— Ничего. Я не заглядывал в твоё сознание. Я просто убрал закладку и тем самым повредил блок. А поскольку он был довольно мощным, то рассыпаясь, он потянул сознание. И… мне действительно жаль.
— Да всё нормально…
— Я видела, — тихо сказала Ульяна. — И если не хочешь, ты можешь не рассказывать.
Данила и не стал бы.
Стыдно рассказывать о таком. Потому что… потому что дерьмо же. Одно дело просто любовницы. Ну бывает. Это в определённых кругах почти норма даже. Кривая, конечно, но понятная.
А это вот…
Это…
Язык и тот к горлу прилип. Но Данила его отлепил.
— Нет. Она в этой истории завязана по самое… хотя теперь многое понятно стало. Вы только не перебивайте, ладно? Дважды я это не расскажу. И… слушай, Вась, — внезапная идея дала надежду. — А воспоминания можно подделать?
— Да, — Василий кивнул. — Но сложно. Требует и личной силы, и немалого опыта.
С силой у Милочки были проблемы.
Опыт… сложно сказать.
Да и блок зачем, если подделка? И в целом… такие вещи проверить легко. Позвонить отцу, что ли? Данила ведь собирался. Вот прямо с утра и собирался, но то одно, то другое. А теперь звонить категорически не хотелось.
И что сказать?
Привет, бать. Я знаю правду, что ты мамке с Милкой изменил. И что Лёшка — твой сын. И по ходу, куда лучший, чем я…
— На, — Ляля протянула переливающийся шарик. — Приложи ко лбу. Вода боль и вытянет. Я тебя потом, если хочешь, отолью…
Звучало странновато, да и держать в руках воду без бутылки — тоже своеобразное впечатление. Будто в плёнку заключена, и холодненькая.
Что холодненькая — это хорошо. Можно думать о холоде, пока говоришь.
Рассказ получился коротким.
А главное, Данила вспомнил даже, как в тот день в кладовке оказался. Он Лёшку побил. Ну как… сперва они играли. Потом что-то там делили. И Лёшка начал отбирать машинку, а Данила не отдавал. Лёшка первым полез драться, Данила же просто толкнул.
Лёшка упал и расплакался.
Громко так.
Данила испугался, что отец будет ругаться. Тот всегда ругался, когда Данила плохо себя вёл. И потому убежал до того, как появилась нянька. Убежал и спрятался. Сколько ему было? Уже не младенец… да, пожалуй, перед школой почти.
И сидел там…
— Как-то вот так, — он закончил рассказ. А боль утихла. Прохлада от водяного пузыря проникла внутрь, а сама вода сделалась тёмной. И когда Ляля протянула руки, Данила просто вложил в них пузырь.
— Какая чёрная… выходит, она менталист?
— Слабый, — сказал Василий и прикрыл глаза. — Да, определённо. И необученный. Обученный не стал бы так рисковать. Закладка всплывала и её могли заметить. Это вызвало бы вопросы.
— Это и так вызывает вопросы, — нарушила молчание Элька. — И по-моему, сейчас самое время обратиться в полицию.
— Эм… — в полицию не хотелось. Вот категорически. И вовсе не потому, что придётся выложить не самые приятные семейные тайны, но они ж и другие вопросы задать могут.
И проверять станут.
А раз дело о ментальном воздействии, то и проверять его наличие будет менталист. И как знать, чего он там узрит в мозгах Данилы.
— Полиции не будет, — он принял решение. — Во-первых, дело семейное. Во-вторых… Эль, если полиция начнёт копать, то о «Птице» придётся забыть. А мне сперва Стаса вытащить бы, и потом всё остальное. Вась, а больше у меня там ничего не осталось?
Данила потрогал голову. Он знал, что пальцами ментальные закладки не нащупаешь, но всё равно трогал.
— Насколько я могу судить, нет. Твоя… родственница… она ведь является родственницей, я правильно понял? — он посмотрел на Элеонору.
— В принципе, да. С одной стороны, она жена его родного дяди. С другой, вероятно, мать его единокровного брата.
— Вероятно?
— Вероятно, — Элька постучала пальцами по столу. — Ты же не знаешь, делал ли твой отец анализ…
— Не знаю, — согласился Данила. — Но…
Спросить?
Позвонить? От одной мысли тошно стало.
— Если измена была однократной, то сугубо статистически шанс забеременеть от мужа выше, чем от случайного акта. Даже в случае тщательного планирования и удачного времени нельзя гарантировать наступление беременности.
— Она не стала бы врать, — сказал Данила и страстно захотел, чтобы Милочка солгала.
— Почему? Наоборот. Заявленная готовность к проверке не означает готовности реальной. Кроме того, даже если твой отец и делал анализ, то перепроверить стоит, поскольку вряд ли он брал его лично или ездил с младенцем в лабораторию. Ему вполне могли вручить материал, а где и кем он был собран? В каких условиях? И вовсе чей это был материал? Да и лаборатории бывают разными. Тем паче, что даже в случае ошибочности указанного предположения, кровная связь имеется. Дядя и племянник тоже имеют часть общих генов, а далеко не везде способны грамотно установить степень родства. Даже сейчас. А разговор состоялся более десяти лет тому. Тогда и технологии отличались, притом существенно.
Это теперь что, Даниле надо как-то пообщаться с Лёшкой, взять у него… а что берут?
— Даже если не брать в расчёт технологии, то и методики определения различны. К примеру, для установления отцовства в отношении мальчиков часто исследуют именно У-хромосому, которая практически не изменяется при переходе из поколения в поколение. А значит, у твоих отца и его брата она с высокой долей вероятности будет идентична по структуре, ведь они сыновья одного мужчины. И такой анализ при кажущейся поверхностной точности на самом деле будет малоинформативен. Вернее велика доля ошибки. Здесь нужен будет комплексный подход с установлением аутосомных маркеров. А это не всякая лаборатория практикует.
Так а что у Алёшки всё-таки брать? Кровь?
Или слюны хватит? И где её, эту слюну, добыть? Или… нет, а смысл? То есть, глобально смысл имеется, но…
— Погоди, это потом, — Данила поднял руку, и Элька замолчала. — Я о другом… я… можно, я просто посижу вот? Подумаю. Сам это всё переварю…
Он поднял взгляд и попросил:
— Пожалуйста.
Глава 22Зреет заговор и появляются новые действующие лица
Глава 22 В которой зреет заговор и появляются новые действующие лица
Я соврал, когда говорил, что на ней была футболка. Это был полуплащ на правую сторону. Это как обычная мантия, только одна половина ее вдоль спины, не считая капюшона, и рукав по локоть отрезаны.
Ещё немного о сложностях фэнтезийной моды
Данила остался на веранде.
Ульяне было страшно уходить. А вдруг ему опять плохо станет? Или, хуже того, провалится? Или вообще решит, что устал от этой кутерьмы и уйдёт. Немного успокаивало понимание, что уходить ему некуда. И за то, что это понимание успокаивало, тут же становилось стыдно.
Получалось, что она, Ульяна, радуется чужим неприятностям?
— Я ещё раз приношу свои извинения, — сказал Василий.
— Это даже к лучшему, — Элеонора ответила за Ульяну. — Иначе мы бы не узнали то, что узнали.
— А нам надо было? — спросила Ульяна тихо.
— Эта информация явно имеет отношение к происходящему. Возможно, она не касается «Синей птицы» напрямую, но очевидно связывает с ней Мелецкого… и мотив его мачехе даёт.
— Вась, а что эта закладка делала? — Ульяна постаралась не оборачиваться и вовсе держаться спокойно, как будто ничего особенного и не произошло.
— Я не возьмусь сказать точно, но она явно воздействовала на эмоциональную сферу, — демон придержал дверь на кухню. — И срабатывала при появлении той женщины. Возможно, были какие-то дополнительные элементы. К примеру, слово или несколько слов. Произнесённые ею, они вызывали закладку к жизни. Иногда используют жесты. Куда реже — запахи. Но что именно…
Демон задумался.
— Вряд ли что-то сложное. Сама закладка примитивна. И воздействовать должна тоже очень как-то очень просто… — он выпятил нижнюю губу. — Исключительно теоретически она так и действовала. Вызывала какую-то сильную, но очень короткую по продолжительности эмоцию. Скажем, страх. Или гнев. Что-то, что нарушало бы эмоциональную стабильность. По эффективности это можно было бы сравнить с физическим воздействием, к примеру, уколом булавкой или щипком. И происходило это в том возрасте, когда люди в принципе не способны контролировать собственные эмоции.
— То есть, когда он её видел, — в голове всё складывалось. — То она как бы щипала его… изнутри?
— Именно.
— И ребенок терялся. Начинал плакать?
— Или капризничать, — предположила Элеонора.
— Пожалуй.
— Всё равно как-то… мелочно, что ли, — Ульяна принюхалась и подумала, что давно уже на этой кухне не пахло так хорошо.
— Явились, — бабушка покачала головой. — Совсем одурели со своими делами. Этак вон совсем исхудаете… садитесь. А Данила где?
— Там. Ему подумать надо, — Ульяна опустилась на лавку.
И лавка — это тоже правильно, как и длинный стол, на который легла скатерть с вышитыми цветами. Откуда взялась? Наверное, оттуда же, откуда и тарелки эти, разномастные, но расписанные в одном стиле, пусть и каждая на свой манер.
Самовар.
Кто в современном мире пьёт чай из самовара? Но сейчас он, огромный, поблескивающий бронзовым боком, казался чем-то вполне себе естественным. Наоборот даже, Ульяна пыталась вспомнить кухню без самовара, но у неё не выходило.
— Это хорошо. Главное, покормить не забудь. А то голодный мужик, он до чего только не додумается. Потому будет сам маяться и тебе жизни не даст.
Ульяна повернулась, но из кухни ни веранды, ни даже двери на неё не видно.
— Сперва сама поешь, — строго сказала бабушка. — И ты, Игорёк, садись. Как ты?
— Неплохо. Интересно даже, — Игорёк опустился рядом.
А капельницу снял. Когда?
Ульяна не заметила. Если подумать, она многое вокруг себя не замечала. И продолжает не замечать.
— От Никиты новостей нет?
— Рано ещё, — ответил дядя Женя. — Смены у людей, небось, двенадцатичасовые. Так что погоди… а ты, красавица, тоже не делай вид, что случайно заглянула. Садись вон. И курочки себе возьми, коль не брезгуешь.