Из дома Варвары, вокруг которого бродила толпа ротозеев, они решили прогуляться до дома Кирилла пешком. На полдороги Юля поняла, что в селе Раздорном случилось еще что-то плохое. Люди бежали вперед, точно приехал цирк и сейчас начнется представление, только лица у них были неспокойны и злы, а у многих глаза полнились яростью.
— Куда это они? — спросил Следопыт.
— У меня жуткое ощущение, — признала Юля. — Точно сейчас что-то случится нехорошее.
И тут они услышали:
— Ведьма в селе! Ведьма туточки!
А впереди, прямо на улице, уже была видна гулявшая из стороны в сторону толпа. Кого-то явно окружили и теперь готовились к чему-то плохому.
— Пошли скорее.
Они почти сорвались на бег. Толпа бушевала.
— Младшенькая заявилась! — истошно кричала женщина. — Поглядите, народ! Хватило ведь наглости! Прям в село пришла, рыжая!
Юля и Кирилл быстро пробились в круг. Толпа окружила плотным кольцом свою жертву, но приближаться боялась. То рассыпалась, то собиралась вновь. В центре толпы стояла огненноволосая Злата в длинном старомодном платье, с перепуганными глазами, но готовая дать отпор наступавшим на нее людям. К груди она прижимала пакет с продуктами — хлебом, молоком, картошкой.
— А может, это она Варвару-то заколола?! — возопил пожилой красномордый мужик, в котором Юля сразу узнала того, кого майор Кудряшов называл Никитичем. — Кто знает, сколько она тут ошивается, по селу-то?
— Верно, Никитич! — неистово вторила ему Лизавета Степановна. — Чего уже понабросала нам через заборы! Каких наговоров понаплела! Двух старших-то в клетке полиция заперла, а эту нет! Вот она и мстит-то за своих!
— И я о том же! — завывал Никитич с пылающим лицом. — Еще как мстит!
— Как она тут оказалась? — спросил Кирилл.
— Да как, — с насмешкой, вполоборота, ответил какой мужик. — Старые ведьмы сказали, мол, пусть хлеба привезет. Только из ее рук возьмем. А так голодом себя уморим. Тьфу! — сплюнул объяснявший. — Отродье.
— Поглядите только на ее глазищи-то зеленые! — хрипела тут же Матрёна. — Ишшшшь, сволота!
— Ведьма! Ведьма! — закричал мальчуган, науськанный кем-то, тыкая в Злату пальцем. — На костер ее! На костер! — и неистово заплясал вокруг, да вприсядку. — Живьём! Живьём!
В толпе дружно засмеялись, иные зло и жестоко, потому что идея расправы томила сердца разгневанных сельчан. Злата что есть силы прижала к себе пакет и то оборачивалась в одну сторону, то в другую, и везде были смех и улюлюканье.
— Да что тут думать?! — воскликнул Никитич. — Плеснуть на нее бензином, и все дела! Коли сгорит, так, стало быть, и надо! — Он даже кулаки сжал в ее сторону: — Уууух, ведьма! Тёмка! — крикнул он мальчугану, требовавшему аутодафе ведьмы. — Ты тут ближе всех, тащи бензин-то! Сожжем ведьму!
— Сожжем, дедушка Никитич! — и мальчишка сорвался с места.
— Да они спятили! — горячо прошептала Юля своему спутнику. — Надо что-то сделать, Кирилл!
— Осторожнее, Юленька, — предупредил он ее.
А круг сужался, к девушке подступали ближе, и чем больше растерянности и ужаса было в ее глазах, тем смелее становились экзекуторы. В Злату полетело несколько камней — это подсуетились мальчишки, поняв, что тут их не накажут, наоборот — в заслугу поставят! Людям страстно хотелось, как и во все века, расправы над непонятным, чужим! Один камень ударил в лицо Златы и рассек ее щеку. Другой угодил в колено Никитичу, и тот сам взвыл и стал грозить кулаком плохому стрелку. Злата схватилась за щеку, отняла руку от лица и увидела на ладони кровь. Круг постепенно сужался…
И вдруг рыжеволосая девушка выронила пакет из рук, он грохнулся наземь, что-то звякнуло и разбилось. Злата выбросила руки вперед, нацелив скрюченные пальцы на лица людей, и те шарахнулись от нее.
— Будьте прокляты! — закричала она. — Все будьте прокляты! Заплатите, за все заплатите! Все, кто на меня посмотрел! — Она даже зашипела на вдруг ошарашенную и застывшую в испуге толпу. Ее бледные тонкие пальцы, нацеленные на распадающийся круг людей, словно излучали молнии. — Все, кто нам зла пожелал! — И ведь смотрела в глаза своих недругов, и как смотрела! — Гореть будете! Сохнуть будете! Сдохнете все!
Никто не ожидал такого выпада от нее — хрупкой девушки! Угроза, брошенная из уст огненноволосой юной ведьмы, оказалась так страшна, что улица быстро стала пустеть. Простые ротозеи, кому хотелось лишь поглазеть на представление, а лучше на расправу, дали деру. Но человек десять во главе с Никитичем решили не отступать — идти до последнего.
— Бердану дай, Фомич! — завопил краснорожий Никитич. — Не боюсь ее! Скорее давай! Пока не ушла!
— Держи! — крикнул Фомич.
В руке Никитича оказалось ружье. И тут Юля вылетела в центр круга, вырвала корочки из кармана джинсовой рубашки и подняла их вверх.
— Я лейтенант ФСБ Шмелева! — выкрикнула она. — Требую разойтись!
— Чаво? — зарычал на нее Никитич.
— Ты слышал, чаво, старый хрыч! — рявкнула в ответ Юля. — Опусти ружье! Всех арестую! Всю вашу компанию!
— Чаво?! — повторил краснорожий Никитич, до которого плохо доходило, что к чему, так он распалил себя, в такой раж вошел, так ему хотелось расправы.
— Сейчас в Семиярск в наручниках поедешь, инквизитор, — шагнула на него Юля. — Вот «чаво»!
— Слышь, Никитич, — запела рядом Лизавета Степановна, — я эту девку рядом с майором Кудряшовым видела! Она точно из органов!
— Отступись, Никитич! — вторила ей Матрена. — Не губи себя из-за колдуньи-то!
— За ведьму заступаешься? — зарычал Никитич на Юлю.
— Ты мне не тычь, красная рожа, — бросила ему смелая девушка. — Ты у меня остаток жизни на нарах проведешь! Там тебе самое место!
— Чаво? — отступая, уже тише пробормотал он. — Да я… ты мне… да я…
Но две тетки уже тащили его за рукава назад.
— Пошел вон! — еще страшнее закричала Юля. — Все разошлись! Чтобы не видела вас здесь больше!
Ее праведный выпад посреди улицы остановил активистов, они стали пятиться и рассыпаться. И не прошло минуты, как они остались втроем — Юля, Злата и Кирилл. Теперь на них глядели от заборов с обеих сторон улицы.
Белозёрский смотрел на «работника органов», у которой выпрыгивало сердце, с восхищением и восторгом. Под ногами Златы из пакета выплывало и уходило в землю молоко. Юля встретилась взглядом с младшей колдуньей. Из рассеченной раны на лице сочилась кровь. Вдруг глаза ее вспыхнули иначе — она узнала ее.
— Я помню тебя, — сказала огненно-рыжая девушка. — Ты к нам приплывала.
Юля вытащила из заднего кармашка платок и протянула Злате. Та машинально взяла его, но не знала, что с ним делать.
— Постой, я сама. — Юля забрала платок и аккуратно вытерла кровь. — Надо нам до колонки дойти, — сказала она. — Как ты здесь оказалась?
— Меня из больницы отпустили, я села на автобус и приехала. Решила продуктов купить.
— Ясно.
Кирилл достал из кармана сложенный пакет и заботливо переложил в него уцелевшие продукты Златы.
— И тебя я помню, — сказала ему Злата. — Ты из ружья стрелял.
— А уж как я тебя помню! — усмехнулся Кирилл. — Грозили вы нам о-ё-ёй!
— А нечего без спросу лезть, — ответила девушка.
— Тебе надо умыться, Злата, пошли, — кивнула Юля.
Колонка была на ближайшем перекрестке. За ними следили уже две улицы: наблюдали с четырех сторон, от заборов и калиток, из окошек, но даже говорить между собой боялись. Кто его знает, как выйдет? Лучше помолчать. Вот смотреть никто не запрещает!
— Скажи мне честно, что вы сделали с Жанной? — спросила по дороге Юля.
— С какой еще Жанной? — раздраженно ответила вопросом на вопрос Злата.
— Ты знаешь, — обернулась к ней Юля.
— С той, кого у озера нашли? Под лодкой? Без сердца?
— Да.
— Да вы что?! Не трогали мы вашу Жанну! — Она тяжело всхлипнула. — Пальцем не трогали! — Эта тема бурей пронеслась через ее сердце, ведь именно из-за этого убийства их остров взяли в осаду, а сами они едва избежали смерти в огне. — Даже не видели, не знали! — Девушка вдруг заревела с отчаянием брошенного раз и навсегда человека. — Нам никто не нужен! Как вы не поймете? Никто! Никто! Никто!
Глава третьяДевочка в окне
Кирилл, Юля и Феофан Феофанович ужинали в доме Белозерова. Злату они отдали под охрану полиции. Девушка наотрез отказалась оставаться в селе и потребовала, чтобы ее отвезли на Холодный остров. Ей надо было накормить бабку и мать. Полиция только рада была от нее отделаться, и Кудряшов выделил двух сотрудников для исполнения столь важного дела.
Трапеза подходила к концу, а Юля все не решалась сказать то, что хотела. Но рано или поздно сделать это было надо.
— Я хочу на странную девочку посмотреть и поговорить с ней, — сказала она. — Эта девочка, соседка Варвары, могла что-то видеть. Хотя что? Ведь это у меня был бинокль, а не у нее. Но интуиция мне подсказывает: она видела нечто. Просто она дурочка, наверное, и ее лишний раз не выпускают из дома.
— А что за странная девочка? — поинтересовался Позолотов.
Юля рассказала, как взяла из стола Варвары бинокль и увидела в окне соседского дома девочку с приплюснуты носом, что таращилась в их сторону.
— Кирилл, забыла вас спросить, а чья она, эта девочка?
— В Раздорном, Юленька, более пятидесяти тысяч человек живет. Не Москва, но все же. И вообще, сам-то я в Семиярске живу. Надо у Юрки Кудряшова спросить. Но никто из соседей ничего не слышал и не видел, Юля, он мне об этом сам сказал. Вряд ли и эта девочка что-то могла заметить. Закололи-то Варвару в сарае. Подкараулили и закололи. Кто тут что скажет?
— Могли увидеть не то, как убивали, а то, как готовили убийство; входили, например, караулили, обыскивали. — Юля отломила мякиш от булки и стала катать его в пальцах. — И еще, я хочу одна пойти. Мне кажется, эта девочка со всеми подряд говорить не станет. А я к ней подход найду. Что-нибудь придумаю.