Наконец всех присутствующих пригласили в большой бальный зал на представление Королевской балетной труппы. В переполненном зале было жарко и душно, разгоряченные гости старательно сдерживали отрыжку после сытного пира, но само представление было поистине великолепным. Дивная музыка и грациозные движения танцоров и танцовщиц остались в моей памяти навсегда.
Затем начался бал. Ты помнишь? Твой отец станцевал первый танец с новой любовницей, бывшей камеристкой его второй жены.
Наблюдая за ними, я размышляла о месте женщин в мире королей. Да что королей?! Всех мужчин! Мы для них – просто разменная монета, не имеющая какой-то особой ценности. Мы всего лишь придатки: жены, любовницы или те, кто не заслуживает даже беглого упоминания. Его величество еле передвигал ноги, а его любовница была молода и полна сил. При дворе ее не любили, и я буквально физически ощущала витавшую в воздухе враждебность, острую брезгливую неприязнь: потому что всему есть предел, и, когда королевской любовницей становится высокородная дворянка, подобно второй жене короля Кристиана, это отнюдь не выходит за рамки приличий, но когда так возвышается простая служанка… это попросту недопустимо! И все же казалось, что твой отец искренне очарован своей новой пассией, хотя у нее на лице не читалось особенного удовольствия от того, что она заимела в любовники самого короля. Я даже подумала, что ей, возможно, совсем не хочется такого счастья. Разумеется, ни одна женщина не отказала бы королю – его благосклонность следует принимать как величайшую честь.
Свечи мерцали в хрустальных люстрах, и отражение пламени в переливчатых гранях стекла создавало иллюзию, будто под потолком полыхает пожар. Воздух в зале был насыщен густым дымным запахом тлеющих фитилей и удушающим благоуханием высшей знати: тел, потеющих под парчой и шелками, и дыхания, в котором смешались все деликатесы и пряности, съеденные на пиру. Но хуже во сто крат был тяжелый дух затаенной злобы, уже тогда исходивший от недовольных вельмож. Эти высокородные датские аристократы вились вокруг короля и наследного принца, кланялись и подобострастно расшаркивались, но их глаза были подобны змеиным. Они только и ждали возможности посягнуть на королевскую власть, все эти знатные царедворцы.
Впрочем, вскоре ты сам все узнал – достаточно вспомнить, что стало с королем Англии Карлом! Но я всегда была на твоей стороне, и ты это знаешь. Я всегда выступала и выступаю за укрепление и возвышение монархии.
Меня пригласил на танец некий вероятный жених, такой незначительный, что теперь я уже и не помню, кто это был. Помню только, что он говорил со мной по-немецки. Я достаточно хорошо знала этот язык, но от напряженных усилий, связанных с необходимостью мысленно переводить каждую фразу на датский, у меня закружилась голова. В груди стало тесно: то ли из-за туго затянутого корсета, то ли из-за скованности во всем теле, ведь я чувствовала себя выставленной напоказ, подобно всем незамужним девицам на королевском балу, и это было весьма неприятное ощущение. Я не знала, что лучше: забыться в танце, где есть хотя бы какой-то простор для дыхания и заранее заданный порядок шагов? Или спрятаться в толпе зрителей, пусть даже в давке и тесноте?
Я заметила, что мой отец беседует с группой молодых дворян, и они все украдкой поглядывают на меня. Ужас встал комом в горле при одной только мысли, что меня выдадут замуж за знатного человека. Меня совершенно не привлекала праздная жизнь при дворе, и пугали опасности, связанные с рождением детей. Я хотела иметь в жизни цель, выходящую за рамки отведенной мне роли жены и матери. Я хотела оставить свой след в этом мире, мой король, и чтобы это наследие было не только потомством из моего чрева.
В танце произошла смена партнеров, и я изумлением поняла, что держу тебя за руку и смотрю в твои карие глаза.
– Анна Торстейнсдоттер, – произнес ты вполголоса. Только эти два слова, и ничего больше. Ты просто назвал мое имя, но меня пробрала сладкая дрожь, ведь ты меня вспомнил, хотя прошло уже четыре года с тех пор, как ты в последний раз посетил кабинет редкостей и диковин в доме моего отца.
Я почувствовала на себе колкий взгляд Маргрете Папе, кружившейся в танце неподалеку от нас.
– Ваше высочество. – Я склонила голову, чувствуя, как мои щеки вновь наливаются жарким румянцем.
Мы не успели продолжить беседу – снова произошла смена партнеров, и мы разошлись в разные стороны. Ты – к своей новой даме, я – к своему новому кавалеру.
Когда танец закончился, я пробралась сквозь толпу и выскользнула из бального зала. У меня не было никакого желания танцевать с кем-то еще, кроме тебя. Увидев открытую дверь на веранду, я вышла в прохладную октябрьскую ночь. По правилам придворного этикета молодой незамужней девице не полагалось бродить в одиночку, без всякого сопровождения, по королевским садам, но я боялась, что просто не выдержу, если не дам себе краткую передышку от духоты, блеска и шума свадебного торжества. Я решила: пару минут подышу свежим воздухом и вернусь еще прежде, чем кто-то заметит, что я отлучалась.
Я прошла вглубь тенистой аллеи, слушая безмятежное журчание фонтанов и далекие крики одинокой совы. Потом долго стояла у одного из фонтанов, заглядевшись на воду, посеребренную лунным светом. Это было красиво, но мое настроение все равно оставалось подавленным и невеселым, под стать мрачным мыслям об уготованной мне судьбе. Без сомнения, уже совсем скоро меня выдадут замуж за какого-нибудь унылого зануду, который, возможно, запретит мне читать книги.
Мои размышления прервал звук шагов у меня за спиной. Я испуганно обернулась, решив, что отец разыскал меня здесь и сейчас будет ругаться. Но это был не отец. Это был ты, Фредерик.
От потрясения я потеряла дар речи.
Хорошо еще, что не застыла с открытым ртом.
– У тебя нет ощущения, что мы при французском дворе? – произнес ты так просто и буднично, словно мы проговорили всю ночь напролет и теперь просто возобновили прерванную на минутку беседу. – Я прямо чувствую дух католического барокко!
– И вправду роскошное торжество, – ответила я робким голосом.
– Со стороны и не скажешь, что мы лютеране. Но мой брат должен был показать всей Европе, что он самый богатый из принцев! – Ты вздохнул, явно давая понять, что сам категорически этого не одобряешь.
Я не знала, что на это сказать, поскольку было бы неразумно делать критические замечания в адрес наследного принца.
– Кстати, а что ты здесь делаешь, Анна Торстейнсдоттер, дочь королевского лекаря? – спросил ты с легкой усмешкой. – Неужели решила сбежать с самого грандиозного торжества за всю историю славного города Копенгагена?
– Просто мне стало дурно, и я вышла на воздух, ваше высочество. – Я снова разволновалась, и мой голос заметно дрожал.
– Мне жаль это слышать. – Ты галантно подал мне руку, согнутую в локте. – Позволь мне тебя проводить во дворец.
Я взяла тебя под руку. Мое сердце замерло от восторга.
– Скажи мне, Анна Торстейнсдоттер, твой отец, наверное, изрядно пополнил коллекцию редкостей и диковин с тех пор, как я ее видел в последний раз?
У меня все затрепетало внутри. Ты не забыл о том дне, когда посетил наш скромный дом!
– У него появилась змеиная кожа, привезенная из Африки, – сказала я и снова подумала о знатных вельможах на свадебном торжестве, об этих змеях в человеческом обличье. – Но в последний год он был занят своим ботаническим садом и аптекарским огородом.
– Как интересно! – воскликнул ты. – Изучать лекарственную ценность трав и прочих растений – весьма увлекательное занятие.
– У нас в саду уже больше двухсот видов разных растений, – с гордостью произнесла я.
– Ты сказала «у нас», Анна Торстейнсдоттер. Значит ли это, что ты сама разбираешься в целительных свойствах растений, представленных в вашем аптекарском саду?
Я смущенно зарделась.
– Да, конечно. Лекарственная ботаника – моя страсть.
Ты посмотрел мне в глаза, но я не смогла разобрать выражение твоего взгляда. Хотя в небе светила луна, в саду все равно было темно, и твои карие глаза казались почти черными и совершенно непроницаемыми.
– Мне очень хотелось бы побывать в вашем саду, – сказал ты.
– Он не такой красивый, как королевские сады. И у вас тоже есть много плодовых деревьев, овощей и трав, которые обладают полезными свойствами.
– Ты говорила, тебе стало дурно. Может быть, тут найдется что-то такое, что поможет улучшить твое самочувствие?
Внутренне я раздулась от гордости, ведь ты попросил поделиться с тобою моими знаниями.
– Да, конечно. Вот мята. – Я наклонилась и сорвала одну веточку.
– У тебя слабость в желудке?
Мне было приятно, что ты знаешь о лекарственных свойствах этой травы. Я улыбнулась и кивнула, не став уточнять, что моя слабость в желудке происходит по большей части от нервного напряжения: мы с тобой в темном саду, только вдвоем, и так близко друг к другу. Есть от чего впасть в смятение.
Я протянула тебе листик мяты, и ты его взял. Я поднесла веточку к носу, вдохнула ее освежающий аромат, и мне сразу стало спокойнее. С тех пор запах мяты всегда напоминает мне о той ночи с тобой.
– Хочу показать тебе свое любимое место в саду, – сказал ты.
Я замялась в нерешительности, поскольку мое поведение и без того уже было весьма неприличным для юной девицы, но отказать тебе я не могла. Как отказать принцу?!
Ты провел меня через ворота, и мы оказались в той части сада, где росли грушевые деревья. Последние золотые плоды как будто мерцали в сумраке осенней ночи. Ты сорвал одну грушу – при твоем росте тебе не пришлось даже тянуться, достаточно было просто поднять руку, – откусил кусочек, а потом протянул ее мне.
Никогда я жизни я не ела ничего слаще той груши – восхитительно сочного запретного плода соблазна.
– Я весь вечер наблюдал за тобой, Анна Торстейнсдоттер, – сказал ты.
– Но почему, мой принц? – Я совсем растерялась. Мне действительно было странно, что ты заметил меня среди стольких знатных красавиц Европы, да еще и в присутствии твоей восхитительной любовницы Маргрете Папе, затмевающей всех своей обворожительной красотой.