Майкл заговорщицки шепнул мне: «Достала. Хорошо бы, чтобы Иисус сделал ее свободной».
— А что вы называете свободой? — не удержался я.
— Как что? Что хочу, то и делаю. Одно слово — свобода.
— Ну так и она делает что хочет. Значит, и она свободна?
Он задумался.
— А вы что называете свободой?
— Не я, а святые отцы учат, что истинная свобода есть свобода от греха.
Майкл ничего не ответил. Он отвернул голову и с минуту сидел молча. Затем вдруг подпрыгнул на своем кресле и на весь автобус прокричал:
— Иисус! Это круто! Быть свободным значит быть свободным от греха. Так? — Он снова повернул ко мне голову.
— Именно так. Если ты не свободен от греха, то ты его раб.
— Круто! — снова закричал он. — Иисус! Иисус Христос! Я хочу быть свободным от греха. Помоги мне!
— Да заткнись ты, — крикнули сразу несколько человек. Громче всех был голос моего недруга.
— Как я могу заткнуться, когда Сам Бог через этого человека сказал мне то, до чего я десять лет не мог додуматься, — громко произнес Майкл и восторженно посмотрел на меня. — Иисус меня услышит и поможет мне. Помог же Он мне избавиться от наркотиков!
Я спросил Майкла:
— Как это произошло?
— Я молился.
— Где? В монастыре?
— Каком монастыре? Я ходил по берегу океана и говорил: «Иисус, сделай так, чтобы я перестал быть наркоманом. Помоги мне. А я буду всегда славить Твое имя и всем рассказывать о Тебе». И Он помог. Через месяц я не мог не то что колоться, даже смотреть в ту сторону, где продают героин, не хотел.
— Просто ходил, обращался ко Христу и перестал быть наркоманом?
— Да. Но, конечно, были сложности. Несколько раз срывался, но потом каялся: говорил «прости, Иисус» и старался не принимать и не колоться. Я почти ничего не ел. Ходил и говорил с Иисусом. Никто меня не видел на берегу. Я часто плакал, как маленький. А через месяц получил просимое.
Невероятно. Я знаю, как мучительно и долго пытаются наркоманы избавиться от своей зависимости. После многих попаданий в специальные клиники почти все снова срываются. И только в нескольких монастырях удается избавить их от этой пагубы. Похоже, Майкл хорошо усвоил притчу о назойливой вдове, не оставлявшей в покое судью.
Он рассказал, как очутился на океане. Это были Гавайские острова, куда пригласил его друг Джейкоб. Тот был музыкантом. Играл в ресторанах и на дискотеках. Он видел, как погибает Майкл. А знал он его с детства. Они жили в Бостоне в одном доме. Мать Майкла была профессиональной блудницей. Она пила и принимала наркотики. Часто выгоняла маленького сына на улицу. Мать Джейкоба забирала его к себе, иногда на несколько дней. Майкл спал в одной комнате с Джейкобом. Они росли как родные братья. И когда Майкл пристрастился к наркотикам, Джейкоб стал делать все, чтобы спасти его. Было это непросто. Мать перестала пускать Майкла в дом. У нее появился постоянный любовник, который не хотел видеть ее сына. Майкл стал скитаться. Спал где придется. Ему было стыдно показываться на глаза матери Джейкоба. Он уехал в Нью-Йорк. Заработки были случайные. Работал он в основном на стройках, но часто терял работу. Боссы не терпели наркоманов. Удержаться можно было лишь на «демолишине» — сносе домов. На эту тяжелую и грязную работу набирали отпетую публику. Но вскоре он лишился и ее. И тогда он позвонил Джейкобу. Тот перебрался на Гавайи и неплохо зарабатывал. Он пригласил Майкла к себе и сказал: «Тебе поможет только Бог». И Майкл стал просить Бога о помощи. По утрам друзья вместе читали Библию и молились своими словами. По вечерам Джейкоб уходил на свою музыкальную поденщину, а Майкл шел на берег океана и до половины ночи бродил, глядя на серебряную лунную дорожку, убегавшую по темной воде до самого горизонта, и на звезды. Он просил Бога о помощи. И Бог услышал его. И помог…
Вот такую историю рассказал Майкл. Закончив ее, он долго молчал, а потом попросил меня написать имена отцов Церкви, о которых я ему рассказал, и названия их творений. Он вскоре вышел. Ехал он к матери. Она жила теперь не то в пансионате, не то в клинике для людей с психическими расстройствами.
— Я должен что-то сделать для нее. Но только Бог сможет ей помочь.
Это были его последние слова.
После того как Майкл покинул автобус, что-то произошло в салоне. На задних рядах прекратился галдеж и громкий смех. Соседи перестали разговаривать друг с другом. Стало тихо и даже как-то торжественно. Словно все разом успокоились и сосредоточились в ожидании праздника. Почти никто не спал. Прекратился храп. Тишина, правда, установилась, когда Майкл начал рассказывал свою историю. Говорил он громко, стоя на коленях в своем кресле, повернувшись ко мне лицом. Многие его слушали. Филиппинская старушка даже всплакнула.
Мой обидчик не сделал со мной обещанного. Он вышел в том самом городке, где собирался со мной разобраться, и даже, проходя мимо меня, не взглянул в мою сторону. Моя необъятная соседка пробиралась за ним по проходу боком. Спиной ко мне. Задела она всех, но никого не обвинила в том, что «до нее дотронулись».
Приблизительно через полчаса на место Майкла сел долговязый парень в яркой клетчатой рубахе. Он повернулся ко мне и объяснил, что пересел, так как хотел поговорить со мною о Боге. Он слышал нашу беседу и заключил из нее то, что я либо католик, либо православный. А поэтому он должен направить меня на путь истинный. Далее последовал долгий монолог о том, что официальная Церковь — орудие угнетения, что истины в ней нет, и нет в ней возможности развернуться простому человеку для непосредственного общения с Богом. Звучал этот незваный проповедник, как испорченный механизм: скрипучий и бередящий слух и душу. Говорил он с неприятным южным акцентом: гнусаво и очень быстро, словно боялся, что я не стану его слушать и убегу. Мне действительно захотелось убежать от него. После трогательной искренней истории Майкла я был вынужден слушать кощунственные разглагольствования об «иконном идолопоклонстве» и прочие еретические измышления. Меня хватило не надолго. Я попросил его оставить меня в покое и закрыл глаза. Мозг мой опять отказался воспринимать иностранные словеса. Я слышал скрип и бульканье вместо человеческой речи и стал быстро проваливаться в какую-то бездонную пропасть. И вдруг передо мной выросла родная громада Исаакиевского собора. А прогулочный катер, на верхней палубе которого я оказался, с громким скрежетом ударялся бортом о стенку причала… Золотой крест собора ярко сверкнул на грозовом небе…
— Мистер, мистер, посмотрите сюда.
Это был голос филиппинской старушки. Она держала меня за руку и о чем-то жалобно просила.
— Что случилось? — спросил я.
— Вот сюда посмотрите.
Она выставила в проход большую хозяйственную сумку и, расстегнув ее, показала мне содержимое: ярко раскрашенные статуэтки Девы Марии и католических святых. Она подмигнула мне: «Зря вы с ними разговариваете. Они ничего не знают о Церкви. Каждый день появляются новые религии. Ходят, проповедуют, а что проповедуют — сами не понимают. Они Богоматерь не почитают. О чем с ними говорить?»
Она достала фигурку Фатимской Божией Матери, сдула с нее пыль и протянула мне: «Какая красота!» Потом достала еще несколько статуэток.
— А вот эта, — она перешла на шепот, — это чешский святой.
Я не расслышал его имени. В руке у меня оказалась фигурка человека в современном пиджаке и с галстуком, стоящего на коленях. Говорила старушка быстро, тихо и с сильным акцентом. Я почти ничего не понял. Пока говорила громко, было понятно. Она рассказывала житие этого человека. Кажется, он пострадал от коммунистов.
На следующей получасовой остановке я зашел в буфет. Взял чай и булочку с сыром. Ко мне тут же подсел человек лет сорока — из наших пассажиров. Он ничего не взял. Вынул из сумки Библию, раскрыл, перелистал и, показывая пальцем в закрашенный желтым фломастером абзац, произнес:
— Я хотел вас спросить, как вы толкуете вот это место из пророка Аггея. А потом у меня есть еще несколько мест из пророков Наума и Софонии.
— Дорогой вы мой, — застонал я. — Можно я доем булочку? Трапеза моя не обильна. Подождите минуту.
Человек кивнул и стал стучать пальцами обеих рук по столу.
— Вы пианист?
— Нет. А что?
— Это вы играете на воображаемом пианино?
— Нет. Я всегда так делаю.
Я покончил с булочкой и предложил ему выйти.
— Нет-нет. Давайте здесь. Я не хочу говорить в автобусе.
Я вздохнул и начал объяснять ему, что не являюсь знатоком Ветхого Завета. Все пророчества относительно прихода Мессии исполнились. И теперь нужно читать Новый Завет и соблюдать заповеди. Вот и все мое богословие.
Новый знакомец стал запальчиво спорить: «Без Ветхого Завета нет Нового. Пока я не изучу Ветхий, не стану изучать Новый».
— Так вы кого проповедуете?
— Иисуса.
— Ну так и читайте книги о Нем, о воплощении Сына Божьего, Его земном служении. Как можно говорить о Христе не читая Нового Завета?
— Я читаю Евангелия. А книги Ветхого Завета глубоко изучаю и хочу узнать, как вы толкуете некоторые места.
— Тут я вам не помощник. Я не толкую того, чего не знаю.
— И я не знаю.
— Так как же вы проповедуете?
— Бог открывает мне смысл.
— Ну, тогда я вам совсем не нужен. А как вы узнаете, что это Бог говорит с вами, а не враг рода человеческого?
— Очень просто. Бог плохому не научит.
— Но дьявол и святым людям являлся в образе светлого ангела. И как раз только тем и занимался, что учил христиан оставить Новый Завет и изучать Ветхий.
Мой собеседник гневно посмотрел на меня:
— Я вам хотел открыть смысл пророчеств, а вы меня оскорбляете.
— Пророчества древних пророков исполнились, мой друг. Прошу прощения, если я вас обидел.
Я откланялся и побрел к автобусу. Неужели в Америке на каждом рейсе столько бродячих проповедников и толкователей Библии? Или это я такой везунчик?..
Так что не верьте, когда вам скажут, что американцы в Бога не веруют. Еще как веруют! У них даже на долларе написано про Бога. Только вместо простого слова «веруем» написано слово, имеющее несколько значений. Одно из которых означает финансовую операцию. Не столько веруем, сколько вкладываем. Как в банк.