— Послушай, — сказала бабушка, и при этом она так разволновалась, что опять чуть не уронила меня с балкона, — ведь если мы такое сумеем осуществить, это будет самая блистательная победа и подобного поражения не знает вся история ведьмовства!
— Но нам предстоит еще очень большая работа, — вздохнул я.
— Конечно, работы уйма, — согласилась она. — Вот, например, предположим, ты обзавелся пузырьком Мышедела — но как ты подбавишь эту дрянь им в пищу?
— Об этом мы еще успеем подумать, — сказал я. — Для начала надо обзавестись пузырьком. Кстати, как нам наверняка убедиться, что подо мной — именно ее балкон?
— Да! Проверим немедленно! — воскликнула бабушка. — Идем! Нельзя терять ни минуты!
Держа меня на ладони, она поскорей вышла из комнаты и пустилась вдоль коридора, отбивая каждый свой шаг тростью по ковру. Мы спустились на один марш, до четвертого этажа. На каждой двери вдоль всего коридора красовались золоченые цифры.
— Вот он! — крикнула бабушка. — Номер 454! — Она подергала дверь. Дверь, естественно, была заперта. Бабушка внимательно оглядела пустой коридор. — Ты, видимо, прав, — сказала она. — Похоже, эта комната, действительно, прямо под твоей, — и она прошагала обратно, отсчитывая число дверей от комнаты Главной Ведьмы до лестницы.
Взобравшись на пятый этаж, она проделала то же самое упражнение.
— Она прямо под тобой! — заключила бабушка. — Ее комната точнехонько под твоей!
Она меня отнесла в мой номер и снова вышла на балкон.
— Внизу, прямо под тобой — ее балкон, — сказала бабушка. — И — более того! Дверь с балкона в комнату распахнута настежь! Да только вот как ты туда спустишься?
— Не знаю, — вздохнул я. Наши комнаты были по фасаду отеля и смотрели на море, на пляж. Прямо под моим балконом, где-то далеко-далеко, я увидел острые прутья ограды. Если упаду — мне конец.
— Ой, поняла! Знаю-знаю! — крикнула бабушка. Держа меня на ладони, она метнулась к себе в комнату, стала рыться в комоде. И оттуда извлекла моток голубой шерсти. На выпущенной нитке мотались спицы и неоконченный носок — бабушка вязала его для меня. — Вот и прекрасно, — сказала она, — я тебя усажу в твой носок и спущу на балкон к Главной Ведьме. Но надо спешить! Это чудище вернется с минуты на минуту!
Мышь-грабитель
Бабушка поскорей меня отнесла ко мне в номер, оттуда на балкон.
— Ну, ты готов? — спросила бабушка. — Сейчас я тебя суну в носок. Усядешься?
— Уж справлюсь как-нибудь, — сказал я. — Я же маленькая мышка.
— Справишься, справишься, — улыбнулась бабушка. — Ну, удачи тебе, миленький!
Она сунула меня в носок и стала спускать с балкона. Я скорчился, затаил дыхание. Сквозь петли мне все-все было видно. Далеко внизу, в милях и милях от меня, на пляже играли дети с жуков величиной. Носок покачнулся на ветру. Я глянул вверх и увидел бабушкину голову над перилами моего балкона.
— Ты почти прибыл! — крикнула она. — Так-так! Осторожно! Готово!
Я ощутил легкий толчок.
— В комнату! — крикнула бабушка. — Живей! Живей! И произведи там тщательный обыск!
Я выпрыгнул из носка и метнулся в комнату Величайшей Ведьмы. Тут стоял тот же затхлый запах, какой я заметил еще в бальном зале. Да уж, и воняют они, эти ведьмы. Мне вспомнился запах в мужском туалете на нашей железнодорожной станции.
Насколько я смог разглядеть, в комнате был в общем порядок. И ничто-ничто не свидетельствовало о том, что здесь остановилась, мягко говоря, не совсем обычная особа. Да и как, интересно, могло быть иначе? У любой ведьмы, небось, хватит ума не оставлять подозрительных предметов там, где их легко может обнаружить уборщица.
Вдруг я увидел лягушку — она пропрыгала по ковру и скрылась под кроватью. Я тоже подпрыгнул.
— Скорей! — раздался откуда-то сверху бабушкин голос. — Хватай эту дрянь и беги!
Я стал носиться по комнате. Обыск! Легко сказать. Я так и не смог, например, открыть ни одного ящика, дверцы большого шкафа тоже оказались для меня недоступны. Что толку дальше носиться? И вот я сел посреди комнаты и принялся рассуждать логически. Если Самая Главная Ведьма захочет спрятать нечто чрезвычайно секретное, куда она это сунет? Ну конечно — не в обыкновенный комод. И не в шкаф. Не такая дура. Я запрыгнул на кровать, чтобы получше оглядеть комнату. «Ага, — смекнул я, — а как насчет матраса?» Очень-очень осторожно я спустился к краю кровати и стал пробираться под матрас. Это было нелегко, но я не сдавался. Правда, сперва ничего я не обнаружил. Так и барахтался под матрасом и вдруг — ударился головой обо что-то твердое, внутри матраса, прямо надо мной. Протянул лапу, пощупал. Неужели пузырек? Да, так и есть! Я нащупал его сквозь обивку. Сразу рядом оказался бугорок, и еще, и другой, и так далее. Видно, Величайшая Ведьма подпорола матрас, вложила туда бутылочки, а потом взяла и опять все зашила. Я принялся бешено рвать зубами ткань надо мной. Передние зубы у меня теперь были исключительно острые, и довольно скоро я сумел прогрызть в обивке матраса дыру. Я влез в нее, схватил пузырек за горлышко. Потом вытолкнул его в дырку и сам вылез следом.
Пятясь, таща за собой свою ношу, я добрался до края матраса, скатил пузырек с кровати на ковер. Он бухнулся, но не разбился. Я соскочил с кровати. Осмотрел пузырек. Да, это он, он самый, тот, который Главная Ведьма показывала в бальном зале. И этикетка тут как тут. Написано: «Формула № 86. Мышедел Замедленного Действия». А потом помельче: «Здесь содержится пятьсот доз». Эврика! Ну какой же, какой же я молодец!
Три лягушки выпрыгнули из-под кровати. Присели на ковре, уставились на меня черными большими глазами. В жизни я не видывал ничего печальней этих больших глаз. Вдруг мне пришло в голову, что почти наверняка когда-то они тоже были людьми, детьми, эти лягушки, пока Величайшая Ведьма их не сцапала. Я стоял, сжимал в объятиях свой сосуд и смотрел на лягушек.
— Вы кто? — спросил я.
Но в этот самый миг я услышал, как скрипнул ключ в замке, дверь распахнулась — и Величайшая Ведьма ворвалась в комнату. Лягушки поскорее метнулись обратно под кровать. Я кинулся за ними, обнимая сосуд, забился к самой стене, прижался к ножке кровати. Послышались шаги по ковру. Я выглянул из своего укрытия. Три лягушки прижались друг к дружке под самой серединой кровати. Лягушки не умеют прятаться так, как умеют мыши. И бегать, как мыши, они тоже не умеют. Только и могут, бедные, что тяжело, неуклюже прыгать.
Вдруг я увидел лицо Величайшей Самой Главной Ведьмы: она заглянула под кровать. Я затаился за ножкой.
— А-а, фот фы где, лягушечки, — послышался ее голос. — Ну и остафайтесь, где сидите, пока я ф постель не лягу, а уж там я фас чаечкам спрошу с балкона, пусть ужинают фсласть.
И тут — громко, отчетливо — бабушкин голос дошел до нас сквозь балконную дверь.
— Скорей, миленький! — кричал голос. — Поторапливайся! Пора выходить!
— Кто это оррет? — рявкнула Величайшая Самая Главная Ведьма. Я снова выглянул из-за ножки и увидел, как она прошла по ковру к балкону. — Кто это тут у меня на палконе? — бормотала она. — Кто посмел ко мне фпереться? — и она вышла в балконную дверь.
— Что тут еще за фязание полтается? — услышал я.
— О, здравствуйте, — ответил бабушкин голос. — Я вот тут случайно с балкона моток уронила. Ничего-ничего. Кончик-то в руке у меня. Так что сама спокойно все подниму, спасибо-спасибо, — и меня поразило спокойствие этого голоса.
— А с кем это фы сейчас гофоррили? — рявкнула Главная Ведьма. — Кому это фы фелели поторроплифаться, сообщали, что порра фыходить?
— А, да это я с внучком со своим, — услыхал я ответ бабушки. — Часами торчит в ванной, давно пора выходить. Как засядет там с книжкой, так и забудет про все на свете! А у вас — у вас дети есть, моя милая?
— Нет! — гаркнула Величайшая Ведьма и ушла в комнату, захлопнув за собой балконную дверь!
Я пропал. Она перекрыла мне путь к отступлению. Я остался один в комнате с Величайшей Ведьмой и перепуганными лягушками. Сам я трясся от страха не меньше этих лягушек. Если эта гадина меня заприметит, она — никакого сомнения — сбросит меня с балкона, на ужин чайкам.
В дверь постучали из коридора.
— Ну что там еще такое? — крикнула Главная Ведьма.
— Это мы, ваше верное старичье, — проблеял слабый голос под дверью. — Сейчас ровно шесть, мы пришли за бутылочками, которые вы так великодушно нам обещали, Ваше Величайшество!
Я увидел, как она прошла по ковру к двери. Дверь отворилась, и ноги-ноги, туфли-туфли стали переступать порог. Медленно, неуверенно, будто их обладательницам страшно входить в комнату.
— Ну! Фы! Чего в корридорре застрряли! Некогда мне тут с фами фаландаться!
Я не мог терять ни секунды. С быстротой молнии я выскочил из-за ножки кровати и — кинулся в открытую дверь. Перепрыгнул через несколько пар туфель, один миг — и я уже стоял в коридоре, прижимая к груди драгоценный пузырек. Никто меня не заметил. Никто не завопил: «Мышь! Мышь!» Я слышал только голоса старух, бормотавших: «Как вы великодушны, Ваше Величайшество!» и тому подобную чушь. Я пробежал по коридору к лестнице, взобрался на один марш. Свернул на пятый этаж, снова помчался по коридору, мчался, мчался и вот оказался у своей двери. Слава богу, вокруг никого. Дном бутылочки я стал стучать в дверь. Тук-тук… тук-тук — и опять — тук-тук… тук-тук… тук… Неужели бабушка не слышит? Вроде должна бы. Бутылочка стучит достаточно громко. Тук-тук… тук-тук… тук-тук… Хорошо еще, пока никого нет в коридоре.
Но — дверь не открылась. И я пошел на отчаянный риск.
— Бабуся! — заорал я во весь голос. — Бабуся! Это я! Впусти меня!
Я услышал, как ее туфли зашаркали по ковру, и — дверь распахнулась. Я стрелой влетел к бабушке.
— Получилось! — кричал я, прыгая от радости. — Я его достал! Смотри, ба! Целая бутыль!
Она затворила дверь. Она наклонилась, подняла меня с полу и нежно погладила.