— Если угостишь. А то я, признаться, со вчерашнего на ногах… ночь не спал. Только погоди. Я спрашиваю, на кой это. А она мне, мол, ты не вернёшься. Она этого не допустит. И у дядьки, значит, вариантов не останется, кроме как меня ввести в дело.
— А ты?
— А что я. Я ответил, что он, может, ко мне хорошо относится, но не настолько, чтобы в совет директоров пихать. Туда и тебя не пустили-то, так-то если.
Данила кивнул.
Не пустили.
Он как-то заикнулся, что, мол, неплохо бы. Как наследника и прочее… а отец ответил, что для начала наследнику надобно мозгов набраться. Или, если уж с ними тяжко, то хотя бы опыта.
— А она так… засмеялась… жутенько. Мол, что не всё так однозначно… что, если он не захочет, найдутся другие варианты… что…
Отцу надо звонить.
И спрашивать про это пойло, потому как подарочки от такого человека принимать нельзя. А главное, вот отец всегда говорил, что Данька бестолочь. А сам он, выходит, умный. И Данька ведь искренне верил, что умный. Восхищался. Но выходит, что и восхищаться там нечем, и ума…
Или дурь — это семейное? Просто у бати она устоявшаяся и авторитетом прикрытая.
— В общем, она заявила, что ты не вернешься. Что дело времени. Мне бы промолчать, но я полез спрашивать. А она велела мне заткнуться. И так рявкнула. Она никогда не повышала голос, а тут… тут… у меня прям башка заболела.
— Это не от голоса, — всё потихоньку выстраивалось.
А главное, исчезло не только восхищение отцом, но и зависть. Это ж Даниле, считай, повезло. У него одна закладка, а вот Лёшка с этой змеищей пожил… чудо, что у него свои мозги хоть какие-то остались.
— Да?
— Я… потом расскажу. Слушай, а тебе есть где жить?
— Так… говорю ж, дом бабка оставила. Правда, я до него пока не добрался. Кстати, будешь смеяться, но он там же, куда я тебя отвозил. В смысле, в том же садовом товариществе.
Смеяться не хотелось.
— Я ж, как башка заболела, что-то резкое ответил… что не надо на меня орать, иначе и я сбегу. Она сказала, что запрещает. Я… ну, в общем, сказал, куда она может запреты послать. И что её умирания на меня тоже не действуют, потому что я давно знаю, что здоровье у неё покруче моего. И вообще… она заявила, что выгонит из дому. Я сказал, что сам уйду. Она спросила, мол, куда, если карты заблокирует и с работы выставит. Я и сказал про бабку. И про дом… про квартиру… в общем, выложил, как есть. Может, и не стал бы, но голова сильно болела.
— И?
— И она прямо побелела. А потом швырнула в меня тортом. И завизжала, чтоб убирался, чтоб ноги моей… короче как-то так.
— Так… — эхом повторил Данила. — Слушай, а ты не знаешь, где твоя бабка преподавала? Ну, раз она профессор, как ты сказал.
— А… выяснил. Лекции читала. По мифологии вроде. В каком-то Институте культуры.
Глава 30Где события идут своим чередом
Глава 30 Где события идут своим чередом
Жизнь королевы вампиров резко изменилась после несчастного случая с дневным светом. Получив тяжелые травмы и левую ногу она долго страдает, хотя никто не ожидал, что она вообще выживет.
Об особенностях анатомии вампиров, которым очень тяжело мирно ужиться с левой ногой.
— И вот я подумала, а и вправду, чего мне там сидеть-то? — Лялин голосок звенел и заполнял пространство небольшого кафетерия. — Может, она, конечно, и спровадить хочет, куда подальше, но и я же ж тоже замуж хочу. Вообще утомилась, честно говоря. Нет, дядя хороший, особенно, когда трезвый, но сегодня точно напьётся…
Здесь пахло сандалом и чёрной смородиной.
С потолка свисали серебряные птички. В белом фарфоре отражались фигурки фарфоровых же балерин, расставленных на столиках заменой живым цветам.
— У меня так-то кроме него никогошеньки. И он вот тоже один-одинёшенек. Пока ещё, — Ляля ткнула вилкой в горку чего-то дрожащего. — Не люблю желе…
— Это панна-котта.
— Да? А с виду — чисто желе.
Её собеседница едва заметно поморщилась и уточнила.
— Значит, вы сегодня приехали?
— Прилетели. У дяди самолёт. В машине его укачивает, а поездом если, так вообще сдохнуть можно… — Ляля понюхала кофе. — Какой-то странный.
— Это лавандовый раф, — произнесла её новая подруга снисходительно.
— Да? Ну ладно… я-то обычно по простому. Дядька изысков не особо, так что я просто в кружку сыплю и кипяточком сверху. Главное, сахару куска четыре кинуть, тогда вовсе славно. Ну или самогону. Хотя… самогон он кофиём не портит.
— И надолго сюда?
— Так-то не знаю, — Ляля вздохнула. — Как пойдёт-то с переговорами. Вообще я ещё в том году ехать хотела. Думала сперва поступать, а дядя говорит, что наука бабе лишняя. Вон, в школе отучилась, читать умею, цифры на ценниках тоже опознаю, а большего и не надо. Для большего бухгалтера есть. Пусть они и считают.
Блондинка нервно засмеялась.
— Так он меня замуж спровадить собрался, но тут тоже пока не ясно, получится али нет. Дядька, ну когда к нам взад переехал, жизнь переосмысливать, так со всеми старыми приятелями и разобщался. Сейчас пойдёт звонить, искать… — второй вздох был тяжелее первого. — Говорит, обязательно найдётся кто холостой, чтоб солидный человек и за мною приглядывал.
— А ты замуж хочешь?
— Ну… — Ляля призадумалась и призналась. — Так-то даже очень, но вот… он же ж кого сыщет? Там, небось, будут дядькины приятели. А они старые все…
— Так заяви, что за старого не хочешь.
— Говорила. Не слушает… говорит, приданое положит нормальное, ну, чтоб на всякую еруднень хватило, — Ляля щёлкнула по сумочке. — А чего я там говорю, ему мало интересно. Я ж баба. Моё дело замуж и детишек рожать.
— Ужас какой! Это же насилие. Абьюз и сплошной газлайтинг!
— Не, дядька не такой… он просто вот завёрнутый, что мужик — это мужик. А баба — это баба. Хотя, конечно, раньше он вроде и так, но и не так. Я думаю, что это его Шурка настрополила.
— Кто?
— Ай, появилась у нас там одна. Приехала. Типа, в деревню её душа зовёт и всё такое. Ну и давай вокруг дядьки кругами хаживать. То пирогов ему принесёт, то борща. Будто я варить не умею.
— А ты умеешь?
— А то. Это ж борщ. Любая баба умеет варить борщ… — удивляться не пришлось.
— Я вот не умею, — задумчиво произнесла Элеонора, поглядев почему-то на Василия. — Прямо как-то даже себя неполноценной почувствовала.
— Брось, я тоже не умею готовить борщ, — Ульяна тайком покосилась на часы. Вот где Данила бродит-то? А вдруг случилось чего? Вдруг да этот его, братец, явился и… и, допустим, сделает что-то такое…
Нехорошее.
— Зря, — а вот у Никитки было своё собственное мнение. — Борщ — это сила…
— … и вот она теперь каждый день захаживает. Я дядьке так и сказала. Ну на кой ему на старости лет эта дура? Он же ж со мной живёт. А всякому понятно, что в доме не может быть двух хозяек! Вот и до Шурки, небось, допёрло. Она и начала вроде как обо мне беспокоится, мол, годы идут, красота девичья вянет, а значится, надо меня поскорей пристраивать. А то если не пристроить…
Ляля сделала паузу. И новая её подруженька прям вперёд подалась.
— Что тогда?
— Тогда? А… тогда и буду одна-одинёшенька куковать, непристроенною бобылихою…
И слезу смахнула, до того жалко стало себя.
— Бедная… ты же такая красивая! — новая подружка сказала это вроде бы успокаивая, но всё одно с завистью, которую нельзя было не услышать. — У кого волосы делала?
— В смысле?
— Наращивала у кого. Такие… прям как настоящие!
— Они и есть настоящие.
— И не крашеные?
— Не… дядька не любит. Не одобряет. Говорит, что малевать рожу — это от лукавого. И что баба должна быть природною красотою красивая. Вот как я!
— Ага, — сказано это было презадумчиво. А новая знакомая склонилась над телефончиком. — Погоди… твой дядя, получается, Переплутов? Евгений Переплутов? Тот самый?
— Переплутов — это точно, а тот самый или нет — без понятия, — Ляля пожала плечами и, наклонившись, коснулась руки девушки.
С женщинами всегда сложнее было. И дело даже не в том, что очарование на них действовало куда слабее, чем на мужчин. Просто вот… сложнее. Слишком уж они переменчивые.
Прям как вода.
Эта ощущалась болотною. Ляле даже пришлось удержать себя, чтобы не одёрнуть руку. Нет, можно было бы и дальше болтать. Но утомительно ведь.
Да и разговорами кружить пришлось бы долго. А в неё ещё одна желеха не влезеть, не говоря уже об этом кофею, на кофей совершенно непохожем. Так оно всяко быстрее.
Блондинка моргнула.
— Тот самый Переплутов… — она развернула телефон, на экране которого застыла мрачная физия дяди Жени, глядевшего на мир тяжело и устало. Игорёк вчера снимок сделал, ночью уже, оттого и загадочный сумрак скрывал то, что находилось на заднем плане.
Статейку, значит, тоже разместить успел.
— И ты его единственная племянница?
— Ага, — Ляля держала новую подругу за кончики пальцев, не позволяя руку убрать. Хотя та и не пыталась.
— И единственная наследница?
Вода, пусть и болотная, всё же откликнулась.
— Ну, пока-то единственная. А вот женится на Шурке и настрогает своих с десяток, — откликнулась Ляля, чуть щурясь. — Тогда-то и всё…
— Это ужасно! — сказала блондиночка, чуть щурясь.
— Да не… оно и так-то… дядька ж крепкий. Он, хоть и пьёт, как не в себя, но кто ж не пьёт. Он же ещё своё, это… как его… экологически чистый самогон! Во! От него вреда немного… так что и без Шурки ещё лет тридцать протянет. Или вон сорок даже. А там что?
— Что?
— А там уже и мне шестьдесят. Небось, на кой мне в шестьдесят наследство? То-то и оно…
— А… — отклик стал яснее, и теперь можно было немного подтолкнуть, чтоб мысли свернули на нужное. — А ты…
— Ляля.
— Ляля, а не хотела бы стать наследницей сейчас? Погоди… — блондинка подняла сумочку и вытряхнула. — Ага… где тут… я сферу поставлю. Чтоб нас не подслушали…
Магия была колючей, и Ляля с трудом удержалась, чтобы не почесаться.