Первыми санями правил судья Локхарт. Под ворохом шкур у него за спиной виднелась сгорбленная, закованная в цепи фигура. Локхарт приказал солдатам выгрузить пленницу из первых саней, и еще одну пленницу – из вторых.
С третьих саней спустился сам губернатор Орнинг с худенькой бледной девушкой. Ингеборга подумала, что это, наверное, его жена. Закутанный в меха губернатор был похож на огромного косматого медведя, а его супруга – на крошечную робкую мышку.
В тех же третьих санях сидели еще двое, и, когда снегопад ненадолго унялся, Ингеборга придвинулась ближе и с изумлением узнала дородную тушу пастора Якобсена, а рядом с ним – Кирстен. Она застыла на месте, выронив ведро. Сердце бешено заколотилось в груди.
Ее младшая сестра сидела, прижавшись к толстому пастору. Ее лицо раскраснелось от холода и страха. Ингеборге хотелось окликнуть Кирстен, но она промолчала, прекрасно зная – губернатор ее услышит и велит избить только за то, что она посмела подать голос. Ей оставалось лишь ждать. Время покажет, что будет дальше.
Когда закованных в цепи пленниц стащили с саней, Локхарт поднял фонарь, освещая их лица. Теперь Ингеборга увидела, кто это был: Сёльве, дрожащая, бледная как полотно, ослепленная светом, и вдова Крёг, которая гордо выпрямилась во весь рост, насколько это было возможно без помощи клюки.
Участившееся дыхание Ингеборги вырывалось у нее изо рта рваными, паническими облачками. Ни Сёльве, ни вдова Крёг не разглядели ее в темноте.
Локхарт прошел через двор и постучал в дверь барака. Фру Род вышла наружу мгновенно, словно стояла за дверью и ждала этого стука. Закутанная в меховую накидку, она подошла к губернатору, пряча руки в теплую муфту и увязая в глубоком снегу. Губернатор стоял, задумчиво дергая себя за кончик седой бороды, и улыбался жестокой холодной улыбкой. Его юная жена уже скрылась в замке.
Ингеборга придвинулась еще ближе, не сводя глаз с сестры. Кирстен сидела, вцепившись в бортик саней, и испуганно озиралась по сторонам. Ингеборгу она не заметила.
Ингеборга напрягла слух, пытаясь расслышать, что говорит губернатор.
– Фру Род, сопроводите новых заключенных в ведьмину яму и все-таки постарайтесь их убедить в необходимости чистосердечного признания, – сказал он датчанке.
– Да, ваша честь, – отозвалась она, склонив голову.
– Надеюсь, вы меня не подведете. Вам известно, чем это чревато, – добавил он, угрожающе понизив голос.
Ингеборга увидела, какое воздействие его слова оказали на Анну Род: она вся напряглась, в ее глазах мелькнул страх и, как подумалось Ингеборге, жгучая неприязнь.
Губернатор обратился к пастору Якобсену, который стоял рядом с ним, пыхтя и притопывая ногами:
– Пастор Якобсен, помогите фру Род позаботиться о душах этих проклятых женщин.
– А что будет с девочкой? – спросил пастор.
– Посажу ее в ведьмину яму вместе со всеми, – сказал Локхарт.
У Ингеборги упало сердце. Ей так хотелось обнять сестренку. Так хотелось, чтобы она была рядом. И в то же время совсем не хотелось, чтобы Кирстен пришлось испытать на себе ужасы смрадной и темной ведьминой ямы, кишащей крысами. Кирстен будет страшно.
– Это явно неподходящее место для такой юной девочки, – заметила фру Род.
Губернатор на секунду задумался.
– Ее мать-ведьма вполне может ее запугать, чтобы она не сказала нам правду. Стало быть, лучше держать их порознь. Забирайте девчонку к себе, фру Род.
Анна Род позвала Хельвиг, которая вышла наружу, зябко кутаясь в тонкую шаль.
– Меня очень интересуют рассказы этой младшей Иверсдоттер, – произнес губернатор, обращаясь к фру Род. – Слушайте, запоминайте и передавайте мне все, что она говорит.
Ингеборга не на шутку встревожилась. Что могла рассказать Кирстен? Ей вспомнились слова сестры: Я тоже видела маму с дьяволом, Ингеборга. В точности, как говорит фру Браше.
Ее охватил липкий ужас. Надо предупредить сестренку.
– Кирстен! – Увязая в снегу, она бросилась к младшей сестре и протянула к ней руки. – Кирстен, держи язык за зубами!
Один из солдат схватил Ингеборгу со спины и повалил на землю.
Теперь Кирстен ее увидела.
– Инге! Инге! Мне сказали, что мама – ведьма!
– Нет, она не…
Грубая ладонь Локхарта зажала ей рот. Потом он поднял ее за шкирку и потащил прочь. Хельвиг взяла Кирстен за руку и повела в барак Анны Род.
– Ингеборга! – Голос Кирстен звенел от страха. – Они убили Захарию! Сказали, что она мой фамильяр. Но она меня любила!
Ингеборга пыталась вырваться из рук Локхарта, но он швырнул ее на колени.
– Поднимай свое ведро, ведьмино отродье, наполняй и возвращайся обратно в яму. К остальным ведьмам.
Его слова жгли как клеймо. Ведьмино отродье. Ее мать никакая не ведьма, и она сама тоже не ведьма. Но возражать было бессмысленно. Ингеборга подняла голову и увидела потрясенные, остекленевшие глаза Сёльве и изможденное лицо вдовы Крёг, наблюдавшей за ней.
Трясущимися руками она подхватила ведро и опустила его в колодец. Горячие слезы кололи ей глаза. Хельвиг уже увела Кирстен в барак фру Род. Один солдат остался присматривать за Ингеборгой, а второй вместе с Локхартом потащил Сёльве и вдову Крёг по снежному проходу, ведущему в ведьмину яму. Следом за ними ковылял тучный пастор Якобсен. Самой последней шла фру Род с высоко поднятой головой.
Теперь в крошечной камере будет тесниться пять узниц из деревень Эккерё и Андерсби. Грудь Ингеборги снова сдавило от паники. Она видела, каким жестокими и голодными стали глаза губернатора, когда он приказал фру Род добиться от них признания.
Но она, Ингеборга Иверсдоттер, была старшей дочерью, смекалистой и находчивой. Она всегда находила выход. Отец часто ей говорил, что она нигде не пропадет. Она чинила его старые рыболовные сети так умело и ладно, что они служили ему еще год. Собирала огромные охапки съедобных водорослей. Находила лучший участок болота с самым сухим торфом. Ингеборга всегда продолжала бороться и искать самое лучшее, что только можно найти, в то время как ее мать, отец, брат и сестра были готовы смириться и обойтись тем, что есть. Ингеборга никогда не сдавалась. Не то что отец.
Но сейчас она растерялась и не знала, что делать. Они оказались в глубокой яме, и она совершенно не представляла, как им выбираться.
Глава 29Анна
Губернатор и судья Локхарт привезли в крепость двух захваченных ведьм с полуострова Варангер. С ними прибыл деревенский священник, пастор Якобсен. Мне не удалось добиться признания от Сигри Сигвальдсдоттер, что отнюдь не обрадовало губернатора Орнинга, как не обрадовал и тот факт, что она носит ребенка, поскольку ее положение защищало Сигри от жестокого обращения, равно как и от костра.
– Она утверждает, что это ребенок от Генриха Браше, но отец отослал его в Берген, – сказала я губернатору в первую ночь после его возвращения. – Может быть, мы дождемся, когда он вернется и подтвердит или же опровергнет ее слова?
Когда губернатор призвал меня в замок, мы как раз собирались садиться за стол. Я ушла, оставив Хельвиг кормить эту девочку, Кирстен Иверсдоттер, жидким рыбьим бульоном. Скользя по обледенелому снегу в своих башмаках на деревянной подошве, я представляла, с каким недовольством встретит меня губернатор. У меня в животе урчало от голода, сердце сжималось от страха. Мне совсем не хотелось идти к губернатору Орнингу, когда он пребывал в таком скверном расположении духа.
Мой первый допрос ведьм с Варангера не увенчался успехом. Мне не удалось получить никаких ценных сведений, не говоря уже о признании вины. Сгорбленная старуха с серыми космами и большой бородавкой на подбородке выглядела как настоящая ведьма. Меня пугает старческая седина, и каждый вечер я тщательно проверяю свои черные волосы на предмет новых седых волосков, которые сразу выдергиваю. Старая карга, именуемая вдовой Крёг, отказалась со мной говорить и не произнесла ни единого слова.
Вторая женщина, Сёльве Нильсдоттер, оказалась двоюродной сестрой Сигри Сигвальдсдоттер, а также тетей смуглой девушки Марен.
Как только Сёльве Нильсдоттер увидела свою сестру и племянницу, она разразилась тирадой гневных и резких слов в адрес обеих за то, что они на нее донесли.
– Я ни в чем не призналась, – ответила Сигри со слезами на глазах.
Потом Сёльве заметила ее выпирающий живот и разразилась новым шквалом проклятий.
– Видишь, что ты наделала, Сигри! – сказала она. – Я тебя предупреждала, а теперь нас всех бросили в темницу. Из-за тебя пострадали твои же дочери!
– Кирстен тоже? – спросила Сигри, прищурившись.
Старшая дочь Сигри, Ингеборга, вошла в ведьмину яму с ведром воды.
– Ее поместили в бараке с фру Род, – сказала она, поставив ведро на пол.
– Я позабочусь о ней, как о собственной дочери, – сказала я.
Сигри потрясенно умолкла, видимо, пытаясь осмыслить услышанное. Ее младшую девочку тоже забрали в крепость! Однако реакция заключенной оказалась совсем не такой, какую я ожидала.
– Эта гадкая девчонка наверняка нагородит вранья с три короба! – пронзительно выкрикнула она.
Я перестала испытывать жалость к этой женщине. Что же это за мать, если она с такой злостью говорит о своем собственном ребенке?!
– Это ты виновата. – Сигри обернулась к Марен. – Ты забила глупую голову Кирстен своими выдумками и сказками о троллях.
– Это не выдумки… – начала было Марен, но тут в разговор вмешался пастор Якобсен и велел всем замолчать.
– На колени, – строго проворил он. – Помолимся Господу, и пусть Он наставит вас говорить правду фру Род.
Он одарил меня холодным, неприветливым взглядом, поскольку явно не одобрял моего участия в этом деле. Но я уже поняла, что он собой представляет, по тем немногим словам, которыми мы обменялись по дороге сюда. Пастор Якобсен не отличался большим умом. Он был из тех усердных, но бесталанных служителей Божьих, которым попросту не дано вдохновлять своих ближних и зажигать их сердца любовью к Богу. И тут поневоле задаешься вопросом: точно ли он справляется со своими обязанностями пастыря душ, если кто-то из его паствы сбился с пути истинного?