Аня БергманВедьмы с Вардё
Всем ведьминым дочкам,
и особенно – Марианн
В Норвегии больше ведьм… чем где бы то ни было в мире.
Норвегию населяют добрые христиане, за исключением дальних земель на Крайнем Севере. Обитатели тамошних мест столь искусны в делах чародейства и ведовства, что утверждают, будто им ведомо, чем занят каждый из ныне живущих на свете.
The Witches of Vardø
by Anya Bergman
Публикуется с разрешения издательства Bonnier Books UK Limited при содействии The Van Lear Literary Agency
Originally published in the English language in the UK by Manilla Press, an imprint of Bonnier Books UK Limited.
Часть перваяВесна 1662
Глава 1Анна
Третий день апреля года 1662 от Рождества Христова
Дикий север станет моей тюрьмой. Заключенная в вихрь снегопада, ослепленная белым светом, лишенным всяких теней, я стояла на палубе корабля и смотрела вперед.
Впереди не было ничего.
Снежные хлопья покрывали мой плащ белизной. Неуязвимая, как алебастровая статуя, я замерзла, но не дрожала от холода, мои пальцы уже посинели, мое сердце наполнилось пустотой. Часы ожидания тянулись мучительно долго, но я не спешила сходить на берег.
Снегопад прекратился. Я передернула плечами, и снег лавиной осыпался с моего подбитого мехом плаща. С неба спустились последние белые хлопья. Наступили сизые сумерки.
Наконец я смогла разглядеть конечную цель нашего путешествия.
Крошечная гавань, одно название что причал. Скопление примитивных унылых построек. Мне было велено сойти на берег, и я, пошатываясь, спустилась по трапу – после стольких недель в море ноги словно забыли, как ступать по твердой земле. Хлесткий ветер, пронизывающий до костей, подталкивал меня в спину, точно грубая ручища тюремного стражника, подгонял к мрачным северным землям.
Здесь капитан Гундерсен со мною простился. Мне было жаль с ним расставаться. Во время нашего путешествия вдоль коварного побережья Норвегии мы провели несколько весьма познавательных и интересных дискуссий по богословским вопросам. Он оберегал меня от опасностей и пользовался уважением среди матросов. Я боялась, что капитан Гундерсен станет последним цивилизованным человеком, который встретится мне в этом диком краю.
Я еще больше уверилась в этой безрадостной мысли, когда ко мне подошел грубый мужчина угрюмого вида. Его рыжая всклокоченная борода, в которой застыли кристаллики льда, топорщилась во все стороны. Лицо было грязным, словно он не умывался неделю. Незнакомец сплюнул на снег, осквернив чистую белизну комком желтой мокроты. Я невольно отпрянула, сморщившись от отвращения, но он схватил меня за плечи.
– Почему ты не в цепях?
Он встряхнул меня, как тряпичную куклу. У него дурно пахло изо рта, и говорил он с явным шотландским акцентом.
– Эту меру сочли излишней, – сказала я этому гнусному грубияну, не сумев скрыть надменного презрения в голосе.
Незнакомец хмыкнул и прикоснулся к большому ключу, что висел у него на поясе.
– Тебе не мешало бы помнить, кто ты такая, фру Род. Королевская узница. – Он снова сплюнул, чтобы подчеркнуть свою власть надо мной. Меня чуть не стошнило, но я подавила этот позыв и гордо вскинула голову, пока он продолжал говорить. – Я судья Локхарт, и теперь я твой тюремщик на все обозримое будущее.
На все обозримое будущее. Слова жгли, как клеймо, оставленное раскаленным железом.
Как жестоко ты обошелся со мной, мой король. Я надеялась на твое милосердие, а ты отправил меня с глаз долой, далеко-далеко. Почему так далеко?
– Так что знай свое место, – угрюмо проговорил Локхарт. – Иначе будешь сидеть в цепях.
Как оскорбительно! Как будто я стану противиться твоему повелению, мой король. Я ничего не сказала своему новому тюремщику, лишь одарила его уничижительным взглядом. Впрочем, взгляд не подействовал. Судья Локхарт подтолкнул меня к саням, запряженным тройкой оленей.
В санях сидел возница, закутанный в оленьи шкуры, в меховой шапке, надвинутой до бровей. Несмотря на массивные грозные рога, олени казались смирными, даже кроткими. Последний в упряжке, стоявший ближе всего к саням, повернул голову и посмотрел на меня с почти человеческим сочувствием. Я сама удивилась тому, как у меня сжалось сердце. Мне очень хотелось погладить оленя по голове, но грубиян Локхарт толкнул меня в спину, и я буквально упала на сани.
Вечерние сумерки сгущались в ночь, и это была самая холодная ночь в моей жизни. Я была благодарна за ворох мехов и шкур, устилавших сиденье.
Я давно уже не ощущала такого холода, что пронизывает до костей, вымораживая все нутро. Последние несколько лет меня постоянно бросало в жар, словно во мне непрестанно горело горячее пламя, согревая изнутри; иногда я просыпалась посреди ночи в своей спальне в Бергене, вся как будто пылая огнем. К досаде Амвросия, я сбрасывала одеяло на пол и даже открывала окно, независимо от времени года, чтобы впустить в комнату освежающую прохладу, хотя мой муж вечно ворчал, что я пытаюсь его заморозить. Наконец он не выдержал и заявил, что не будет делить со мной спальню. Еще до моего отъезда в Копенгаген мы в течение многих недель спали раздельно.
Вспомнив о муже, я попыталась представить, чем он занимается в эти минуты. Амвросий сейчас дома, в Бергене. Наверняка совершает свою ежедневную прогулку по саду, собирает целебные травы в моем аптекарском огороде. При этой мысли я даже заерзала от досады. Он обязательно перепутает все компоненты. Как путал всегда. Амвросию нельзя доверять делать лекарства без моего бдительного присмотра, иначе он точно кого-то отравит, пусть и без всякого злого умысла.
Впрочем, в Бергене уже поздний вечер, а значит, доктор Амвросий Род сидит у камина в зеленом бархатном кресле и, нацепив на кончик носа очки, читает мои книги. Наконец-то в доме спокойно, думает он.
Все, что было у меня прежде, – прекрасный дом, достойный муж с положением в обществе, лучший сад во всем Бергене и самая большая библиотека в Норвегии – я все потеряла. У меня больше нет ничего. Ничего.
Полная твердой решимости не проронить ни слезинки, я прикусила губу и ощутила во рту привкус крови.
С неба струился серебристый свет полной луны. Прибрежная деревня у гавани была тихой и темной, все ее обитатели уже спали. Мне было слышно, как плещется море у причала с рыбацкими лодками. Краем глаза я уловила движение и обернулась в ту сторону. Казалось, я вижу какого-то человека, притаившегося в темноте между домами. Высокого мужчину в плаще и шляпе.
Нет, это был обман зрения, игра зыбкого лунного света. Теневая фигура исчезла, слившись с сумраком ночи. Зато пришло воспоминание о тебе, о том дивном времени, когда мы были еще совсем юными, о твоих длинных темных вьющихся волосах, рассыпавшихся по плечам, о твоей улыбке, твоих глазах. Помнишь, как ты протянул ко мне руки и сказал: «Пойдем танцевать, Анна»?
А теперь я замерзла, я дрожала от холода. Шерстяные перчатки не грели совсем. Я сжимала руки в кулаки и пыталась засунуть их поглубже в муфту.
Сани ехали быстро, арктический холод обжигал щеки. Я натянула меховую шапку до самых бровей и прикрыла лицо тюленьей шкурой, оставив открытыми только глаза. Шкура, все еще пахшая холодным морем, была неприятно сальной на ощупь. В этих диких северных областях даже море кишело языческой нечистью.
Капитан Гундерсен говорил, что на другой конец полуострова Варангер меня отвезут на санях. В деревне Свартнес мне придется снова сесть в лодку, чтобы пересечь узкий Варангерский пролив и добраться до крошечного островка под названием Вардё, где стоит крепость Вардёхюс, место моего изгнания.
При этой мысли я вытащила руку из муфты и прижала к груди. В том самом месте, где под слоями одежды висел на тонкой цепочке мой крестик – мое самое ценное земное сокровище. О чем ты, конечно же, знаешь.
Берег моря остался далеко позади. Сани мчались по диким просторам, по заснеженной тундре под бескрайним ночным небом, усыпанным звездами. Я смотрела на полную луну, последнюю перед началом пастбищного сезона. Амвросий называл ее луной мучеников. Я подумала об Иисусе Христе, который принес себя в жертву за грехи человеческие.
А ты, выходит, принес в жертву меня? Сказать по правде, уж лучше бы мне уйти в вечность и пребывать рядом с Господом нашим, чем продолжать жить, содрогаясь от страха, пока запряженные оленями сани везут меня прямо ко входу в ад, каковой, как известно, располагается где-то на севере твоего королевства.
Ты велел не писать тебе писем, не беспокоить тебя ни единым словом. Потому что тебе надоело выслушивать мои непрестанные жалобы. Но ты забываешь об одном: подобно тому, как долг всякого подданного – верно служить королю, так и король должен служить своим подданным, ибо так заповедано Богом. Ты думал, что сможешь заставить меня замолчать, когда приказал отобрать у меня и чернила, и перья, но этого мало.
Ничто не поколеблет мою решимость.
Мои послания с севера так или иначе до тебя дойдут.
Много долгих часов сани мчались по белому снегу под посеребренным северным небом, мои кости трещали, суставы болели. Глаза слипались, в голове плавно сменяли друг друга приятные, убаюкивающие картины. Одетая в свое лучшее платье из синего шелка, я преклонила колени перед тобой, мой король, и твоя рука в драгоценных перстнях легла мне на голову. Коронованная твоей дланью, я преисполнилась благодарности и благодати.
Из сладостных грез меня вырвал крик возницы. Олени испуганно заметались в упряжке и рванули куда-то вбок. Судья Локхарт взревел, пытаясь их удержать, но сани больше не слушались. Мы заскользили по льду и взлетели на вершину сугроба, такого высокого, что мне пришлось ухватиться за деревянные борта саней, чтобы не свалиться с сиденья. Я уже приготовилась к самому худшему: сейчас мы перевернемся, и я переломаю себе все кости, – но сани с грохотом рухнули на плотный слежавшийся снег и, проехав еще чуть-чуть, завалились набок.