Вдоль стен зала для аудиенций стояли стражники. Здесь и в самом деле шла аудиенция. На самом деле сама она никуда не шла, её вели. И присутствовало на этой «аудиенции» довольно много людей. Лилит всегда говорила, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Грош примера заменяет фунт наказания.
К этому времени преступности в Орлее почти не стало. А тех преступников, что иногда встречались, вряд ли где-либо ещё сочли преступниками. С такими вещами, как воровство, справиться было проще простого, и они едва ли требовали каких-то юридических процедур. Куда более важными Лилит считала преступления против исхода повествования. Эти людишки всё делали как назло, будто ничего не понимали.
Лилит подносила зеркало к Жизни и обрубала все её кусочки, которые не умещались в зеркале…
Дюк Орлейский безвольно развалился на троне, закинув одну ногу на подлокотник. Он все ещё никак не мог привыкнуть к креслам.
— А этот чего натворил? — спросил он и зевнул.
Вот уж что-что, а рот разевать он умел.
Между двумя стражниками съёжился сухонький старичок.
Всегда найдётся кто-нибудь, желающий стать стражником, — даже в таких местах, как Орлея. Тем более, что в придачу к должности выдают красивый, модный мундир — голубые панталоны, красный китель — и высокую чёрную шапку с кокардой.
— Но я… я не умею свистеть, — дрожащим голосом пробормотал старичок. — Я… я не знал, что это обязательно…
— Но ты же игрушечных дел мастер, — заметил дюк. — А игрушечных дел мастера целыми днями что-нибудь насвистывают и поют.
Он взглянул на Лилит. Та кивнула.
— Я не знаю ни одной… песни, — заикаясь, пролепетал игрушечных дел мастер. — Меня никогда не учили п-п-еть. Только делать игрушки. Я очень долго был подмастерьем. Целых семь лет, и только потом сам стал мастером. Ну там рубанок, молоток, но…
— А ещё здесь говорится, — произнёс дюк, правдоподобно делая вид, будто читает лежащий перед ним перечень обвинений, — что ты не рассказываешь детям сказки.
— Мне никогда ничего не говорили насчёт… с-сказок, — оправдывался мастер. — Послушайте, я делаю игрушки. Игрушки. Больше я ничего не умею. Игрушки. Хорошие и-игрушки. Я всего лишь игрушечных дел м-мастер…
— Какой же из тебя игрушечных дел мастер, если ты не рассказываешь детям сказки? — подаваясь вперед, вопросила Лилит.
Игрушечных дел мастер взглянул на её закрытое вуалью лицо.
— Я просто ни одной не знаю, — пожал плечами он.
— Как? Не знаешь ни одной сказки?!
— Зато я могу р-рассказать им, как делать игрушки, — прошептал старичок.
Лилит откинулась на спинку кресла. Разглядеть выражение её лица под вуалью было невозможно.
— Думаю, будет справедливо и правильно, — сказала она, — если Народная Стража сейчас отведёт тебя туда, где ты наверняка научишься петь. А через некоторое время, возможно, и свистеть. Разве это не здорово?
Подземные казематы старого барона наводили ужас. Лилит велела отремонтировать их и заново обставить. Множеством зеркал.
Когда аудиенция закончилась, одна из присутствовавших на ней женщин выскользнула наружу через дворцовую кухню. Стражники у боковой калитки даже не пытались задержать её. Слишком уж важную роль сыграла эта женщина в их маленьких ограниченных жизнях.
— Здравствуйте, тетушка Приятка.
Она остановилась, полезла в корзинку и вытащила пару жареных куриных ножек.
— Попробуйте-ка мой новый ореховый соус, — сказала она. — Буду счастлива услышать ваше мнение, ребята.
Они с благодарностью взяли по ножке. Тетушку Приятку любили все. Она такое умела делать с курами, что птицы, наверное, почитали за великую честь очутиться на её разделочной доске.
— А сейчас вот решила сходить купить кой-каких приправ, — сообщила она.
Стражники некоторое время смотрели, как тетушка Приятка, похожая на толстую целеустремленную стрелу, быстро удаляется в направлении городского рынка, расположенного на берегу реки. Затем принялись за куриные ножки.
Тетушка Приятка шествовала между рядами рыночных прилавков, причём изо всех сил старалась именно шествовать. Даже в Орлее встречались люди, готовые при первом же удобном случае доложить о тебе кому следует. Особенно в Орлее. Она была поварихой, а поварихе полагается шествовать. И тетушка Приятка всегда старалась оставаться толстой, ну а веселым нравом она, к счастью, обладала и так, от природы. Ещё она тщательно следила за тем, чтобы руки у неё всегда были в муке. Если же она чувствовала на себе чей-нибудь подозрительный взгляд, то отпускала что-нибудь вроде: «Батюшки-светы!». И пока всё проходило удачно.
Она поискала взглядом нужную вывеску. И наконец нашла. Навес над прилавком, что был заставлен клетками с курами, гусями, индюками и прочей домашней птицей, поддерживал столб, и на столбе этом сидел чёрный петух. Значит, колдунья вуду на месте.
Стоило взгляду тетушки Приятки упасть на петуха, как тот тоже повернул голову и в ответ уставился на неё.
Чуть в стороне от остальных лотков расположилась небольшая палатка, ничем не отличающаяся от своих товарок. Перед ней на огне булькал котёл. Возле котла высилась стопка мисок и лежал черпак, а рядом с ними стояла тарелочка, в которой поблескивали монеты. Монет было довольно много — за варево госпожи Гоголь люди платили столько, сколько считали нужным, и тарелочка едва вмещала всё, что в неё кидали.
Густая жидкость в котле была неаппетитного бурого цвета. Тетушка Приятка налила в миску немного похлебки и стала ждать. Госпожа Гоголь обладала определенными талантами.
Через некоторое время из палатки донёсся голос:
— Ну, тетушка Приятка, что новенького?
— Она упекла игрушечных дел мастера, — ответила тетушка Приятка, ни к кому конкретно не обращаясь. — А вчера посадили старого Деверо, хозяина гостиницы. За то, что он слишком худой и у него недостаточно красное лицо. Итого, за этот месяц уже четверо.
— Входи, тетушка Приятка.
В палатке было темно и душно. Здесь горел ещё один очаг, над которым висел ещё один котел. Госпожа Гоголь, склонившись над ним, помешивала содержимое. Жестом она указала гостье на лежащие рядом мехи.
— Раздуй немного пламя, и посмотрим, что там к чему, — сказала она.
Тетушка Приятка повиновалась. Сама она волшебством не пользовалась, ну разве что подрумянить пирог или чтоб тесто поскорее поднялось, но волшебство других она уважала. Особенно волшебство таких людей, как госпожа Гоголь.
Угли раскалились добела. Густая жидкость в котле забурлила. Госпожа Гоголь вгляделась в пар.
— Госпожа Гоголь, а что ты делаешь? — тревожно спросила кухарка.
— Пытаюсь понять, что будет дальше, — ответила колдунья вуду. Её голос стал гулким, как у медиума.
Тетушка Приятка, прищурившись, вгляделась в кипящее варево.
— Должно быть, кто-то будет есть креветочный суп? — наконец решила прийти на помощь она.
— Видишь эту часть гумбо? — спросила госпожа Гоголь. — И то, как наверх всплывают крабьи клешни?
— Уж на что на что, а на крабье мясо в супе ты никогда не скупилась, — поддержала её госпожа Приятка.
— И видишь, в какой цвет окрашивают пузыри листья оку? А завихрения возле розовой луковицы заметила?
— Да! Да! Вижу! — воскликнула тетушка Приятка.
— А знаешь ли ты, что всё это означает?
— Наверное, то, что суп получится просто отменный!
— Само собой, — добродушно согласилась госпожа Гоголь. — А ещё это значит, что скоро появятся какие-то люди.
— Правда? И сколько?
Госпожа Гоголь зачерпнула ложкой немного кипящей похлебки и попробовала на вкус.
— Трое, — сообщила она и задумчиво облизала губы. — Все женщины.
Она снова зачерпнула ложку похлебки.
— Есть небольшой привкус, — поморщилась она. — С ними кот. По сассафрасу сразу ясно. — Она пожевала губами. — Серый. С одним глазом. — Она поковыряла кончиком языка в дупле. — С… левым.
У тетушки Приятки прямо челюсть отвалилась.
— Они найдут тебя раньше, чем меня, — продолжала госпожа Гоголь. — И ты должна привести их сюда.
Тетушка Приятка взглянула на мрачно улыбающуюся госпожу Гоголь, а потом снова уставилась на варево в котле.
— И они направляются сюда только ради того, чтобы попробовать вот это? — спросила она.
— Конечно. — Госпожа Гоголь уселась на стул. — Ты ведь навещаешь девушку — ту, что живёт в белом доме?
— Юная Золушка, — кивнула тетушка Приятка. — Разумеется. Когда могу. Но это случается только тогда, когда сестры отправляются во дворец. Малышка страшно боится их, госпожа Гоголь.
Она снова взглянула на котёл, после чего опять перевела взгляд на госпожу Гоголь.
— Неужели ты и впрямь видишь?…
— По-моему, ты собиралась что-то мариновать? — осведомилась госпожа Гоголь.
— Ах да, да.
Тетушка Приятка попятилась было к выходу, но двигалась она крайне неохотно. А потом и вовсе остановилась. Тетушку Приятку, коли уж она остановилась, не так-то просто было сдвинуть с места против её желания.
— Эта Лилит утверждает, что в своих зеркалах видит весь мир, — сказала она с легким осуждением в голосе.
Госпожа Гоголь покачала головой.
— В зеркалах человек видит лишь самого себя, — сказала она. — Зато в добром гумбо можно увидеть буквально всё.
Тетушка Приятка кивнула. Хорошо известный факт. С этим не поспоришь.
Когда кухарка наконец вышла, госпожа Гоголь печально покачала головой. Колдунье вуду приходилось очень стараться, чтобы люди поверили, будто она знает про всё на свете, но ей было немного стыдно делать перед честной женщиной вид, что она и в самом деле видит будущее в котле с какой-то там похлебкой. По правде говоря, в котле госпожи Гоголь можно было увидеть лишь то, что в ближайшем будущем вас ожидает неплохой обед. В действительности все вышеописанное она увидела в горшке с джамбалайей, которую приготовила накануне.
Волшебную палочку Маграт держала под подушкой. Юная ведьмочка то проваливалась в легкий сон, то снова просыпалась.