— Ну уж извините… — нахмурилась матушка, в словах которой прозвучали почти такие же нотки, как в командах «Взять!» и «Убить!». — Я, конечно, извиняюсь, но разве эта моя остроконечная шляпа ни о чём тебе не говорит?
Солдаты вежливо изучили её шляпу.
— А о чём она должна мне говорить? — наконец спросил капитан.
— Она означает, что мы…
— Если вам все равно, то мы, пожалуй, просто проскочим, и дело с концом, — перебила её нянюшка Ягг. — Нам ещё убирать и убирать.
Она помахала своей метлой.
— Следуйте за мной, дамы.
Они с Маграт крепко подхватили матушку под руки и поспешно протащили под аркой, пока не сработал её запал. Матушка Ветровоск всегда придерживалась мнения, что сначала нужно досчитать до десяти, а уж только потом выходить из себя. Никто не знал, зачем ей это было нужно, поскольку таким образом давление лишь нарастало и последующий взрыв причинял много больше ущерба.
Ведьмы не останавливались до тех пор, пока ворота не остались далеко позади.
— Слушай, Эсме, — примирительно произнесла нянюшка, — не стоит принимать это на свой счёт. Согласись, мы и в самом деле слегка запачкались. Они просто делают своё дело, и всё. Верно ведь?
— Они обошлись с нами так, как будто мы обыкновенные люди, — потрясенно заявила матушка.
— Так это ж заграница, матушка, — встряла Маграт. — Кроме того, ты сама рассказывала, что люди на корабле тоже не узнали твою шляпу.
— Но тогда мне это было ни к чему, — ответствовала матушка. — А здесь совсем другое дело…
— Просто произошло дурацкое недоразумение, вот и всё, — сказала Маграт. — Матушка, они ведь глупые солдафоны. Что с них взять, если они в упор не узнают свободной формы прическу?
Нянюшка огляделась. Мимо них почти в полной тишине сновало множество людей.
— И ты должна согласиться, что это премиленький чистенький город, — промолвила нянюшка.
Они окинули взглядом окрестности.
Более чистого города они и вправду ещё не видели. Даже булыжники, которыми была вымощена улица, казались отполированными.
— На мостовой хоть чай пей, — заметила нянюшка, когда они двинулись дальше.
— Тебе это будет не впервой, — хмыкнула матушка.
— Да, обычно я спокойно отношусь ко всяким там условностям. Но смотрите, сточные канавы и те вычищены. Ни единой кучки рыжего[18] не видно.
— Гита!
— Так ты же сама рассказывала, что в Анк-Морпорке…
— То совсем другое дело!
— С ума сойти, какая чистота, — сказала Маграт. — Так и хочется помыть сандалии.
— Что верно, то верно. — Нянюшка Ягг, прищурившись, оглядела улицу. — Этот город порождает желание стать лучше, чем ты есть на самом деле.
— О чём вы там шепчетесь? — спросила матушка.
Она проследила за их взглядами. На пересечении улиц стоял стражник. Увидев, что три дамы уставились на него, стражник коснулся шлема и улыбнулся.
— Даже стражники вежливые, — удивилась Маграт.
— Да и много их как… — покачала головой матушка.
— И правда удивительно. Зачем в городе, где люди такие тихие да опрятные, столько стражников? — поинтересовалась Маграт.
— Может, чтобы распространять повсюду такую благодать, требуется целая толпа народу? — предположила нянюшка Ягг.
Ведьмы продолжили свой путь по запруженным улицам.
— Какие симпатичные домики, — оглянулась по сторонам Маграт. — Все такие старинные и живописные.
Матушка Ветровоск, живущая в хибарке, старинней которой могла бы быть только глыба метаморфической породы, благоразумно промолчала.
Ноги нянюшки Ягг начали выражать недовольство.
— Наверное, стоит позаботиться о пристанище на ночь, — предложила она. — А девушку можем поискать и утром. Нам всем не помешает хорошенько выспаться.
— И принять ванну, — добавила Маграт. — С успокоительными травами.
— Неплохая мысль. Я бы тоже не прочь принять ванну, — согласилась нянюшка.
— Вот уж чья бы корова мычала, — кисло заметила матушка.
— Что-что? Да ты сама-то когда в последний раз мылась, а, Эсме?
— Что значит в последний?
— Вот видишь? Так и нечего прохаживаться по поводу моих омовений.
— Принимать ванну негигиенично, — возвестила матушка. — Ты же знаешь, эти ванны я всегда недолюбливала. Что хорошего сидеть в собственной грязи?
— А как же тогда ты моешься? — удивилась Маграт.
— Просто моюсь, — ответила матушка. — Мою все места. Когда они становятся доступными.
Насчёт доступности этих самых мест дальнейшей информации не поступало, но определённо они были куда более доступны, чем гостиничные номера в Орлее накануне Сытого Вторника.
Все постоялые дворы и гостиницы были переполнены. Постепенно под давлением толп ведьмы были вытеснены с центральных улиц в менее фешенебельные районы города, но даже там места им не нашлось.
Наконец матушка Ветровоск решила, что с неё довольно.
— Значит, так: заходим в следующее же заведение, которое нам попадется, — заявила она, поиграв желваками. — Что это там за гостиница?
Нянюшка Ягг уставилась на вывеску.
— «Хотель… Забит», — задумчиво прочитала она, а потом просияла. — «Хотель Забит», — повторила она. — «Хотель» по-ихнему «гостиница», а «Забит», наверное, название.
— Сойдёт, — решила матушка.
Она толкнула дверь. Пухлый краснолицый человек, стоявший за стойкой, поднял голову и взглянул на вошедших. Он поступил сюда на работу совсем недавно и очень нервничал. Его предшественник исчез потому, что был недостаточно пухл и краснолиц.
Матушка времени терять не стала.
— Видишь эту шляпу? — вопросила она. — А помело видишь?
Человек перевёл взгляд с матушки на помело, после чего опять воззрился на лицо возникшей перед ним дамы.
— Вижу, — ответил он. — И в чём дело?
— А дело в том, что нам нужны три комнаты на ночь, — заявила матушка, самодовольно глядя на товарок.
— С колбасой, — добавила нянюшка.
— И одним вегетарианским ужином, — сказала Маграт.
Человек оглядел троих ведьм. А потом подошёл к двери.
— А ты видела эту дверь? Вывеску видела? — спросил он.
— Нам до вывесок дела нет, — ответила матушка.
— Тогда, — пожал плечами человек, — я сдаюсь. И что же означают эти твои остроконечная шляпа и метла?
— Они означают, что я ведьма, — сообщила матушка.
Человек склонил голову набок.
— Вот как? — удивился он. — Так, наверное, в ваших краях называют глупых старух?
«Дарагой Джейсон и все астальные, — писала нянюшка Ягг. — Претставляите, ани здесь панятия ни имеют кто такие ведьмы, вот какие ани атсталые в ихних заграницах. Адин тут Нахамил Эсме и ана едва ни вышла ис Сибя, пришлось нам с Маграт паскарее увадить её веть дастатачно проста заставить ковото думать што ево в кавота привратили вобщем патом непреятностей не оберешся. Ты же помниш што было кагда тибе пришлось итти капать прут для господина Уилкинса штобы он мог там жить…»
Ведьмам наконец удалось отыскать свободный столик в таверне. Зал был битком набит самыми разными людьми. Таверну наполнял громкий шум, периодически переходящий в крик, дым стоял коромыслом.
— Гита Ягг, что ты там опять царапаешь? Ты мне на нервы действуешь, — рявкнула матушка.
— Здесь обязаны быть ведьмы, — сказала Маграт. — Ведьмы есть везде. Значит, должны быть и в загранице. Ведьмы повсюду водятся.
— Как тараканы, — добродушно заметила нянюшка Ягг.
— Всё-таки стоило заставить его поверить, что он лягушка… — пробормотала матушка.
— Нет, Эсме, мы абсолютно правильно поступили, что увели тебя оттуда. Нельзя же так просто ходить по улицам и заставлять людей верить, будто они во что-то превратились. Пускай они грубияны, пускай не знают, кто ты есть, но зачем же так круто? — покачала головой нянюшка Ягг. — Ты что, хочешь, чтобы все вокруг на четвереньках прыгали?
Несмотря на многочисленные угрозы, матушка Ветровоск ещё никогда никого не превратила в лягушку. Она считала, что гораздо менее жестоко, зато куда приятнее и технически проще, поступить по-другому. Можно оставить обидчика человеком, но сделать так, чтобы он считал себя лягушкой. И прохожим, опять-таки, развлечение…
— А мне всегда было жаль господина Уилкинса, — сказала Маграт, мрачно сверля взглядом столешницу. — Он так жалобно ловил мух языком… Аж сердце разрывалось.
— Надо было думать, что говоришь, — парировала матушка.
— А что такого он сказал? Что ты заносчивая старая сплетница? — простодушно осведомилась нянюшка.
— Против критики я никогда не возражала, — ответила матушка. — Ты меня знаешь. Я на критику не обижаюсь. Никто не может сказать, будто я обижаюсь на критику…
— И правда не может, — подтвердила нянюшка. — Если не хочет потом пузыри пускать.
— Просто я не выношу несправедливости, — продолжала матушка. — И прекрати ухмыляться! Да и вообще, не понимаю, чего так переживать? Ну походил он пару дней лягушкой, что, беда большая?
— А госпожа Уилкинс говорит, что он до сих пор сам не свой до купания, — ввернула Маграт. — Мол, плавание теперь стало его любимым занятием.
Некоторое время стояла унылая тишина.
— Может, здешние ведьмы совсем по-другому выглядят? — безнадежно предположила Маграт. — Ну там, одеваются иначе, летают на чём-то другом…
— Ведьмы бывают только одного рода, — сказала матушка. — Нашего.
Она обвела взглядом комнату. «Конечно, — думала она, — если кто-то, допустим, не пускает сюда ведьм, так люди могут о них и не знать. Кое-кто, наверное, очень не хочет, чтобы ему мешали. Но ведь нас она пустила…»
— По крайней мере, здесь тепло и сухо… — начала было нянюшка.
Тут один из стоящих за её спиной завсегдатаев таверны, запрокинув голову, громко расхохотался и случайно плеснул ей на спину немного своего пива.
Нянюшка что-то пробормотала себе под нос.
Маграт увидела, как обидчик собрался сделать очередной глоток, поднес кружку к губам и вдруг, выпучив глаза, уставился на её содержимое.