Под конец Борис Семёнович заявляет, что при последней встрече (ещё до убийства) несчастный отец показался ему не особенно адекватным. Точнее, особенно неадекватным. Расшифровывать директор отказывается — косится на дверь, опять заявляя, что нарушает закон.
— Какой?
— Уголовный кодекс.
Допрос окончен, можете расходиться. Прощаюсь с директором, обещаю зайти на днях, расписаться в приказе об увольнении и забрать трудовую книжку, после чего, безработная и довольная, возвращаюсь домой. Казалось, чему тут радоваться, но настроение улучшается с каждым шагом. Как будто у меня вдруг прошёл длительный насморк, во время которого я почти забыла, что значит нормально дышать, как будто весь день горбатилась на ниве генеральной уборки, а теперь прилегла на диван, как будто сбросила со спины какой-то тяжёлый груз. Как странно. Пытаюсь анализировать своё состояние, даже слегка замедляю шаг — и вдруг осеняет.
Я знаю, где Гамлет!..
Торопливо раскрываю мешок, заменяющий дамскую сумочку (а ведь успешно заменяет — вещи теряются только так). Нашариваю старенький телефон, нажимаю кнопочку вызова, долгое время слушаю гудки и наконец…
— Алло, Марина? Что-то случилось?
— Здравствуйте, Фёдор Иванович! — большинство знакомых начинают с банального «как дела», но я экономлю деньги на телефоне и сразу перехожу к делу. — Вы знаете, где Гамлет?
— Кто?
Похоже, следак на работе. Надеюсь, что я не сильно его отвлекаю.
— Гамлет. Это скелет, которого мы нашли на даче, там ещё был номер, и вообще…
— Я понял. Это вещественное доказательство, мы направили его на экспертизу. Мало ли что…
— Понятно.
В его голосе вселенская печаль трёх поколений ментов, перемешанная с какой-то жертвенной решимостью. Примерно с такими же чувствами я бегу разменять последнюю сотню, чтобы подать бедной бабушке из подземного перехода.
— Не беспокойтесь, скелет в надёжном месте. Он никуда не исчезнет. Если хотите, могу свозить, показать…
— Ой, Фёдор Иванович… — надеюсь, что он не слышит, какая дурацкая улыбка расползается на моём лице. — Нет, нет… спасибо…
— Пожалуйста… с вами всё в порядке?
Конечно, в порядке! Лучше не бывает.
Теперь. Я. Знаю. Где. Гамлет.
И важно не столько его точное положение в пространстве, сколько то, что он уже никуда не денется и никто не сможет обвинить меня в его краже.
Главное, не озвучить причину радости, а то сочтут ненормальной — а мне только психушки и не хватало.
Так сказать, для комплекта.
— Спасибо, Фёдор Иванович! Всё просто отлично! Спасибо! — щебечу я, а Хучик молчит. Переваривает, видать — или занят. Кто их, следаков, знает. — Ой, я побежала! До встречи!
— Нет, с вами точно всё нормально?
Какие всё же у нас подозрительные менты!
— Нормально, нормально, спасибо!.. — и отключаюсь. Как здорово!..
Добегаю до дома за пятнадцать минут и… улыбка мгновенно сползает с лица, стоит мне разглядеть небритое, в кое-то веке не дышащее перегаром «тело» бывшего мужа, Петьки.
Петька нарезает круги в районе подъезда. Сухо киваю ему в знак приветствия и торопливо ныряю в подъезд, но эта зараза бросается следом и топочет по лестнице, бормоча:
— Э-э… ну-у… эта…
— Слушай, давай поконкретней?
Бывший муж недовольно супит белёсые брови и начинает пространную речь.
Ну… если отбросить эпитеты вроде «путана, в отсутствие мужа удовлетворяющая весь подъезд независимо от пола и возраста», «тупое ленивое существо», «овечка с кучей заскоков» и т. д. (в его исполнении все короче и нецензурней), то он предлагает начать всё заново. Пока мужик формулирует речь, я открываю дверь и напряженно замираю в дверном проёме. По счастью, он не рискует врываться силой — надеется на мирное урегулирование конфликта. Ну и пускай. Перебьётся — я как-то не собираюсь бросаться ему на шею.
Минут через восемь, сообразив, что я пропускаю его реплики мимо ушей, Петька начинает гнусить:
— Это ты во всём виновата, если бы ты не села в тюрьму, я стал бы учителем, инженером, приличным человеком, я и пить-то начал из-за тебя, я же люблю тебя, дура, а тебе наплевать, уголовница…
Стал бы он инженером — ну да, конечно. Раньше я этого как-то не замечала, но если начать вспоминать… у мужа уже тогда имелись неплохие алкоголические задатки.
Сначала он выпивал по праздникам, потом начал «заливать за воротник» по выходным, а после того, как я села в тюрьму, получил замечательный повод для того, чтобы бражничать и в рабочие дни. Что и делает до сих пор, не забывая периодически напоминать о том, что превратился в законченного алкаша исключительно из-за меня. И раньше эта фраза прекрасно срабатывала. Но теперь… теперь я закрываю глаза и с удовольствием убеждаюсь, что больше не слышу противного голоса совести.
— Послушай, я… я не виновата, что села в тюрьму. Ты помнишь, кто такой Валентин Данилов?
Петька распахивает глаза, удивлённый неожиданным переходом (ещё бы, обычно я сразу же замолкала):
— Ну… типа слышал.
— Так вот, я села в тюрьму из-за него. Гадкий физик меня подставил!.. украл скелет, подбросил мне череп и… в общем, скотина.
Перевожу взгляд на бывшего мужа — тот напряжённо разглядывает меня и зачем-то шевелит нижней челюстью: туда-сюда, туда-сюда. Я делаю крошечный шаг вперёд и оказываюсь совсем рядом — настолько, что ощущаю «аромат» его нечищеных зубов. И это довольно странно — обычно от бывшего мужа воняет перегаром или так называемым «свежаком».
Вглядевшись в его припухшие глазки, шагаю назад и хватаюсь за дверь:
— Это физик меня подставил. Это он во всём виноват! Вот с ним и живи!..
Бывший муж пытается что-то сказать, но я залетаю в квартиру, и, нервно хихикая, поворачиваю замок. Потом прислоняюсь к двери и вполголоса объясняю, что мы с давно развелись, и я не хочу терпеть его у себя. А если он хочет эксплуатировать чье-нибудь чувство вины, пускай направляется к тому, кто действительно виноват.
Петька, конечно, не слушает — орёт на меня трёхэтажным матом и даже пытается угрожать.
Ну и пускай поорёт. Терпеть эти вопли из-за двери намного приятней, чем «наслаждаться» присутствием бывшего мужа, так сказать «во плоти».
14
Замечено: после сильного стресса во мне просыпается демон, который обожает делать уборку. Причём работает это избирательно — в основном после стресса, вызванного общением с бывшим мужем (когда я нахожу трупы, мыть пол и раскладывать вещи в шкафу по линеечке почему-то не хочется).
Вчера меня снова накрыло. Я только спровадила разъярённого бывшего мужа, покормила голодную кошку и прилегла отдохнуть, как в уставшую тушку вселился демон трудолюбивого мазохизма, который заставил схватить мокрую тряпку и надраивать и без того не самую грязную квартиру примерно до часу ночи. Маркизка наблюдала со шкафа с самым скептическим выражением морды, но слезть почему-то не пыталась. Любимая хозяйка её, очевидно, нервировала.
Закончив с уборкой, я упала на кровать и взяла в руки недочитанного Честертона. Конечно, я знаю рассказы про отца Брауна практически наизусть, но это ничуть не мешает освежать их в памяти часов этак до трёх.
С утра развлекаюсь тем, что пытаюсь найти работу (шесть потенциальных работодателей отказывают сразу, ещё трое обещают перезвонить), а ближе к пяти развиваю бурную деятельность. Сегодня мне нужно подобраться к родителям погибшего школьника и осторожно так выяснить, не замечали ли они в последнее время ничего подозрительного. Правда, директор тонко намекнул, что они и сами по себе несколько странные, так что могли и не замечать.
Опять же, со слов дорогого директора, Лариса и Ярослав Костылёвы едва ли начнут откровенничать с безработной уборщицей. Подозреваю, что амплуа престарелой путанобомжихи здесь тоже не подойдёт.
Обдумав возможные варианты, я принимаю решение назваться учительницей. Правда, тут тоже придётся маскироваться, потому как в своей нормальной жизни я на учительницу совсем не похожа. Но чего уж не сделаешь ради трупов.
В смысле, ради расследования.
Так что я долго роюсь в шкафу, разгребая горы старого хлама, и выбираю самое строгое платье: удручающе серое и удручающе трикотажное. Распускаю волосы, недолго любуюсь на них в зеркало (надеюсь, на этот раз их мышиный цвет сослужит хорошую службу) и убираю в высокий пучок. После чего извлекаю из закромов немного поношенные, но все ещё симпатичные сапоги на устойчивом каблуке и направляюсь в гости к соседке.
Та обливает меня духами с запахом ландышей, и, зафиксировав у стены, чтобы не дёргалась, рисует на веках стервозные стрелки.
— Эй, эй, полегче! Не надо так густо! Белки же почти не видны! Уф… Всё, спасибо!
Соседка немного подкрашивает меня тенями (а что, красиво и не слишком навязчиво, но каждый день так намазываться — нет, спасибо) и начинает допрос в стиле гестапо.
Куда собралась?
На встречу.
Конкретней.
С мужчиной.
Ещё конкретней!
С одним не очень молодым, но привлекательным мужчиной, который пока не проявляет ко мне интерес, но, надеюсь, начнёт проявлять! (Ого, как задвинула! О том, что у Костылёва есть жена, предпочитаю временно умолчать).
Соседка жаждет подробностей, я обещаю забавный рассказ на вечер и долго выпрашиваю её любимое клетчатое пальто. То самое, которое она не носит уже полтора года по причине несоответствия габаритов. Женщина мгновенно преисполняется надежд пристроить в надёжные руки свой старый хлам (знаете, классика — выкинуть жалко, а пользоваться стыдно), поэтому большую часть времени я трачу на то, чтобы объяснить дружелюбной соседке, что мне не нужно дарить эту вещь, поношу один день и верну.
Обильно и многословно благодарю соседку за макияж и маникюр (ах да: ещё мы красили ногти прозрачным лаком и провоняли всю кухню), после чего возвращаюсь к себе и долго верчусь у зеркала, настраиваясь на новый образ.
Зовите меня официально — «Марина Васильевна», сегодня я буду учительницей. Но я не молоденькая разгильдяйка в короткой юбке, а старомодная дама. Точнее, я динозавр, оставшийся с советских времён. Строгий и чопорный, как анг