отказывался принимать происходящее. Случись такое в Древнем мире, в Средние века, всем было бы ясно, что перед ними колдун, маг, с помощью древних заклинаний ищущий у мертвецов ответа на вопрос, касающийся живых.