— Я и сама ошибалась, — вздохнула бабушка. — Я-то думала, в Британии куда больше ведьм.
— А сколько их тут? — спросил я.
— Восемьдесят четыре.
— Было восемьдесят пять. Но одну зажарили, — уточнил я.
И тут я увидел, как мистер Дженкинс, отец Бруно, прямиком направляется к нашему столику.
— Внимание, бабуся! — шепнул я. — Сюда идет отец Бруно!
Мистер Дженкинс и его сын
Мистер Дженкинс шагал прямиком к нашему столику с весьма решительным выражением на лице.
— Где этот, ну, ваш внук? — спросил он у бабушки. Голос грубый, глаза злые-злые.
Бабушка окинула его самым ледяным взглядом, на какой только была способна, и ничего не ответила.
— Есть у меня мысль, что они с моим сынком Бруно вместе какую-то мерзость затеяли, — продолжал мистер Дженкинс. — Бруно к ужину не явился, а этот малый так просто, без серьезных причин, от еды не откажется!
— Должна признать — аппетит у него отменный, — согласилась бабушка.
— Чую я, и вы с ними заодно, — буркнул мистер Дженкинс. — Знать не знаю, кто вы такая, да и не больно-то интересуюсь, но вы сегодня с нами проделали мерзейший трюк. Это ж надо — поставить грязную мышь на стол! Из этого я и заключаю, что вы все трое в заговоре. И если вы знаете, где скрывается Бруно, лучше скажите, по-хорошему вас прошу.
— Никакого я трюка с вами не проделывала, — сказала бабушка. — Мышь, которую я пыталась вам отдать, — это ваш сын Бруно. Я вам добра желала. Я пыталась вернуть его в лоно семейства. Вы отказались его принять.
— Что вы тут такое мелете?! — взревел мистер Дженкинс. — Мой сын — отнюдь не мышь! — и черные усы у него при этом подпрыгнули, как бешеные. — Хватит дурочку валять, женщина! Где он? Выкладывайте!
За соседним столиком все дружно перестали жевать и уставились на мистера Дженкинса. Бабушка преспокойно дымила своей черной сигарой.
— Я вполне понимаю ваши чувства, мистер Дженкинс, — сказала она, — всякий английский отец разволновался бы точно так же. Но в Норвегии, откуда я родом, мы к подобным происшествиям давно притерпелись. И научились их принимать как часть повседневной жизни.
— Видно, вы окончательно спятили, женщина! — рявкнул мистер Дженкинс. — Где Бруно? Если вы мне сейчас же не выдадите, где он, я полицию позову!
— Бруно — мышь, — самым невозмутимым тоном повторила бабушка.
— Он — совершенно определенно — отнюдь не мышь! — взвыл мистер Дженкинс.
— Да мышь я, мышь! — и тут Бруно высунул голову из бабушкиной сумки.
Мистер Дженкинс подпрыгнул, как акробат.
— Привет, па, — сказал Бруно. На губах у него играла самая глупая из всех улыбок, какие только могут играть на губах у мыши.
Мистер Дженкинс разинул рот — так широко разинул, что я разглядел золотые пломбы в самых задних зубах.
— Да ты не убивайся так, па, — продолжал Бруно. — Ну и подумаешь, дело большое. Лишь бы кошка меня не сцапала.
— Б-б-б-бруно! — еле выговорил мистер Дженкинс.
— Зато мне теперь в школу не ходить! — Бруно улыбнулся самой дурацкой, самой ослиной улыбкой, на какую только способна мышь. — Никаких домашних заданий! Жить буду в кухонном шкафу, объедаться изюмом и медом!
— Н-н-н-но Б-б-б-бруно! — снова заговорил мистер Дженкинс, ужасно заикаясь. — К-к-как? Как это все п-п-произошло? — несчастный совсем упал духом.
— Ведьмы, — сказала бабушка. — Их дела.
— Не могу же я иметь мышь в качестве сына! — взвизгнул мистер Дженкинс.
— Однако же имеете, — сказала бабушка. — Обращайтесь же с ним поласковей, мистер Дженкинс.
— Миссис Дженкинс с ума сойдет! — простонал мистер Дженкинс. — Она не выносит этих тварей!
— Ничего, ей придется к нему привыкать, — сказала бабушка. — Надеюсь, вы не держите в доме кошки?
— Держим! Держим! — простонал мистер Дженкинс. — Топси — любимейшее существо моей жены!
— Значит, с Топси придется распрощаться, — заключила бабушка. — Сын важнее, чем кошка.
— Еще бы! — прокричал Бруно из сумки. — Скажи маме, пусть она Топси выгонит до того, как я домой вернусь!
Теперь уже добрая половина ужинавших наблюдала за нашей небольшой группкой. Ножи, вилки, ложки были отложены, все головы повернулись, все глаза наблюдали, как мистер Дженкинс орал и брызгал слюной, нависая над нашим столиком. Нас с Бруно они видеть, конечно, никак не могли и потому недоумевали, из-за чего весь сыр-бор загорелся.
— Между прочим, — сказала бабушка, — не желаете ли знать, кто несет за все это личную ответственность?
Тут бабушка едва заметно, хитренько усмехнулась, и я понял, что на уме у нее — втравить мистера Дженкинса в беду.
— Кто?! — заорал он. — Кто?!
— А во-он та женщина, — показала бабушка. — Во-он там. Видите? Маленькая, в черном платье, сидит во главе стола?
— Но это же КОЗДЖОБ! — взвыл мистер Дженкинс. — Но она же председатель!
— Ан нет, — вздохнула бабушка. — Она Величайшая Самая Главная Ведьма Всех Времен.
— Она, говорите, это учинила — та тощая малявка?! — прогремел мистер Дженкинс, тыча в Главную Ведьму длинным пальцем. — Ничего-ничего! Уж я на нее натравлю своих адвокатов! Уж я заставлю ее раскошелиться!
— На вашем месте я бы не действовала столь опрометчиво, — заметила бабушка. — Эта женщина обладает магической силой. Если захочет, она и вас может превратить во что-нибудь этакое, знаете, даже и глупее, чем мышь. В таракана, например.
— Меня! В таракана! — взревел мистер Дженкинс, выпячивая грудь. — Да пусть только попробует! Хотел бы я поглядеть! — он повернулся кругом и направился прямо к столу Величайшей Самой Главной Ведьмы. Мы с бабушкой смотрели ему вслед. Бруно выскочил из сумки на стол и тоже смотрел на отца. В общем-то, все в ресторане не отрывали глаз от мистера Дженкинса. Я следил за мистером Дженкинсом, не покидая своего поста в бабушкиной сумке. Я счел за благо не вмешиваться в ход событий.
Победа
Мистер Дженкинс не успел пройти и нескольких шагов к столу Самой Главной Ведьмы, как вдруг душераздирающий вопль заглушил все прочие звуки в зале, и я увидел, как Величайшая Самая Главная Ведьма буквально взмыла в воздух!
Вот она уже оказалась на стуле и продолжала вопить…
Вот забралась на стол, размахивая руками…
— Да что это, что это, ба?
— Погоди! — шепнула бабушка. — Сиди себе тихо и наблюдай.
Вот и все остальные ведьмы, числом больше восьмидесяти, начали визжать и вскакивать со стульев, будто их сиденья утыканы гвоздями и те впились им пониже спины. Одни влезали на стулья, другие вспрыгивали на столы, и все извивались и махали руками самым немыслимым образом.
А потом — разом — все они стихли.
Потом остолбенели, застыли. Каждая ведьма стояла немая, недвижная, как мертвец.
Над рестораном нависла напряженная тишина.
— Они уменьшаются, ба! — шепнул я. — Как со мной было, в точности!
— Да, они уменьшаются, сама вижу, — шепнула бабушка.
— Мышедел! — крикнул я. — Смотри! У некоторых уже мех на лице прорастает! Но почему все так быстро, а, ба?
— Я скажу тебе почему, — ответила бабушка. — Потому что они проглотили по громадной дозе, как ты в свое время, и будильник напрочь вышел из строя!
Публика в ресторане вставала с мест, чтобы лучше видеть происходящее. Теснилась к двум длинным банкетным столам. Вот уже обступила их плотной стеной. Бабушка подняла нас с Бруно повыше, чтобы мы могли всласть налюбоваться увлекательным зрелищем. А сама от волнения вскочила на стул и тянула изо всех сил шею, ей ничего не удалось бы разглядеть из-за густой толпы.
Еще несколько секунд — и ведьмы исчезли, как не бывали, все до единой, и только метались по двум длинным банкетным столам маленькие темные мышки.
По всему ресторану женщины ахали и стонали, сильные мужчины бледнели, менялись в лице, возмущались, кричали: «Безумие! Быть не может! Что за чертовщина!» Официанты замахивались на мышей стульями, винными бутылками — всем, что попадалось им под руку. Шеф-повар в белом колпаке, я видел, выскочил из кухни, размахивая сковородой, другой, тот самый, бежал сразу за ним следом, подняв, как меч, свой кухонный нож, все кричали наперебой: «Мыши! Мыши! Мыши! Гоните отсюда мышей!» И только дети поистине ликовали. Они будто поняли своим детским умом, что сейчас, прямо у них на глазах, совершается доброе, хорошее дело, и они хлопали в ладоши, прыгали и хохотали от радости, как безумные.
— Ну, нам пора, — сказала бабушка. — Мы свое дело сделали.
Она спустилась со стула, взяла сумку, зажала под локтем. Я был у нее в правой руке, Бруно в левой.
— Бруно, — сказала она, — настало время вернуть тебя в славное лоно семейства.
— Мамка — она же мышей ненавидит, — протянул Бруно.
— Это я заметила, — сказала бабушка. — Но ей придется к тебе привыкнуть, верно?
Найти мистера и миссис Дженкинс не составило особого труда. Визгливый голос миссис Дженкинс был слышен на весь ресторан.
— Герберт! — визжала она. — Уведи меня отсюда! Тут сплошные мыши! Они же на юбку ко мне лезут! — Она воздела руки к мужу, и мне с моего места казалось, что она буквально повисла и качается у него на шее.
Бабушка к ним подошла и сунула Бруно в руку мистеру Дженкинсу.
— Вот ваш мальчик, — сказала она. — Ему не вредно посидеть на диете.
— Привет, па! — хмыкнул Бруно. — Привет, ма!
Миссис Дженкинс завизжала еще пронзительней прежнего. Бабушка, держа меня в руке, повернулась и направилась вон из зала. Прошла прямиком в вестибюль, к выходу, на свежий воздух.
Был теплый чудный вечер, я слышал, как разбивались о берег волны, совсем рядом с отелем, через дорогу.
— Есть тут у вас такси где-нибудь? — справилась бабушка у дюжего швейцара в зеленой ливрее.
— А как же, мэм, — он сунул два пальца в рот и громко, заливисто свистнул. Я смотрел на него с нескрываемой завистью. Ах, сколько недель подряд я упорно учился так же шикарно свистеть, но, увы, мне это ни разу не удалось. Теперь-то уж никогда не удастся.