Служанка замолчала, но мне и не требовалось пояснений. Многие ведьмы, о которых я слышала, были еще и повитухами. Но мои знания в области акушерства опирались на респектабельную науку, а не на дремучее знахарство, как у этих коварных деревенских ведьм.
– Нам приходилось справляться самим, помогая друг другу. – Хельвиг горестно покачала головой. – Многие женщины на нашем острове умирают при родах.
– Это ужасно, – сказала я с искренним возмущением. Сохранение жизни невинных всегда было моей главной целью, и будь моя воля, я бы прямо сейчас начала обучать здешних женщин элементарным основам научного акушерства.
– Хозяйка, жена губернатора, тоже носит ребенка, – сказала Хельвиг. – Вы ее видели?
– Меня еще не приглашали в дом губернатора, – раздраженно ответила я.
Прошло почти три месяца, а губернатор так и не удосужился познакомить меня с женой, единственной женщиной моего круга на всем острове Вардё.
– Фру Орнинг не такая выносливая, как женщины с острова, – осторожно заметила Хельвиг.
Я не удостоила ее ответом, ибо какое мне было дело до жены губернатора, пренебрегавшей знакомством со мной?
– Она совсем крошечная и худенькая, – продолжала Хельвиг.
Я сразу представила рослого, дородного губернатора. Вчера я его видела. Они с Локхартом и несколькими солдатами, нагруженными оружием, отправились на большую охоту.
Охранять крепость остались лишь трое солдат, включая молоденького капитана Ганса. Сегодня во время ежедневной прогулки я украдкой пригляделась к крепким воротам с железными засовами и цепями. На обратном пути к бараку я вдруг почувствовала спиной чей-то пристальный взгляд. Я обернулась, но во дворе не было ни души. Из прачечной шел пар. Значит, Хельвиг была занята стиркой, и вряд ли стала бы за мной наблюдать.
Я медленно огляделась по сторонам. Что-то заставило меня поднять взор на окна замка. В одном из крошечных окошек на самом верху смутно виднелось лицо, скрытое до самых глаз большим черным веером. Возможно, жена губернатора следила за мной каждый день, злорадствуя над моими тоскливыми одинокими прогулками по двору. Я запрокинула голову и посмотрела прямо на нее. Почему я должна прятать глаза от стыда? Мне нечего стыдиться.
Ее глаза широко распахнулись, брови выгнулись дугами от удивления, что ее застали врасплох.
Я сделала реверанс, широко раскинув юбки и склонив голову. Когда я снова подняла голову, ее уже не было у окна.
Это было весьма оскорбительно, потому что воспитанной даме положено отвечать на реверанс.
С помощью патоки, настоянной на маковом масле, мне удавалось заснуть в нескончаемом свете июньских ночей. Но пронзительные крики птиц проникали в мои сновидения, и я просыпалась с бешено колотящимся сердцем, вся в холодном поту, а шкуры, служившие одеялами, были мокрыми от исходившего от меня жара.
Я открывала оконную заслонку, чтобы впустить в душную комнату свежий воздух, и невозможно было определить, который нынче час. Середина ночи и утро выглядели одинаково, и не было тени, где можно укрыться.
Ах, мой король, какой беззащитной я ощущала себя в этом неистощимом, безжалостном свете!
Губернатор Орнинг, судья Локхарт и сопровождавшие их солдаты вернулись с охоты на материке. Я наблюдала за ними через щелку в двери. Мне показалось, что их предприятие было не слишком удачным: из всей дичи – лишь зайцы и куропатки. Вряд ли охотники станут гордиться столь скромной добычей.
Позже Хельвиг рассказала, что губернатор вернулся в скверном расположении духа, потому что они три дня выслеживали лося, вырыли для него ловчую яму – верный способ добыть сохатого, – но все равно упустили добычу.
– Ходят слухи, что кто-то испортил ловушку в лесу, – сообщила мне Хельвиг. – Губернатор уверен, что это ведьмы.
– Откуда ты знаешь? – спросила я.
– От Гури. Она служит горничной у губернаторской жены. – Хельвиг явно была довольна, что принесла мне такую сплетню. – Они гнали лося прямо к ловушке, и он должен был упасть в яму, но перелетел через нее будто по волшебству!
Я надеялась, что губернатор отправит что-то из дичи к моему скудному столу. Однако надежда была напрасной. По всей крепости разносился аромат жарящихся куропаток, словно в насмешку над моей трапезой, состоявшей из склизкого рыбного бульона. У меня вновь разболелся живот. Как же я изголодалась по сытной пище – сыру, мясу и хлебу!
Я утешилась засахаренным миндалем, посыпанной сахаром долькой лимона и большой дозой снотворного снадобья. Однако мне не удалось уснуть. В голове стоял адский птичий гвалт, и каждый раз, когда я закрывала глаза, мне представлялись кружащие в медленном танце придворные дамы и кавалеры на балу в Копенгагене, и меня одолевали воспоминания о прошлом. Воспоминания об утраченном счастье.
Должно быть, я все-таки задремала, потому что меня разбудила Хельвиг, бесцеремонно дергая за рукав.
– Госпожа, – проговорила она. – Госпожа, просыпайтесь.
– Как ты смеешь ко мне прикасаться… – начала было я, но она меня перебила:
– Там беда с фру Орнинг, женой губернатора. Вам надо к ней. Гури сказала губернатору, что вы искусная повитуха.
– И откуда об этом узнала Гури? – Я была в ярости.
– Я ей сказала, – призналась Хельвиг, пристыженно глядя в пол. – Губернатор велел вам прийти и принять роды.
У меня не было никакого желания принимать роды у жены губернатора, но тут Хельвиг добавила:
– Может быть, после этого он будет с вами помягче.
Я стиснула зубы.
– Только при благополучном исходе.
Как только я вошла в спальню, мне в ноздри ударил густой запах крови, и я поняла, что меня вызвали слишком поздно. Жена губернатора лежала на огромной кровати, крошечная и изможденная. Ее изрытые оспой щеки казались призрачно-белыми, но вся нижняя часть ее тела была ярко-красной, а простыни уже пропитались багряной влагой.
Ее служанка, Гури, в отчаянии прижимала к груди крошечный сверток. Слезы текли у нее по щекам в три ручья.
– Дай мне ребенка, – велела я, и она протянула мне сверток.
Ах, мой король, это был не младенец, а само совершенство: с белой кожей и темными завитками волос, как будто приклеенных к маленькой круглой головке, – но очевидно, что в этой жизни он не сделал ни одного вдоха. У него были синие губы, и он не кричал и не хныкал.
Гури обмыла младенца и туго запеленала, так что из свертка виднелось только его идеальное личико, бледное, как луна. Его глаза были закрыты. Впрочем, им и не суждено было открыться.
– Меня поздно позвали, – сказала я. – Ребенок мертв.
– Он появился на свет раньше срока, – хрипло проговорила Гури. Ее лицо распухло от слез.
Я опустила мертвого младенца в колыбельку, не зная, куда еще можно его положить. Мне хотелось скорее избавиться от ощущения неподвижного детского тельца у меня на руках.
Хельвиг стояла у меня за спиной и бормотала молитвы.
Гури положила липкую ладонь мне на руку. Я раздраженно отстранилась. Здешние женщины слишком уж бесцеремонны.
– Спасите мою хозяйку, – умоляюще проговорила она.
Ее глаза широко распахнулись от страха.
– Губернатор уже знает, что ребенок родился мертвым? – спросила я.
Она медленно покачала головой.
– Не сообщайте ему. Не сейчас. Нам не нужны никакие помехи.
Жена губернатора показалась мне очень юной и очень хрупкой. Я сомневалась, что ее жизнь еще можно спасти. Она потеряла слишком много крови, и кровотечение не унималось, но, как любой настоящий врач, я не готова была сдаться. Я открыла свой аптекарский сундучок, на мгновение зажмурилась и сделала глубокий вдох.
Потом достала флакон с сиропом мари вонючей, налила его в ложку и заставила девушку выпить.
Она сморщила нос от запаха и вкуса, и это был хороший знак.
– Принеси мне горячей воды. Кипяченой воды. Побольше соли и чистые простыни, – велела я Хельвиг.
Гури вновь разрыдалась и запричитала:
– Она истечет кровью. Как есть, истечет.
– Прекрати убиваться, – прикрикнула я на нее. – Слушай меня и делай, что я говорю. Вскипяти вино и добавь в него полный наперсток семян фенхеля. – Я выдала ей флакон с семенами. – И сразу неси сюда.
Гури вытерла мокрое лицо рукавом и бросилась выполнять мое поручение.
Я достала из сундучка сироп конской мяты и влила одну ложку в рот жены губернатора. Она застонала, ее веки затрепетали. Я молилась, чтобы этого было достаточно для изгнания последа.
– Вам снова надо потужиться, – прошептал я ей на ухо. – Чтобы спасти вашу жизнь, фру Орнинг.
Она приподнялась на локтях и посмотрела на меня. У нее были очень красивые карие глаза, как у трепетной лани, но все лицо изрыто глубокими оспинами.
– Что-то выходит, – прошептала она.
Слава богу, послед вышел сразу, вместе с кровью, хлынувшей мощной струей. Тем временем Гури вернулась с горячим вином.
– Проследи, чтобы хозяйка выпила не меньше чашки, – велела я ей. – Это нужно, чтобы полностью очистить утробу.
Помогая хозяйке пить целебное вино с фенхелем, Гури тряслась как осиновый лист.
– Это какое-то ведьминское снадобье, – пробормотала она.
Пропустив мимо ушей ее невежественное замечание, я принялась останавливать кровотечение припарками из корня окопника. Мне показалось, что в жене губернатора преобладает меланхолический гумор, управляемый Луной под знаком Рака.
Когда у нее восстановятся силы – а теперь я уже не сомневался, что сумею ее спасти, – я пропишу ей ванну с отваром из лавровых листьев и ягод. Лавровое дерево управляется Солнцем под знаком Льва и поэтому обладает высокими защитными свойствами против всякого колдовства.
Это мое поле битвы. Ты, мой король, посылаешь мужчин сражаться с недругами королевства, и многие мальчики погибают, не успев толком отрастить бород. Но мы, женщины, тоже сражаемся, и наша война идет на родильной постели. Солдаты для твоей армии появляются на свет благодаря борьбе их матерей, и мы охотно идем в этот бой, не для славы и не ради наград, хотя наша награда поистине велика. Если же мы проигрываем свою битву… что ж, эта боль мне знакома, и она похоронена глубоко в моем сердце. Возможно, я потеряла ключ к этому тайнику, но так даже лучше, ибо я не хочу заново переживать былые страдания. И все-таки каждый раз, когда меня призывают к родовспоможению, старые раны вновь начинают болеть, и меня мучает вопрос, не будет ли лучше, если юная мать, потерявшая первое дитя, тоже отправится в мир иной и таким образом избежит долгих мучительных лет непрестанных беременностей, трудных родов и выкидышей?