— Не сомневаюсь, — усмехнулся Следопыт.
Он поймал взгляд Феофана Феофановича, тот с аппетитом школьника поедал свой румяный бублик с маслом и запивал его крепким чаем. Услышав про Юлин «подход», Позолотов тут же одобрительно захрюкал, в смысле — хохотнул с набитым ртом.
— Не поперхнитесь, Феофан Феофанович, — предостерегла его девушка.
— Типун вам на язык, Юленька, — жуя, весело пробубнил тот.
— Как вам не стыдно, я проделываю такую работу! — она даже рукой потрясла в воздухе, — а вы самым бессовестным образом потешаетесь надо мной! А еще историк! Коллега. Совесть-то есть у вас?
— Ну, ладно, ладно, — закивал Позолотов. — Кирюша, отвези ее к этой полоумной девочке, а то мисс Пинкертон не угомонится.
В дверь аккуратно постучали. Кирилл, допивавший чай у окна, отодвинул шторку и заглянул на улицу.
— Что это за ханурик? — спросил он и пошел открывать.
— Гоните вы всех взашей! — посоветовал Феофан Феофанович.
— Как это гоните? — удивилась Юля. — Любой человек может стать важным свидетелем!
— Ну да! Повторяю, с тех самых пор, как ведьмам перестали уделять должное внимание, я потерял к этому делу интерес, — признался с набитым ртом Позолотов.
— А зря, — вставая из-за стола, заметила Юля.
— Не там вы роетесь, — вынес свой вердикт Феофан Феофанович. — Вы свернули с генеральной трассы на обочину!
— Тсс! — Девушка приложила палец к губам.
И услышала: «А товарища лейтенанта можно? Инессу Геннадьевну Шмелеву?» «Разумеется», — чинно ответил Кирилл.
— Инесса Геннадьевна, вас! — окликнул девушку из коридора Белозёрский.
— Инесса Геннадьевна? — поднял брови Позолотов. — Звучит.
Девушка вышла в коридор. На пороге мялся старый знакомый Тимофей Суконников.
— Здрасьте, товарищ лейтенант, — поклонился гость.
— Здравствуйте, гражданин Суконников. Пришли с повинной?
— Что-то вроде того. — Он вопросительно взглянул на обоих. — У вас тут штаб, что ли?
— Явочная квартира ФСБ, — с ходу ответила Юля. — Оставьте нас, товарищ капитан, — попросила она Следопыта.
— Так точно, — подавляя улыбку, кивнул Белозёрский.
— Он старше вас, а вы им командуете, это как же? — спросил Суконников.
— Я из спецотдела, — пояснила Юля. — Мое звание к майору приравнивается.
— А-а!
Юля вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь. И сразу осталась среди упоительной вечерней свежести, благоухания сада и ядовитых выхлопов перегара, которые щедро выпускал Тимофей Суконников. Он похмелился и твердо стоял на ногах, только очень смущался.
— Я видел, как вы на улице-то с ведьмой, ух! Как вы ее отбили…
Юля брезгливо помахала перед собой ладошкой.
— Вот именно: ух!
— Простите, товарищ лейтенант. Восстановиться надо было. Я смотрел на вас и восхищался…
— Вы мне пришли комплименты высказать, Суконников?
— Да нет…
— И как вы нашли этот дом?
— Язык до Киева доведет.
— Тоже верно. Так с какой повинной вы пришли? Я сегодня добрая, более или менее, и готова выслушать вас.
— Я к этому делу, с убитой студенткой, ничего не имею. И Семен Чаргин тоже. И Марианну мы не убивали. Семка любил ее без памяти. Я на суде об этом говорить не буду — хоть расстреляйте, вам говорю, сейчас. Чтобы вы, Инесса Геннадьевна, по ложному следу не ходили.
— Ну-ну, — поторопила его Юля.
— Семка никогда не терял надежды добиться Марианны и не понимал, чем он плох, почему она отказывает ему. А потом ее убили, и первым подозреваемым был Жирков, эта сволочь, и ведьмак с острова. С ведьмаком Семка однажды схватился в забегаловке, но получил от него. И что-то тот ему сказал. Что, мол, не там ищете. Жить в Раздорном Семка больше не мог, уехал учиться в город. А потом к матери однажды вернулся и, как я понимаю, столкнулся нос к носу с Жирковым. А потом эту мразь нашли с его же ножом в животе. Сёмка после этого очень быстро уехал из Раздорного и больше уже никогда не возвращался. И нам ничего не говорил. Мы только перезванивались, и все. Я так понял, что Жирков хотел его пырнуть, а Сёмка не дался. Повторяю: хоть режьте, я на суде этих слов не подтвержу. Так что никто из нас не убивал Марианну и уж точно не убивал эту студентку из лагеря археологов. В этом направлении, товарищ лейтенант, только время зря потратите.
Юля усмехнулась.
— Вы очень помогли следствию, товарищ Суконников.
— Правда?
— Правда. Теперь идите домой и никому не говорите о нашем разговоре. Ясно?
— Ясно, Инесса Геннадьевна, — согласился забулдыга.
— Доброй ночи, Тимофей.
— Доброй, — благодарно поклонился Тимофей Суконников.
— И никому не говорите о том, что были на явочной квартире ФСБ. Для вашего же блага.
— Не буду! — со всей искренностью отозвался он.
Юля открыла дверь и зашла в дом.
— Ну, кто это был? — спросил Позолотов. Он стоял у окна и по всей видимости наблюдал за встречей. — Позвольте, я догадаюсь. — Феофан Феофанович едва сдерживал улыбку. — Тимофей Суконников? Свидетель?
— Он самый, — садясь за стол, сказала Юля. — Визит на миллион, если честно.
— Да? — поднял брови Феофан Феофанович.
— Именно так. После смерти Марианны Семен Чаргин, один из подозреваемых, всячески хотел найти убийцу и отомстить за Колосову. Через три года он вышел на уголовника Жиркова, и того нашли с собственным ножом в животе. По всей видимости, это была самооборона. Жирков хотел ударить Чаргина, но тот изловчился и сам ударил рецидивиста. Вот почему после этого он раз и навсегда уехал из города. Была бы я и впрямь работником полиции, то стала бы крутить это давнее дело, а так — пусть все остается как есть.
— Пусть, — поддержал ее Белозерский.
— И не будем ничего говорить Кудряшову, да? — глядя в глаза Следопыту, спросила она. — Тимофей Суконников все равно станет отрицать этот разговор.
— Я на вашей стороне, Юленька, можете в этом не сомневаться. — Кирилл улыбнулся. — И потом, вы у нас старшая по должности. Спецотдел!
— О, да, — кивнул Феофан Феофанович, — с Юлей Пчелкиной никто не сравнится! Я совершенно искренен, кстати.
— Предлагаю вернуться к разговору о странной девочке в окне, — заявила Юля. — Я должна ее навестить, и как можно скорее. Лучше всего — сейчас. Кирилл, у вас есть дешевый фотоаппарат, мыльница?
— Есть, — ответил хозяин дома.
— Отлично. Но фотоаппарат это далеко не все. Мне нужна ваша серьезная помощь, Кирилл. И не только ваша.
— Я никуда не пойду, — зевнув, замотал головой Феофан Феофанович. — Даже не просите. У меня программа возлечь на крестьянское ложе и поглядеть в телевизор.
— А вы, товарищ пенсионер, мне как раз сегодня и не нужны, — снисходительно молвила Юля. — Лежите на своем ложе и смотрите свой бестолковый телевизор, — и перевела взгляд на Кирилла. — Это очень важно! Буквально — жизненно важно! И я сейчас не шучу.
Через два часа, когда окончательно стемнело, Юля поднялась по ступеням на крыльцо дома, где жила странная девочка, и позвонила. С сумкой через плечо, в бейсболке, она то и дело оглядывалась по сторонам. В домах через дорогу зажигались огни. Пахло садом и навозом. Ненавязчиво, но методично Юля нажимала пальцем на кнопку звонка, пока вдруг не услышала из-за двери:
— Звонок не казенный, чай, а?
Юля даже отступила от неожиданности.
— Простите, — выговорила она, — тут живет Рая Рытвина?
— Ну, тута, а чо с того?
— А позвать ее можно?
— А зачем она вам?
— А надо, — убедительно проговорила Юля.
— Ну, зачем?
— А мы ей хотим предложение сделать. Выгодное.
— Какое выгодное? — насторожилась та, что пряталась за дверью.
Она уже слышала голос, что сейчас звучал за дверью, поняла Юля. Но где?
— В кино сняться.
— Да ну?! — вырвалось у говорившей по ту сторону двери.
— Да, я ассистент режиссера.
— А чо за кино-та?
— Про любовь.
— А-а! А там целоваться надо будет? В кино-та?
— Да все время надо будет целоваться. Так вы позовете Раю?
Щелкнули два замка, и дверь осторожно открылась. Из темноты коридора на Юлю смотрела та самая скуластая девочка с недобрыми колючими глазками и приплюснутым носом, которую она видела в окне.
— Это я, Рая Рытвина, я это, — осторожно сказала она.
— А я знаю, что это ты, — проговорила Юля. — Ты одна дома?
— Ага, — ответила та.
— А где отец твой?
— А где надо. Дела у него.
— Ясно.
— Так вам он нужен или я?
— Ты, конечно! — Стоило бы воспользоваться отсутствием родителя этой милой уродицы, решала про себя Юля. Ей ничего не будет стоить разговорить ее. Только бы не помешали! — Мне тебя такой и описывали, — убедительно кивнула она, но не смогла сдержать горького вздоха: — Симпатичной!
Дверь открылась шире, и Юля смогла разглядеть ее всю. Только лицом она была девочкой, а телом — половозрелой молодой женщиной. Это несоответствие покоробило Юлю, как коробит всякое несоответствие в человеческих пропорциях, по странной случайности не предусмотренное, но допущенное природой.
— Только меня все Белкой зовут, — сказала хозяйка. — Мне это имя нравится.
— И об этом я знаю, — кивнула гостья. — А меня Джулией зовут.
— Имя како-то не наше.
— Зато красивое. Правда?
— Правда, — согласилась та.
— Стало быть, хочешь в кино сниматься, Белка?
— Хочу, — кивнула девочка-переросток.
Юля все еще решала, проситься в гости или не проситься. Как отреагирует молодая хозяйка? Вдруг замкнется? Отступит. Прогонит ее, незнакомку. И отталкивал ее этот дом. Какой-то скрытой силой отталкивал. Нечто плохое таилось за этим порогом, в той темноте. Но она должна была переступить его! Ведь она смелая и никогда не отступает. И слишком многое было поставлено на карту.
— Ты в дом-то меня впустишь? — ласково спросила Юля. — Или тебе не разрешают приглашать чужих?
— Не-а, не разрешают, — покачала она головой. — Ругают меня. Но тебя я впущу. Да и кого мне бояться? Нас тут все знают. И мы всех знаем. Все кругом соседи. Ты ведь меня не обидишь? — Ее глаза подозрительно блеснули.