это Сретение. Он знаменовал оживание года и был первым из четырех дней, в которые британские ведьмы справляли свои шабаши.
Если брать конкретные даты, то шабаши ведьм чаще всего происходят 26 декабря, 2 февраля, 30 апреля (Вальпургиева ночь), 6 мая (Юрьев день теплый), 24 июня (праздник Ивана Купалы), 31 октября, 9 декабря (Юрьев день холодный). Бывает шабаш и в другие даты, поскольку считается, что нечистый может собрать своих подданных в любое время. Он предупреждал о проведении шабаша заранее, ровно за 49 часов, потому, видимо, что число 49 нумерологически равно 13, то есть это число дьявола, или чертова дюжина (4 + 9 = 13).
Он берет в свои руки специальный гонг и ударяет по нему 6 раз, раздается страшный гул, идущий прямо из Преисподней.
При этом простые смертные его не слышат, а вот всевозможные демоны и ведьмы, а также те, кто запродал душу дьяволу, цепенеют от этих ужасных громоподобных звуков. Где бы они ни находились, они слышат этот грозный зов, и никакое дело не может послужить оправданием отсутствия их на грядущем мероприятии.
Если кто-то осмеливается игнорировать данное сборище, то сатана насылает на него страшную неизбывную порчу, которая начинает корежить отступника, у него выворачиваются все суставы, и в конце концов он умирает в страшных муках.
Если дьявола ослушается один из демонов, у которых не имеется плоти, то дьявол может заковать его в специальные кандалы и лишить свободы на 1000 лет. Вот почему никогда ни у кого не возникает даже мысли не появиться на шабаше. Все всегда туда являются в срок, но до места добираются по-разному.
Шабаш и посвящение в ведьмы
Шабаш ведьм. Слово «шабаш» имеет французские корни. В свою очередь, оно было заимствовано французами из древнееврейского языка. Произносилось оно первоначально как «шаббат», Sabbat, то есть суббота, и означало «выходной день». В таком контексте его значение сильно переплетается с ветхозаветными библейскими заповедями, в частности с седьмым днем недели, в который необходимо отложить все дела и посвятить себя отдыху.
В слове «шабаш» ударение стоит на первом слоге, если подразумевается сборище ведьм, гулянье. Следует также отметить, что слово может произноситься и с ударением на втором слоге, но тогда его значение станет иным. Например, оно может быть использовано как восклицание и означать «хватит», «довольно», «окончание какого-то дела», что наиболее близко к его первоначальному смыслу.
Для слова «шабаш» представленные выше синонимы не являются единственными. Можно вспомнить другие слова: разгулье, разврат, оргия, пиршество…
Ведьма в окружении сверхъестественных существ отправляется на шабаш.
С гравюры Пикара 1732 г. по самому раннему известному трактату о ведьмовстве «Malleus Maleficarum», 1486 г.
Впрочем, к еврейской культуре ведьмины гульбища непосредственного отношения не имеют. Некоторая связь состояла в том, что христианские священники, в основном католические, во всех бедах и несчастьях обвиняли прежде всего язычников, а на Руси – волхвов и вещих женок, но позднее на Западе во всем казались виноваты евреи, и уже после них пальма первенства перешла к ведьмам и колдунам, а заодно и к еретикам.
В еврейской среде родилась Каббала, которую колдуны, ведьмы и служители демонов присвоили. Дело тут прежде всего в том, что в Каббале имеется много загадочного и непонятного, поэтому многие ее положения ведьмы полагали пригодными для своего колдовства.
Значение слова «шабаш» можно отыскать в книге по черной магии. Там написано, что под этим понятием подразумевается большой, торжественный сбор нечистой силы, проходящий втайне от людей. Руководитель такого «бала» является сам сатана, главенствующий над демонами и ведьмами. Современное понятие о шабаше впервые появилось во времена раннего христианства.
По иной, хотя и достаточно близкой трактовке, шабаш – торжественные ночные собрания ковена ведьм и других персонажей, в том числе демонов, черте, самого сатаны и его князей и т. д., для совместного проведения обрядов. Шабаш является наивысшей формой связи ведьм с самим сатаной, он – вершина в деятельности колдуний и ведунов. Сатана допускает далеко не всякого до своего торжественного праздника, а исключительно избранных и крепких в вере в него самого.
Представление о типичных шабашах ведьм и их описания возникают только после введения христианства. В это время образы старых, традиционных богов сливаются с дьяволом, который ищет себе поклонников, а древние языческие празднества с их обрядами преследуются церковью как служение дьяволу, что нередко приводило к массовым казням людей со стороны религиозных фанатиков, а зачастую просто изуверов под рясами священников.
Все характерные черты собраний ведьм – ковенов и шабашей, начиная с места и времени их проведения и используемых там культовых животных, таких, как козел, змей, петух, кошка, имеют еще дохристианские истоки.
Сам же характер жертвоприношений, общих пиршеств, плясок, использования звериных шкур в древних тотемических обрядах и т. п., вплоть до свободных сексуальных отношений, напоминают некоторые дохристианские празднества, особенно те, которые были распространены в Западной Европе.
Отметим, что фигура сатаны, хотя и относится к христианской демонологии, сохраняет традиционные архаичные зооморфные образы: козла, кота, дракона…
Характерно, что средневековая католическая церковь, особенно в период разгара охоты на ведьм, считала совершенно реальными все эти народные предания и старательно отыскивала мнимых участников ведьмовских ковенов и шабашей, предавая их самым суровым наказаниям.
Трудно с полной уверенностью утверждать, что это – лишь плод фантазий народа и ряда инквизиторов и самих пытаемых ими ведьм. В пользу реального существования шабашей говорят средневековые труды оккультистов, работы экзорцистов, то есть специалистов по «изгнанию демонов», и многочисленные материалы инквизиторских процессов, которые были буквально переполнены различными детальными сообщениями и свидетельствами связей ведьм с Князем Тьмы и существования шабашей.
Довольно часто считали, что если ухватиться за ведьму в ту минуту, когда она хочет лететь на Лысую гору, то можно совершить воздушное путешествие: того, кто решается на это, она уносит на место сборища.
Шабаш на Лысой горе в Вальпургиеву ночь.
Фрагмент гравюры М. Хеера, 1626 г.
На Украине зафиксирован рассказ о полете одного солдата на ведомский шабаш: «Ночью, накануне Иванова дня, удалось ему подсмотреть, как улетела в трубу его хозяйка; солдат вздумал повторить то же, что делала ведьма: он тотчас же сел в ступу, помазал себе под мышками волшебной мазью – и вдруг, вместе со ступою, взвился на Лысую гору: там играют и пляшут ведьмы, черти и разные чудища, со всех сторон раздаются их дикие клики и песни!
Испуганный невиданным зрелищем, солдат стал поодаль – под тенистым деревом. В ту же минуту явилась перед ним его хозяйка: “Ты зачем? – молвила она. – Скорее назад, если тебе жизнь дорога! Как только завидят наши, сейчас тебя задушат! Вот тебе славный конь, садись и утекай!” Солдат вскочил на коня и вихрем пустился домой. Приехал, привязал коня к яслям и залег спать. Наутро проснулся, пошел в конюшню, глядит – а вместо коня привязано к яслям большое полено…»
Стихотворение А.С. Пушкина «Гусар», видимо, являет собою поэтическое переосмысление именно этой былички:
Гусар[39]
Скребницей чистил он коня,
А сам ворчал, сердясь не в меру:
«Занес же вражий дух меня
На распроклятую квартеру!
Здесь человека берегут,
Как на турецкой перестрелке,
Насилу щей пустых дадут,
А уж не думай о горелке.
Здесь на тебя как лютый зверь
Глядит хозяин, а с хозяйкой…
Небось, не выманишь за дверь
Ее ни честью, ни нагайкой.
То ль дело Киев! Что за край!
Валятся сами в рот галушки,
Вином – хоть пару поддавай,
А молодицы-молодушки!
Ей-ей, не жаль отдать души
За взгляд красотки чернобривой.
Одним, одним не хороши…»
– А чем же? расскажи, служивый.
Он стал крутить свой длинный ус
И начал: «Молвить без обиды,
Ты, хлопец, может быть, не трус,
Да глуп, а мы видали виды.
Ну, слушай: около Днепра
Стоял наш полк; моя хозяйка
Была пригожа и добра,
А муж-то помер, замечай-ка!
Вот с ней и подружился я;
Живем согласно, так что любо:
Прибью – Марусинька моя
Словечка не промолвит грубо;
Напьюсь – уложит, и сама
Опохмелиться приготовит;
Мигну бывало: «Эй, кума!» —
Кума ни в чем не прекословит.
Кажись: о чем бы горевать?
Живи в довольстве, безобидно;
Да нет: я вздумал ревновать.
Что делать? враг попутал, видно.
Зачем бы ей, стал думать я,
Вставать до петухов? кто просит?
Шалит Марусенька моя;
Куда ее лукавый носит?
Я стал присматривать за ней.
Раз я лежу, глаза прищуря,
(А ночь была тюрьмы черней,
И на дворе шумела буря),
И слышу: кумушка моя
С печи тихохонько прыгнула,
Слегка обшарила меня,
Присела к печке, уголь вздула
И свечку тонкую зажгла,
Да в уголок пошла со свечкой,
Там с полки скляночку взяла
И, сев на веник перед печкой,
Разделась донага; потом
Из склянки три раза хлебнула,
И вдруг на венике верхом
Взвилась в трубу – и улизнула.
Эге! смекнул в минуту я: