«Жили-были себе царь и царица; у них были сын и дочь. Сына звали Иванушкой, а дочь Аленушкой…»
Сразу может возникнуть вопрос: почему звали, а не нарекли? Да потому, что у детей на Руси от сглаза или порчи было два имени. Одно родное, родителями данное, а другое – которым звали на улице или еще где-нибудь. Скорее, это прозвище, призванное защищать обладателя истинного имени от лихого человека или от колдуна черного.
Читаем зачин сказки: «Вот царь с царицей померли; остались дети одни и пошли странствовать по белу свету». Отчего родители померли в одночасье? Об этом не говорится. Ни война, ни мор, ни болезнь не упоминаются. Сами дети живы-здоровы. Совершенно непонятно, кто пустил их одних по белу свету ходить, тем более что это царские дети. Даже приблудных и подкинутых детей так не бросали, их растили, о них заботились. Как-то вскользь все это упоминается, царевы дети с пустыми руками куда-то бредут одни. Если убежали они от врагов, почему их не ловят? Законные наследники царя для любого захватчика – лакомая добыча. Непонятно, что на белом свете им одним делать? Неужели ни одного друга или соратника царева семья не имела?
А дело было, видимо, так. Цари избирались у разных племен и народов для управления, царь отождествлял удачу народа и плодородие земли. Считалось, что, если детей у него нет, или годы неурожайные участились, или набеги вражеские одолели, могли царя с царицей как носителей неудачи принести в жертву тем богам, которых они прогневали, по мнению жрецов и народа.
В новгородской былине «Садко» самого Садко как вожака купцов при буре первым кинули в жертву Царю Морскому. Угоден именно он – как самый дорогое и ценное из того, что род, племя, царство, караван купцов может отдать богам во имя общего благополучия.
Итак, единственным сколько-нибудь вразумительным объяснением скитаний царевых детей Аленушки и Иванушки по «белу свету», на наш взгляд, станет то, что родителей их (царя с царицей) за грехи или за неудачное, несчастное для народа правление принесли в жертву богам, а детей как кровных носителей неудачи попросту изгнали. Пожалели их – кстати, не все с такой жалостью были согласны.
В сказке читаем, что Иванушка от жары постоянно хотел пить. Это указывает на слишком жаркое лето, губящее посевы, а в первую очередь – пастбища для скота. Отметим, что водицу мальчик, в большинстве текстов, хотел выпить из копытца:
Еще шли, шли, коровье копытце стоит.
«Сестрица, сестрица, я пить хочу!»
– «Нет, не пей, бычок будешь»,
или
«Шли, шли, стоит овечье копытце…» и т. д.
Другой вариант: «Шли, шли – солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит коровье копытце полно водицы».
Опять копытце!..
Возникает вопрос: почему? По древним магическим представлениям, в том числе и славянским, считалось, что след животного помогает превращению в это животное.
У всех народов воздействие на след или тень использовалось в магических ритуалах для влияния на человека или животное.
Отсюда вытекает, что сам факт питья или воздействия Иванушки на след – «копытце» козла, наполненное водой, указывает на то, что он берет на себя роль козла, более того, не просто козла, а некоего «козлиного царя». Питье из чужого следа устанавливает его превосходство над другими козлами.
Аленушка не углядела за братцем и пропустила момент, когда он пил из копытца, а в результате превратился в козленочка (мы уже знаем, что козел – жертвенное животное), то есть стал жертвой, призванной искупить злую долю родителей (рок?).
Факт питья из следа – это способ приобщения к его носителю, разделения с ним судьбы. Важно указать, что если козлом стал Иванушка, а не Аленушка, то речь идет о периоде патриархата или о переходном от матриархата к патриархату периоде. Наследство в нашем случае – злая доля родителей – передается по мужской линии от отца к сыну. Следовательно, некий проступок совершил царь, а не царица. Проступок этот – не обычная полоса несчастий, за которую покарали бы одного его. Было совершено нечто ужасное, за что пришлось расплачиваться и царице как соучастнице.
Примечательно, что в рассматриваемой сказке посевы и злаки не упоминаются, а разный скот перечислен подробно. Далее по сказке Иванушка хочет напиться из мест, где пасется домашний скот. Причем перечислен он в определенной последовательности:
Первый вариант: 1) лошади, 2) коровы, 3) овцы, 4) свиньи, 5) козы;
Второй вариант: 1) коровы, 2) лошади, 3) овцы;
Третий вариант: 1) лошади, 2) коровы, 3) овцы, 4) козы.
Таким образом, наиболее устойчивая последовательность такова: 1) лошади, 2) коровы, 3) овцы, 4) козы. Примечательно, что ту же последовательность животных мы можем видеть на золотой пекторали скифов-кочевников (IV в. до н. э.), найденной в кургане «Толстая могила» возле г. Никополья Днепропетровской области. На ней двое мужчин растягивают овечью шкуру, а за ними в обе стороны изображены конь, корова, овца, коза. В индийских Упанишадах последовательность жертвенных животных указана в том же порядке: конь, корова, овца, коза.
Кратко остановимся на этой последовательности. Поскольку Иванушка устоял перед искушением испить из конского копытца, значит (с учетом последовавших событий), жертва не была связана со Свентовитом и Перуном. По логической цепочке древних верований нетрудно заключить, что беда, постигшая царство Аленушки и Иванушки, – это не война и не отсутствие урожая. Следует исключить из рассмотрения и Сварога – бога синего неба, поскольку тот связан с богами солнца и света, а также с символикой коня. Стань наш Иванушка бычком, это также указывало бы на то, что родители его Перуна прогневали. Перейдем к следующей возможной ипостаси Иванушки – барану. Это чисто жертвенное животное, связанное с миром духов и предков, магией и гаданием. Но мальчик и этого избежал.
Иванушка становится козленочком, жертвой для хтонических сил земли. Причем если традиционно финал сказки дает заколдованному герою возможность принять свой прежний облик, то в этой – ситуация оказывается сложнее. Аленушка оживает и становится царицей, а Иванушка только в одном из пяти дошедших до нас вариантов истории превращается в человека. Видимо, вера в магию «копытца» и в ответственность за грехи отца была исключительно сильной. Напомним, речь идет об искуплении по мужской линии, что вроде бы указывает на патриархат, но временная смерть Аленушки, ее инициация в царицу через эту смерть, говорит, скорее, о переходном от матриархата к патриархату периоде.
Очень важным моментом сюжета сказки после превращения Иванушки в козленочка является встреча сестрицы и братца-козленочка с «одним царем». В ряде вариантов козленочек сам приводит Аленушку к саду царя. Это очень значимый ход. До того, как Иванушка превратился в козленка, он не знал, куда они идут и зачем, а тут сразу привел сестру ко дворцу. Думается, не случайно он туда пришел, да и качества проводника у него как-то сразу проявились. Вспомним функцию козла-проводника, в том числе в царство смерти. Быть может, к смерти он и привел как себя самого, так и сестрицу? Трагичность ситуации подчеркивает наличие возле дворца моря, которое в народных представлениях всегда связывалось с миром смерти и хтоническими богами.
В сказке об этой новой особенности Иванушки говорится просто, незатейливо: «Козленочек бегал, бегал и забежал раз в сад к одному царю». В некоторых вариантах говорится о проезжающем мимо барине, но это заведомо поздние варианты. К примеру, в литовской сказке (аналоге русской) «Сиротка Элините и Йонукас-барашек» тоже говорится: «Под вечер подошли к королевскому дворцу. На двор пройти побоялись, собаки там злые лаяли, влезла на стог сена, барашка за собой втащила и заснула».
Но вернемся к появившемуся у Иванушки-козленка дару провожатого. Козлы, как уже отмечалось, используются в качестве вожаков овечьего стада. Вот и отыскал Иванушка-козлик дорогу ко дворцу царя. Уместно вспомнить и то, что в древнеиндийской традиции жертва козла предназначалась богу огня Агни. Агни – божественный жрец, он проводит жертвы людей по назначению. Козел как жертва проводил души людей к месту их пристанища.
Отсюда вполне правомочен вывод, что вариант с появлением героев сказки во дворце царя наиболее архаичен. Более того, он имеет смысловые аналоги в древнеиндийских Упанишадах, рассматривающих козла как жертвенное животное, служащее проводником жертв и душ предков, посвященное Загробному миру.
Существует литовский вариант этой сказки, который более стар, чем вариант с барином, но тоже вторичен. В нем рассказчик постоянно пытается объяснить многие темные места, встречающиеся в русском сюжете. Например, используется не устаревшее понятие «копытце», а фраза: след от копыта. Если в русском варианте о мотиве ведьмы, топящей Аленушку, можно только догадываться, то в литовской сказке прямо говорится: «А поблизости ведьма жила. Страх как хотелось ей, чтобы король на ней женился. Позавидовала она Элините и порешила ее погубить».
Трудный для понимания момент русской сказки о беседе мертвой Аленушки с братом (причем тело ее объедено рыбами и змеями) в литовском варианте звучит упрощенно: «Но Элените не утонула, а обернулась золотой рыбкой».
Тут чувствуется влияние карело-финского эпоса. В одной из песен «Калевалы» говорится о красавице Айне, не желающей выходить замуж за старика Вяйнямейнена, она топится, но не умирает, а превращается в золотую рыбку. Представление о превращении утопленниц в рыб бытовало у финнов, карел и литовцев: славяне считали, что утопленницы превращаются в разновидность русалок.
Слушателю-литовцу было более понятно оборотничество Аленушки в рыбку и обратно, чем речь утопленницы:
1) «Иванушка-братец! Люта змея сердце высосала!»
2) «Ах, братец мой Иванушка! Тяжел камень шею перетер, шелкова трава на руках свилась, желты пески на груди легли».
3) «Тяжел камень ко дну тянет, бела рыба глаза выела, люта змея сердце высосала, шелкова трава ноги спутала».