Марен нашла Ингеборгу у Варангерфьорда. Ингеборга сидела в снегу, отложив лыжи в сторону. Смотрела на белый пар надо льдом и размышляла, насколько он крепкий и выдержит ли ее вес. Будь сейчас лето, в небе над фьордом кружили бы крачки, их громкие крики разносились бы по всему побережью до самого Эккерё, но в ноябре здесь было тихо, и в сумрачном небе виднелась лишь бледная луна. Из всех звуков в мире остался только скрип снега на тонких деревьях, растущих на скалах, и одинокий крик буревестника где-то вдали.
Ингеборга смотрела на фьорд. По ее замерзшим щекам текли горячие, жгучие слезы. Она злилась на Генриха Браше. Она злилась на мать: вот угораздило же ее в него влюбиться! На отца она злилась за то, что он не вернулся из моря. На Акселя – за то, что он утонул. Она злилась и на себя тоже, вернее, на собственное бессилие. Она была бедной девчонкой, дочерью умершего рыбака. Кто станет ее слушать? Как ей спасти свою мать? Она даже не знает, как добраться до Вардё.
– Не плачь, – сказала Марен, положив руку ей на плечо. – Обрати свое горе вовне, и пусть оно укрепляет тебя в решимости спасти мать.
– Но моя мама обречена, – всхлипнула Ингеборга, пытаясь удержать слезы. – Ее заклеймили как ведьму.
– Мою маму тоже считали ведьмой. Ты, главное, помни, что купец Браше, губернатор и даже судья Локхарт боятся ведьм. – Марен схватила ее за плечи. – Да, боятся! Их страх – это и есть наша сила!
Ингеборга вытерла щеки рукавом. Марен говорит глупости. Ее, Ингеборгу, никто не боится. Она даже не взрослая женщина. Просто девочка, которая тщится выйти в огромный и страшный мир, где все против нее.
– Они нас не боятся! – со злостью проговорила она. – Мы для них грязь под ногами. Это мы их боимся!
– И все же они, дай им волю, сожгли бы всех наших женщин на своих кострах, – произнесла Марен ледяным голосом, и ее зеленые, как море, глаза вспыхнули яростным пламенем. – Нельзя позволять этим людям взять верх над нами. Они не настолько сильны, как им кажется. Они верят в дьявола. Они верят, что он может их уничтожить и что ведьмы – его орудие на земле.
– И как это поможет спасти мою мать? – спросила Ингеборга. – Ее заперли в крепости на Вардё, и туда просто так не добраться…
– Всегда есть пути для спасения, – прошептала Марен, оглядевшись по сторонам. Но кроме них с Ингеборгой на заснеженном берегу Варангерфьорда не было ни души. Над заливом уже сгущались ранние сумерки. Луна мерцала на небе, отражалась в плавучих льдинах, серебрила своим мягким светом смуглые щеки Марен. – Вот скажи мне, Ингеборга… Кто такие, по-твоему, ведьмы?
– Я не знаю. Но уж точно не моя мать…
– Ведьмы – это изгои, – сказала Марен. – Они не такие, как все. Оскверненные и оскорбленные. На них смотрят косо и плюют им вслед. Поодиночке нам трудно, но вместе мы – сила.
– Что ты такое говоришь?! – слабым шепотом произнесла Ингеборга.
– Губернатор, купец Браше, судья Локхарт – да что там, сам король Фредерик! – обвиняют нас в колдовстве. Они намерены уничтожить всех ведьм на севере. Но почему? Что им за дело до жен и вдов бедных рыбаков? Потому что, как я уже говорила, они боятся той силы, которой мы обладаем в гармонии с природой, с миром животных и фазами луны. Они боятся всех женщин, всех до единой. Потому что им неподвластна наша женская мудрость.
– У меня нет ни силы, ни мудрости, Марен. Меня никто даже слушать не станет!
– Заставь их слушать тебя, Ингеборга. Стань хозяйкой неведомых сил. Только так ты сумеешь себя защитить. И себя, и Кирстен.
– Но как?
Марен задумчиво прикусила губу.
– Я открою тебе секрет. Только пообещай, что ничего не расскажешь моей тете Сёльве. Обещаешь?
Ингеборга кивнула.
– Да, – сказала она. В голосе Марен, в ее глазах было что-то такое, что дало ей надежду.
– Сейчас мы пойдем к одному человеку, который сумеет тебе помочь.
– К кому?
Кроме старшего купца Браше в их краях нет никаких влиятельных людей.
– Надевай лыжи и следуй за мной, – велела Марен. – Мы идем к саамам.
Ингеборга сначала замялась, а потом все же решилась. Она провела слишком много бесплодных часов в безответных молитвах доброму Господу. Видимо, пришло время просить помощи у дьявола, если пастор Якобсен говорил правду, и саамы – действительно его слуги.
Глава 17Анна
С того дня, когда в крепость доставили первую ведьму, прошла ровно неделя, и вот от губернатора Орнинга пришло приглашение на обед в замок. Меня сразу же разморило в тепле, от которого я успела отвыкнуть в своем промерзшем насквозь бараке. В большом камине в столовой горел огонь, его сияние как будто пронизывало все вокруг, в том числе и меня. Цвета охотничьих гобеленов на стенах сделались ярче, узоры на плотных коврах, покрывавших паркетный пол, проступили отчетливей.
Угощение было поистине великолепным. Свежеиспеченный хрустящий флатбрёд. Сельдь, обжаренная в сливочном масле. Большая миска горячего рёммеколле, щедро посыпанного корицей.
Я положила себе скромную порцию, хотя, дай волю, съела бы все, что было на столе. Губернатор Орнинг налил мне вина, и я отпила маленький глоточек. Ах, как приятно пить настоящее вино из бокала тончайшего стекла! Его терпкий вкус напоминал о лете на юге, о спелых вишнях и лесной ежевике, о душистых пряностях, особенно сладких после недель горького эля.
– Теперь наша работа начнется всерьез, фру Род, – объявил губернатор с торжественным видом, как и подобает доброму христианину, который собрался идти на войну с ведьмами.
– Да, губернатор Орнинг, – ответила я и отпила еще вина.
– Первая ведьма по имени Сигри Сигвальдсдоттер из деревни Эккерё уже арестована и ждет допроса.
– В каком злодеянии ее обвиняют? – спросила я.
Губернатор поставил локти на стол, положил подбородок на сплетенные пальцы и сурово нахмурился, видимо, чтобы подчеркнуть важность своих слов:
– Купец Браше, человек уважаемый и достойный доверия, сообщил мне, что Сигри Сигвальдсдоттер была в числе ведьм, которые подняли великую бурю на море прошлой зимой и потопили его торговый корабль, направлявшийся на юг с грузом клипфиска[12]. Вся команда погибла, а сам купец понес изрядные убытки. – Губернатор Орнинг понизил голос до заговорщического шепота, хотя в столовой присутствовали только я и его юная супруга, которая, как всегда, тревожно ковырялась вилкой в тарелке и почти ничего не ела. – Больше того, эта женщина, Сигри Сигвальдсдоттер, была замечена в блуде с дьяволом.
Меня охватило отчаяние, но я старалась не выдавать истинных чувств. Я внимательно слушала, кротко сложив руки на коленях, и не сводила глаз с манящих яств. Губернатор поймал первую свою добычу, а у меня на уме была только еда. Я смотрела на рёммеколле с корицей и истекала слюной.
– Если бы не купец Браше и его корабли, у нас не было бы постоянных сношений с Бергеном, – сказал губернатор Орнинг. – Без его предприятий здешнее поселение совсем обеднеет. Однако он мне говорил, что на полуострове так много ведьм, что его семья опасается за свою жизнь. – Губернатор откинулся на спинку кресла, взял свой бокал, отпил вина и продолжил: – Рыбаки вечно жалуются на непосильные долги за зерно, но они сами влезают в эти долги, потому что их скудных уловов не хватает, чтобы расплатиться с купцом Браше. А их жен обольщает дьявол. – Губернатор Орнинг промокнул рот салфеткой, аккуратно свернул ее и положил на стол рядом с тарелкой. – Купец Браше намекнул, что хотел бы вернуться жить в Берген. Но мы не можем этого допустить. А значит, нам надо раз и навсегда избавить Варангер от ведьм, чтобы Браше был уверен: ему ничто не угрожает.
– Кто обвиняет эту женщину, Сигри Сигвальдсдоттер? – спросила я.
Собирай все свидетельства, Анна. Докажи свою незаменимость.
– Сам купец, потому что он видел ведьм в облике птиц. Они кружили над морем и заклинали погоду. – Губернатор сделал паузу и наклонился вперед. – А жена его сына Генриха видела собственными глазами, как Сигри Сигвальдсдоттер совокупляется с дьяволом в их коровнике.
– Они оба готовы давать показания на суде?
– Безусловно. Купец Браше уже давал показания на суде над ведьмой Мареттой Андерсдоттер. А что касается фру Браше, так она добрая христианка. Однако мне было бы очень приятно, если бы мы смогли убедить Сигри добровольно признаться во всех грехах и покаяться. Согласно нашим законам, для вынесения обвинительного приговора необходимо, чтобы ведьма признала свою вину.
Губернатор пристально смотрел меня, и я смиренно опустила глаза, думая лишь об одном: как бы мне взять и съесть еще один кусочек флатбрёда.
– Вот почему я хочу, чтобы вы, фру Род, побеседовали с Сигри Сигвальдсдоттер и, действуя по-женски мягко и хитро, убедили ее дать признание. Кроме того, пусть она назовет имена других ведьм, также причастных к гнусным злодеяниям, связанных с колдовством на погоду.
Губернатор Орнинг щелкнул пальцами, и Гури принялась убирать со стола, прежде чем я успела схватить вожделенный флатбрёд. Я заметила, что фру Орнинг вновь не притронулась к еде. По одному ее виду – бледная кожа и нездоровая худоба – сразу было понятно, что она остро нуждается в тонизирующих средствах.
Губернатор поднялся из-за стола, и я тоже встала.
– Пойдемте со мной, фру Род, – сказал он.
Мы вышли из теплой столовой и зашагали по длинному темному коридору. Губернатора Орнинга сопровождали два его волкодава, и я шла следом за ними, стараясь держаться немного поодаль. Губернатор привел меня в большой зал с высоким потолком. Там было холодно, как на улице. У меня изо рта шел пар. Я поплотнее закуталась в шаль, жалея, что не надела меховую накидку, которую ты мне прислал.
На стене висел гобелен, освещенный лунным светом, что проникал сквозь высокие узкие окна. Еще одна сцена охоты: группа охотников окружает одинокого волка, который корчится на земле под градом копий. Под центральными окнами, прямо под прибитыми к стене лосиными рогами, стояло большое кресло, похожее на трон, а рядом с креслом – огромный сундук.