— Какую расписку? — живо поинтересовался крепыш с залысиной.
— О неразглашении?
— Ничего я не давал.
— Пока идет следствие, нам ничего говорить нельзя.
— А-а! — кивнул тот, давая по газам. — Ну, тогда общий молчок!
И «Газель» понесла ребят в Семиярск. Ехать им предстояло, как сказал водитель, пару часов. Двух молодых людей приятно укачивало, запах бензина, солнышко и жаркий ветер в окошко уводили в сон. И уже скоро они стали зевать, потому что полуночничали у костра, а потом еще целовались в лесу за палатками и оттого не выспались. И вот уже голова Юли привалилась к сильному плечу Георгия, а его голова приземлилась на ее золотое темечко. Русые волосы рассыпались по ее лицу, она еще несколько раз сдувала их, а потом перестала. Они сопели ровно и сладко, тесно прижавшись друг к другу. Сон Юли был тревожен. Тряска только усугубляла дело, точно кадры кино рвались и перескакивали один на другой. Ей снился то словоохотливый Трофим Силантьевич, погонявший лошадь и говоривший: «Слава у того острова недобрая испокон веку. Когда егерь Суконкин пропал — его искали. На остров милиция приезжала. Не нашли. И когда охотник Кормильцев пропал. И Пшёнкин, сетью рыбку решивший половить. И девушка, которую брат все искал. Ведьмак тогда еще их жив был, старый черт! Лет пять назад помер, говорят. Только бабы и остались, ведьмы: бабка, мать и дочь!» То поверял свои тайны Следопыт: «В тридцатых годах жителей Холодного острова вывели, и они сгинули где-то. Но вскоре после войны вернулись. Они называли себя отшельниками, знахарями, травниками. Но мы-то знаем, кем во все века были эти знахари. Ведьмаки и ведьмы! Те, кто жили на Холодном острове, были очень сильны!..» А потом Юля увидела рыжеволосую девушку на другом берегу, через туман и зыбкую озерную гладь. Но этого оказалось мало! За ее спиной кто-то вкрадчиво сказал: «А ты ведь тоже рыжая, тоже из наших, только не знаешь этого!» И вновь, как и тогда, на острове, колкий смех ударил ее, только теперь — сзади. Юля обернулась рывком — никого! «Ты и сама ведьма!» — вновь сказал тот же голос. «Кто здесь?! — спросила она. — Кто?!»
Юля открыла глаза, сердце стучало бешено.
— Эй, голуби! Просыпайтесь! — выводил их из тяжелого и душного забытья голос водителя. — Семиярск уже! Где ваш музей-то?
— Откуда мы знаем? — вяло встрепенувшись и хлопая глазами, ответил Георгий. — Мы с коллегой из Москвы.
— Точно! Глава же мне говорил! Мол, вези осторожно, столичные детки-то! Далековато вы забрались, детки!
— Мы думали, вы знаете, где ваш музей, — подала голос Юля.
— Сейчас! — обернулся водитель. — Я районного главу вожу. Семиярск только по административным точкам знаю!
— Ты мне пальцы во сне едва не сломала, — шепнул Георгий спутнице. — Я проснулся, думаю: чего это она?
— Прости, — прошептала Юля.
— Что снилось?
— А ты догадайся.
Они говорили тихо.
— Понял. Кошмары про остров?
— Именно. — Она облизала губы. — Язык к небу прилип — воды надо глотнуть.
«Газель» наконец остановилась, и как видно, в центре старого города — кругом стояли дореволюционные особнячки.
— А вы людишек поспрашивайте, семиярцев наших, глядишь, кто-нибудь чего-нибудь да и скажет.
— Так пещерные люди интересовались, — откликнулся Георгий и вяло полез за телефоном.
— Точно! — вспомнил водитель. — Сейчас у всех Интернет в каждом телефоне. Ищи, молодежь!
— Я найду, — зевая, кивнул Георгий.
— Кто быстрее, — сонно мотая головой, сказала Юля. — Наперегонки.
И оба стали тыкать пальцами в кнопки телефона. Юля оказалась расторопнее:
— Исторический музей. Гоголевская, 86.
— Ясно, — откликнулся шофер. — А какие там еще улицы? Для подсказки?
Юля быстро назвала, и шофер вспомнил:
— А, знаю! Это рядом с театром их. Я туда нашего главу с семьей вожу, на премьеры. Просвещаются, блин.
— Ты всегда впереди, — покачал головой Георгий и спрятал телефон.
— Ну, уж извини, — пожала плечиками Юля. — Говорила: такой вот уродилась.
«Газель» вновь устремилась по городу, и очень скоро водитель притормозил у старинного обветшалого здания с колоннами.
— А как вы будете время коротать? — заботливо спросила Юля.
— Вздремну, — легко ответил водитель.
И зевнул так душевно, что молодым людям стало ясно: у него все будет хорошо. Георгий, а за ним Юля выбрались из микроавтобуса и подошли к старинным дверям с новенькой табличкой на видавшей виды кирпичной стене. Надпись гласила: «Исторический музей города Семиярска. Основан в 1921 году».
— Пошли, — сказала Юля. — Нас ждет директор музея Федор Иванович Косогоров. Интересно, он уже знает о нашем ЧП? А то сейчас начнутся расспросы: что, как да почему.
Федор Иванович оказался в высшей степени приятным господином: упитанным, аккуратно подстриженным, улыбчивым. В свободном летнем костюме. Он с любопытством оглядел ладную девушку и серьезного молодого человека, предложил им сесть на большой кожаный диван и приказал секретарше «принести молодым людям чаю, и покрепче, с бутербродами и печеньем». Физиономии у них были сонные, это правда. Перед хозяином кабинета на столе лежала тощая синяя папочка с малиновыми тесемками. Что-то Юле подсказывало, что именно в этой папочке и скрыт их интерес. Но Федор Иванович, человек, несомненно, размеренный и толковый, не торопился наброситься на своих гостей. И только когда те благодарно стали отхлебывать чай и уминать худые бутерброды с сыром, впрочем, показавшиеся им очень вкусными, Федор Иванович принялся посвящать гостей в тайны двадцатилетней давности.
— Я ведь историк, — сказал он и положил крепкие руки на тощую папочку синего цвета, — и хорошо помню тот взрыв на Черном городище. Слава Богу, никто не пострадал. Взорвали, когда раскопок не было, гуманисты! Был даже легкий обвал. Но «Монгол» выстоял. Так мы его называли. А потом поползли слухи, почему это случилось. И слухи эти взялись не из пустоты. — Он погрозил гостям пальцем. — Дело все в том, что у нас на историческом был один студент, звали его Кирилл Белозёрский. Я его знал — он учился на два курса старше меня, и учился хорошо, кстати. Знал за десятерых! Ему пророчили большое будущее. Так вот, этот самый Кирилл Белозёрский, как оказалось, усиленно распространял слух о том, что Черное городище — место нечистое.
— Как это — нечистое? — хоть и с набитым ртом, не смогла удержаться от вопроса Юля.
— А вот так, молодые люди! — вновь потряс пальцем Федор Иванович Косогоров. — В том-то и суть. Вам, наверное, ваш педагог и уважаемый мною ученый Венедикт Венедиктович Турчанинов рассказал, что культура Черного городища — особенная. Не просто жили, ели-пили, женились, рожали одних, хоронили других, и так из веку в век. Говорил он вам?
— Вы про жертвоприношения? Про якобы вырванные сердца? — на этот раз задал вопрос Георгий.
— Именно, молодой человек, именно и не якобы, — покачал головой Косогоров. — Ритуальные убийства, как вы сами понимаете, просто так и где придется не совершаются. Для этого особое место надобно. Вот этот самый Кирилл Белозёрский и выдвинул еще прежде теорию, хватило ведь ума, знаний и доказательств, а я бы еще прибавил — и безрассудства, что, мол, это гора, что рядом с Городищем, можно сказать, в его центре, не совсем гора, а вернее, совсем не гора, а древнее языческое святилище, посвященное одному очень известному богу, нет, не то слово, — поморщился Косогоров, — лучше сказать — злодейскому духу, страшному духу ночи Вубыру.
— Вубыру? — переспросила Юля.
— Именно так, девушка. Поистине, это космополитичное божество! — хитро улыбнулся директор музея. — Для татар, башкир и удмуртов он — Убыр, для марийцев — Вувер, для карачаевцев — Обур, для коми-зырян — Упыр. — Косогоров вдруг зловеще рассмеялся. — Чувствуете уже, куда я клоню? Для нас, славян, он — Упырь, для всех европейцев — Вампир.
Юля передернулась плечиками:
— Брр! — Она даже перестала есть, ненадолго. — Ведь чуть не поперхнулась, Федор Иванович. Но как интересно.
— Вот и я о том же, милая девушка. Мы точно не знаем, кто жил в Черном городище. Как правило, народы с разными богами в языческие времена не смешивались друг с другом. Племенные боги, зов крови — все это разъединяло людей. Но не так было в Черном городище. Мы не знаем, какие народы тут смешивались друг с другом, думаю, и марийцы, и славяне, и удмурты, и татары, и башкиры, и чуваши, и объединил их темный дух, которому они приносили жертвы. И звался он почти точно Вубыр. И жертвы эти были большими! Потому что очень злым был дух Вубыр. Он приходил ночью и, что называется, давил людей.
— Как это — давил? — опять принимаясь за бутерброд, но осторожно, спросила Юля.
— Душил, не давал дышать, отнимал во сне жизни. Забирал, так сказать!
— А-а!
— Да-да, милая девушка. Женщин, особенно молодых, он давил в образе мужчин, и наоборот, разумеется. Часто он приходил в образе огненного змея, который оплетал вашу шею и не давал дышать. Или злой смеющейся старухи, которая садилась у изголовья и душила человека ледяными руками.
— Ужас, — кивнула Юля. — Кусок в горло не лезет от ваших рассказов, Федор Иванович.
— И правильно!
Но есть она все-таки продолжала. Как и Георгий, глаз не сводивший с рассказчика.
А Косогоров продолжал:
— Люди племени боялись засыпать, существовала даже система заклинаний от этого духа. Хотите узнать подробности?
— Еще бы! — выпалила Юля. — Венедикт Венедиктович нам такого не рассказывал.
— Такого он точно не рассказывал, — тоже с набитым ртом покачал головой Георгий.
Косогоров сладко улыбнулся:
— Турчанинов — археолог в первую очередь, а я — этнограф и фольклорист. — Директор музея поднял указательный палец. — Чуете? И потом, мои предки поколениями жили тут, — он ткнул тем же пальцем в пол, — буквально в эпицентре рождения всех этих легенд, — и вновь погрозил пальцем. — Я вам расскажу! Не знаю, как было в языческие времена, документов, увы, не сохранилось, но, например, когда крещёного чувашина давил во сне Вубур и кто-то из родных просыпался и видел и слышал это, — директор музея даже встал для убедительности и повысил голос, — тот должен был немедленно закричать: «Песмелле ку сына мен пулна!»