— Пошли Жанну искать, — бросил Георгий.
Их крики: «Жанна! Садовникова!» — то приближались, то удалялись. Юля к этому времени омыла лицо Руслана от крови и очень осторожно — голову. Она была разбита, но кость, кажется, осталась цела. Семеркин и Малышев вернулись ни с чем. Все ждали подмоги. К Руслану лишний раз не приставали.
— Слушай, — спросила у нового друга Юля, — ты Жанну хорошо знал?
— Ну, так, — пожал плечами Георгий. — Она из другой группы. Вся из себя…
— Это понятно. У нее был роман с парнишкой с моего потока?
— Я ведь за ней не следил.
— Владлен Сурков? Худенький…
— Возможно.
— Позвони кому-нибудь из своих и узнай. Лучше — девушке.
Георгий кивнул, отошел в сторону и набрал номер. Говорил недолго. Вернулся к Юле.
— Точно, был у нее роман. Именно с Владленом Сурковым. Она его очень быстро бросила из-за какого-то аспиранта с иняза.
— Важная информация, Георгий, — удовлетворенно кивнула Юля.
Вскоре на дорожке, ведущей к охотничьему домику, появился отряд студентов. Впереди вприпрыжку бежал пожилой профессор Турчанинов. С ним соревновался только завхоз экспедиции, а по совместительству санитар — Гребешков.
— Ну, что?! Нашли?! Жанну нашли?! — издалека закричал профессор.
Старика едва удар не хватил, когда Никита отрицательно замотал головой:
— Нет, Венедикт Венедиктович, не нашли. Пропала!
— Боже! Боже! — повторял Турчанинов. — А что Руслан говорит?!
— Да он никак в себя прийти не может, — ответил Чуев. — У него травма головы.
— Я пришел… в себя… Венедикт Венедиктович, — лежа на покрывале, пролепетал спортсмен, ловелас и задавала Баранников. — А где Жанна?
— Тише, тише, — увещевал Гребешков, открыв аптечку и начав дезинфекцию раны. — Тебе нужен покой, Руслан…
— Какой тут к черту покой?! Где Жанна?! — Венедикт Венедиктович рухнул на колени перед раненым студентом. — Я тебя спрашиваю, где твоя Жанна?! Ты ее приволок в этот дом! Ну?! Руслан!
Профессору никто не смел перечить. И впрямь, мужчина должен отвечать за женщину, тем более за ту, с которой у него романтические отношения. И тем более, если они на чужой и даже, как оказалось, враждебной территории. По лицу Руслана было видно, что он изо всех сил старается вспомнить, что же с ними произошло.
— Голова кругом идет, — признался он. — Подождите…
Гребешков только и сказал:
— У него сотрясение мозга, Венедикт Венедиктович. Может, подождем?
— Подождем?! — взревел Турчанинов. — Ты видишь рядом Жанну?! Живую и здоровую?! Подождем! Пусть вспоминает!
К ним подошла Юля.
— Вот отчего у него сотрясение, — девушка протянула руку и показала внушительный камень, на котором обильно запеклась кровь.
— Не зря ты пошла с ними, Пчелкина, — кивнул профессор. — Молодец. — Казалось, он глазам своим не верил. — Это ведь надо еще решиться таким камнем по голове садануть человека! Ты должен вспомнить, должен! — взмолился профессор. — Слышишь?! Садовниковой нет с нами! — Профессор подскочил и стал ходить рядом. — И ты ее видел последним!
Гребешков промыл рану, как ни морщился от боли Руслан, как ни стонал, продезинфицировал ее и наложил временную повязку.
— В лагере будем зашивать, — сказал он. — Крепко тебя саданули.
Руслан перехватил руку санитара:
— Стойте, стойте…
— Что, Руслан? — спросил тот.
Лицо и реплика раненого красноречиво говорили сами за себя.
— Что? — остановился как вкопанный профессор.
— Я кое-что вспомнил, — хватило сил сказать Руслану. — Я вспомнил, кто это сделал…
— Кто?! — вырвалось у Турчанинов.
— Кто, Русик?! — взмолился Никита Семёркин.
— Скажите, пусть отойдут, — попросил Руслан. — Это личное…
— Уйдите, все, — строго приказал профессор.
Все отошли, остались только Венедикт Венедиктович и Семеркин. И Юля — она обошла раненого, как будто решила выполнить его просьбу, но встала у изголовья. Посмотрев на профессора, Юля приложила пальчик к губам. Турчанинову лишь оставалось едва заметно покачать головой, что означало: мол, тебя, Пчелкина, в дверь, а ты в окно.
— Говори, Руслан, — сказал он.
— Мы прослышали, что есть домик на стороне, и решили найти его…
— Мы — кто? — кивнул ему Турчанинов. — Ты и Жанна?
— Да, я и Жанна. Утром после попойки, на второй день, мы решили прогуляться и найти его. И нашли. Тут никого не было. Мы зашли, осмотрелись. И решили… ну, сами понимаете…
— Понимаем, дальше, — вновь кивнул Турчанинов.
— Когда после работы в этот день все пошли купаться на озеро, мы собрали шмотки и двинули туда…
— Мало показалось?
— Вроде того.
— Ясно. Дальше.
— Этой ночью, когда мы занимались любовью, я мельком взглянул на окно.
— И что?! — прорычал Турчанинов.
Лицо Руслана, и без того несчастное, словно свело судорогой. Он покачал головой.
— Я подумал, что мне показалось…
— Да говори уже! — возмутился профессор. — Рассказчик!
— Я увидел лицо женщины. Там, в темноте.
— Женщины? — нахмурился Турчанинов.
— Да, Венедикт Венедиктович. Она прошла мимо, потом вернулась и… прилипла лицом к окну. Я не сразу сообразил, что это. Ведь это была особая ночь. Вы понимаете? Только сошлись. Мы были прям…
— Поглощены друг другом? — подсказал Турчанинов и взглянул на Пчелкину, стоявшую в изголовье раненого.
Та одобрительно кивнула метафоре.
— Ну да! — живо, насколько ему позволяло состояние, откликнулся Руслан. — Все как в тумане! И тут — такое. Она смотрела на нас! Та, в окне. Я вскочил, закричал: «Там кто-то есть!» Но видение исчезло. Я проверил задвижку. Мы были заперты. Все объяснил Жанне. Но она отнеслась к этому очень просто: «Это кто-то из наших. Извращенцы. Пусть смотрят, если им так хочется. — А потом добавила: — Если это наша глиста, я ей лично ноги повыдергиваю».
— Какая глиста? — спросил Турчанинов.
— Вот и я спросил: «Какая глиста?» А Жанна мне: «Зойка, твоя подружка, какая же еще? — и усмехнулась. — Я вчера с ней имела беседу, — сказала она. — За лагерем. Она бросалась на меня, как дикая коша. Требовала, чтобы я тебя оставила в покое. Пришлось ее проучить». Не скажу, что эта новость меня обрадовала, Венедикт Венедиктович. Я думал, что Зоя все это давно забыла. Да это и было-то несерьезно. Под этим делом…
Юля поймала взгляд профессора Турчанинова и отрицательно покачала головой, что означало: нет-нет, Венедикт Венедиктович, Руслан ошибается: Зоя Рыбкина ничего не забыла! Я знаю!
Руслан перевел дух.
— Потом Жанна сказала: «Плюнь на них. Идем ко мне».
— Но как твоя голова оказалась разбита?
Руслан с горечью улыбнулся. Но так могло показаться только мельком. Это вновь была точно судорога. Воспоминания не просто причиняли ему боль, они, кажется, вселяли в него ужас. От таких воспоминаний хочется бежать, как из ночного кошмара.
— Я же рассказал не все, Венедикт Венедиктович, это только начало…
— Начало?
— Что-то вроде того.
— Да-а, Русик, наворотили вы делов, — кивнул Семеркин и тяжело вздохнул: — Так что было дальше?
— Говори, Русик, — потребовал Турчанинов. — Говори, ничего не упускай. А как она выглядела, та, что подходила к окну?
— Разглядеть было трудно. Распущенные волосы и, кажется, какая-то рубаха, на ночнушку похожа.
Сделав большие глаза, Юля закрыла рот ладонью. Этот жест не укрылся от профессора Турчанинова.
— Настроение у меня было подпорчено, если честно, — продолжал Руслан, — но Жанна успокоила. Мол, не стоит портить ночь из-за каких-то козлов. Я согласился. В избушке туалета нет, сами понимаете, надо было рано или поздно выйти. Да и не в моих это правилах — сидеть и бояться. Еще через час-полтора я решил выйти. Взял с собой нож и палку… Господи, господи… — Он закрыл глаза.
— Что, Русик? — спросил Семеркин.
— Руслан, говори, — приказал профессор Турчанинов.
— Они нас ждали.
— Они?! Ждали вас?!
— Да, прямо там. У стены! Затаились и ждали. Но ведь ни звука не было! Как они так сумели? Когда я открыл дверь и переступил порог, то получил удар по голове. Меня повело, и я рухнул как будто в пропасть. Я увидел две тени, промелькнувшие мимо меня.
— Выходит, их было двое?
— Как минимум! Они влетели в дом. И я услышал крик — это кричала Жанна. Меня как резануло. Она ведь тоже поняла, что они ждали, когда дверь откроется. Что это за нами пришли. Я даже не думал, что она могла так кричать. Страшно кричать… Господи, они ее словно на части рвали!
Турчанинов затеребил седую бородку.
— Это какой-то бред, какое-то безумие… Что скажешь, Никита?
— Да какой же бред, когда голова у парня разбита, — сказал Семеркин и оглянулся на ребят, стоявших в стороне. Те перешептывались, прислушивались к их разговору. — И Жанны след простыл. Безумие — да, но совсем не бред.
— А потом одно из этих чудищ подошло ко мне, — слабо выдохнул Руслан и что есть силы зажмурил глаза. Вот когда ему захотелось, чтобы все это было только ночным кошмаром, из которого, до смерти напугавшись, можно вынырнуть. Да не тут-то было! — Я кое-что увидел и услышал, Венедикт Венедиктович. Все было как в тумане, но я тогда еще не отключился. Когда они ее выволокли, Жанну, она уже не двигалась, ее как мешок тащили. Потом ее бросили, и одно из этих чудищ склонилось надо мной. Это была женщина, но какая-то угловатая, страшная, и в руке она держала камень. Она уже замахнулась. Меня хотели добить. Но потом я услышал женский оклик: «Оставь его, он мне нравится, симпатичный…»
Турчанинов с трудом проглотил слюну.
— Нравится?!
— Да, одно из них так сказало.
— Но кто тебя мог пожалеть?
— Думаю, та, которая смотрела в окно… Я так думаю…
— Но с какой стати?
— Откуда же я знаю? — Руслан готов был заплакать от бессилия. — А потом она тоже присела рядом и добавила: «Ты его хлопни еще разок, но не до конца». И та, страшная, угловатая, меня еще раз хлопнула. Тут я вырубился.
— Добрые какие, — заметил профессор. — Гуманистки из чащи. Ничего, Русик, ничего. — Он похлопал рукой по груд