Все замерли. Уже никто не дышит. Даже птицы перестали петь.
— Ведьма самолично прибудет к полудню этого дня на границу Тёмного Леса и будет допущена под его покров для осуществления своего выбора. Один из вас навечно покинет сегодня Тёмный Лес в качестве дани великой ведьме, чтобы занять место раба в её тени. Мне жаль того, на ком она остановит выбор. Но таков наш долг Портальному Дому, согласно договору и традиции. Все, кто посмеет противиться участию в отборе, будут лишены права, когда бы то ни было, взять оружие в руки и служить Совету, и их род будет опозорен. Навечно. Требую подчиниться нашей воле безоговорочно.
Кто-то из юнцов выкрикнул в отчаянии:
— Лучше смерть, чем попасть в услужение человеку.
— Бесспорно. Но таков ваш великий долг. Только один из вас сегодня уйдет с ведьмой и станет рабом в её Доме. Смерть будет великим благом для избранника. Пусть молится богам. После осуществления великого выбора он умрёт для всех нас.
Для ритуального омовения отправляемся к источнику под руководством начальника охраны. Слуги несут необходимые вещи. К каждому приставлено по двое слуг. Отказавшихся от отбора нет. Никто не смел перичить старейшинам, гарантированно избирая страшную участь — стать безоружным во веки веков. Потерять право воина на участие в битвах. Вода ключевая, холодная. У источника стоит обычный для этого места сумрак. Лишь редкие пробившиеся сюда лучи раннего солнца, падают, освещая прекрасные сильные тела. Все как на подбор молоды и красивы. Волосы чёрные, у многих уже значительно ниже плеч. Мои ещё и вьются немного крупными локонами. Выдали ритуальную мазь для тела. Пахнет полынью. Запах прощальной горечи, траура. Наконец, подают одежду. Каждому — свой комплект. Видимо, портные допустили ошибку. Абсолютно всем выданы очень узкие чёрные брюки. Кожа влажная. Еле втискиваемся. Сопровождение молчит. Рубашки тончайшего белого хлопка навыпуск. Белый — цвет траура для тёмных эльфов. На вороте три пуговицы. Ткань немного прозрачная. Камзолов, кажется, и вовсе нет. Находимся в огромном недоумении. В такой одежде стыдно было бы выйти из дома даже во двор. Всё же видно. А где соблюдение клятых традиций тёмных эльфов? Как мы, такие, выйдем куда-то публично? Тем более, к человеку с его мерзким, везде лезущим, цеплючим взглядом. Слуги подают традиционные невысокие замшевые сапоги с широким верхом. Тоже чёрные. Пуговицы на рубашках велено расстегнуть. Сажают тут же на ствол старой упавшей ели. Всем разбирают волосы. Неужели их тоже придется оставить распущенными? Что за бред тут происходит? Все пунцовые. Никто не посмеет выйти отсюда в селение полуголым. Как старший, обращаюсь к начальнику охраны:
— По какой причине нам отказано в приличной одежде? Мы не сможем пройти в таком виде публично.
— Мне жаль. Публично идти в таком виде не придётся ни одному из вас, пока он принадлежит Тёмному Лесу. Отсюда мы сразу поднимемся на алтарную поляну. Дань отдают именно там.
— Вы не ответили, почему мы одеты именно так?
— Чтобы ведьме было удобнее осуществить выбор, — ответил он очень тихо и мягко.
— Разве ей не всё равно, кто именно войдёт рабом в её дом? Рабов обычно держат для чёрной работы. Какая разница, как именно этот несчастный будет выглядеть?
— Мне жаль. Совет не решился произнести такое во всеуслышание. Несчастный будет избран и войдёт в личный гарем Марцеллы. Ведьма, к несчастью, не замужем.
Никто из нас не сможет выдержать мерзких касаний человеческой женщины. Ведьмы. Какая пакость, гадость и низость. Бесчестие. Если люди так отвратительно смотрят, будто пытаются залезть в душу, то на что могут оказаться способны их руки. Смерть теперь кажется желанной гостьей даже юнцам. Избавлением от непотребной участи гаремного раба ведьмы. Подали ритуальный завтрак. Есть никто не может. Приказывают завтракать в обязательном порядке. Пресная лепешка и бокал травяного настоя. Для кого-то из нас последняя трапеза дома.
Эрлик задумчив. Пока не решаюсь с ним поговорить. Подбираю слова. Оборотни надраивают дом. Чтобы отвести душу, приляпала магией парочку дохлых мух и паука в самые труднодоступные места. Пускай попрыгают. Мне тоже было неудобно лазать по крыше. Дамы вернулись неожиданно похорошевшими и отдохнувшими. Очень удивлены порыву мужчин во благо чистоты. Эрхан объясняет своё личное рвение к наведению чистоты и идеального порядка внезапно взыгравшими нежными чувствами и заботой к Аише. Оборотница счастлива. Айне не до того. Марфа подумала, посмотрела, как юноши втроём драят центральную люстру столовой и выразительно мне подмигнула. Я улыбнулась в ответ и развела руками. Мол, ничего не знаю и ведать не ведаю. Ужин прошел в тишине и гармонии. Эрлик начинает нервничать всё больше. Благо я теперь замечаю это по малейшим его движениям. Зазываю его с собой в спальню.
— Марцелла, завтра предстоит сложный день...
Жадно тянусь к губам, наклонился, целую, жмусь ласковой кошкой. И отстраняюсь.
— Ревнуешь заранее?
— Я раб. Как я могу сметь ревновать госпожу.
Сколько холода и боли в голосе. Неужели и он влюблен? Невольно улыбнулась.
— Ты несправедливо сравнил меня утром со шлюхой, помнишь?
Краснеет.
— Я сделала свой выбор. И менять его не намерена. Мне хорошо с тобой.
— Я счастлив.
Уткнулся носом мне в волосы. Мой варвар, тот, кто бередит душу, тот, кто несказанно смел в одном своём желании покорить госпожу, в каждом жесте.
Спустился чуть ниже, к шее, опаляя горячим дыханием. Укусил настойчиво, требовательно и нежно прямо туда, где отдаётся темпом бьющееся, всё ускоряясь от охватившей его страсти, сердце.
Немного страшно чувствовать свою жизнь во власти такого зверя, страшно и остро. Ощутить его исполненный желания и нежности полуукус- полупоцелуй прямо на шее, на артерии, ведущей к сердцу. Отстранился.
Сильные руки хватают подол моего платья. Сегодня игру повёл он. Прекрасно. Стянул с меня всю одежду торопливо, но осторожно, боясь порвать тонкую ткань, еле сдерживая силу желания, словно освобождая от обёртки главный дар своей жизни.
Спешно сбросил одежду сам. Я стою, замерев, как кукла в витрине, наслаждаясь одним видом сильного красивого мужчины, в полном плену страсти которого оказалась я сама. В полной власти его желания.
Обхватил, притянул, смял губы жарким требовательным поцелуем. Повалил, будто игрушечную, на колени в мягкий мех шкуры. Кто теперь господин, кто рабыня? Овладел горячо, смело, ненасытно, будто доказывая мне свою власть над моими душой и телом. Накрывая руками всё что хотел, изучая, лаская, завораживая. То притворно нежно, то сильно и жарко замирая на самой грани, сбавляя темп, лишь с тем, чтобы почувствовать моё острое нетерпение, помучить, удерживая на грани, и набирать сильный темп снова.
Не смогла сдержаться и взвыла дикой волчицей, вторя рычанию своего зверя. Каким упоительным, каким сильным может оказаться восторг, поделённый на двоих зверей, исполнивших древний обряд единения.
— Обещай мне, что не испугаешься меня завтра, не отвернёшься от меня, ничем не выдашь удивления, как бы я себя ни держала, что бы ни делала и что бы со мной ни происходило.
— Обещаю, если для тебя что-то значит слово, данное невольником.
— Достаточно много для меня значит слово моего варвара.
Глава 38
Эрлик.
Госпожа отправила меня спать к себе. Не разрешила остаться с нею на всю эту ночь, сославшись на то, что завтра нам предстоит непростая поездка.
Схожу с ума от ревности и тревоги. Что ждёт нас завтра? Как сберечь госпожу? Везде ли с ней допустят раба? А самая страшная мысль, что она может предпочесть мне другого. Аристократ, красавец эльф, ещё недавно свободный. И я, жалкий, побитый жизнью варвар. Сколько лет я в рабстве? Да, силу духа мне удалось сохранить. Но в глазах ведьмы я всё равно лишь невольник. Пусть и любимчик, но раб. А там — неизведанный ею плод. Горячий, непокорный, как молодой, непосёдланный никем ещё, конь. О каких своих выходках она меня предупреждает заранее? Марцелла способна на многое. Полностью непредсказуемая бесовка. Чего от неё ждать? Одно радует бесспорно. Она умна и хорошо умеет плести свои интриги. Перед тем, как я ушёл в наши покои, ко мне подошёл Эрхан. Вот уж удивил. Благодарил за своё чудесное спасение, за спасение парнишек и обещал завтра позаботиться о моём ушастом друге. Чтобы я о нём не переживал в дороге. Не обидят, развлекут и обезопасят. Хоть тут гора с плеч.
— Эрлик?
— Что, Мирэль?
— Ты о чём думаешь?
— О завтрашней поездке.
— Тебе хорошо с госпожой? Я очень рад, что она выбрала не меня. Не терплю близости людских женщин. Тебе с ней нормально?
— Мне с ней прекрасно. Хорошо бы, чтобы она и дальше не обращала внимания на тебя. Я был бы счастлив.
— Надеюсь, так и будет. Айна куда красивее и нежнее. Вот бы именно она стала моей госпожой.
— Айна? Да ну. В ней нет ни капли обаяния ведьмы. И вообще. Спи. Завтра у меня будет, чую, очень непростая поездка.
— Спокойно ночи.
Мирэль.
Ещё недавно я боялся, что моё мнимое хрупкое рабское счастье осыплется стылым пеплом. Не мог поверить в свершившееся. Даже самые слабые надежды моей трясущейся рабской души на прощение от госпожи Марцеллы просто никак не могли сбыться. На её дом напали, а я был, хоть и невольной, но причиной свершившегося. И полностью оправдан!
Целую ночь она провела в заботах о рабе, обеспечила всеми мыслимыми и немыслимыми благами. Именно тогда я смог поверить в исходящую от ведьмы доброту, и ко мне медленно стало возвращаться некое, давно уже потерянное, чувство спокойствия.
Казалось, сейчас я действительно достиг пика рабского счастья. Сыт, впервые за столько лет. Теперь я постоянно ем хорошую и чистую еду, от вида и запаха которой не испытываю омерзения. Ношу прекрасную одежду. У меня удобная обувь. Ни разу не был подвергнут наказанию, несмотря ни на какие проступки.