После третьего глотка голова начинает слегка кружиться, и сразу же вспоминается, что я не закусываю, и что на непривыкший к алкоголю организм водка действует сильнее. А если с учётом недолеченой простуды — ещё сильнее. Типа одно лезвие бреет чисто, второе — ещё чище. Боюсь, совсем скоро я буду находиться в нетранспортабельном состоянии, и Катерине придётся самостоятельно вливать омерзительное пойло в мою бессознательную тушку.
Пока это не произошло, хотелось бы уточнить пару моментов. Бывает, у преступников появляется желание обсудить свои кровавые преступления, а несчастная жертва успевает сбежать… или к жертве успевают приехать менты.
В любом случае мне не помешает притвориться пьянее, чем есть на самом деле — может, экс-подруга расслабится и… см. выше.
— Слышь, Кать! Может, расскажешь, из каких соображений ты всех поубивала?…
Вот оно, тлетворное влияние этилового спирта! Простая фраза «из каких соображений» уже даётся с трудом и почему-то вызывает у Катьки легкий ступор:
— Кого?.. — от неожиданности маньяческая подруга опускает руку с ножом. Тут-то бы и воспользоваться моментом, но я, как и водится в истории, торможу и вместо того, чтобы изображать Джеймса Бонда, начинаю послушно перечислять Катькиных жертв.
— Всех: Дениса Костылёва, его сестру, бедного дворника Павлыча, Гальку, потом Ярослава Костылёва, хотя говорят, что он застрелился, потом физика и меня, правда, ещё не совсем…
С каждым именем Катькины глазки все больше расширяются:
— Рехнулась?! Я не мясник!..
Торопливо собираю в кучку разбегающиеся мозги:
— Ладно, допустим, что деток прикончил сам Костылёв. Но дворник и Галька точно на тебе!..
— Я. Не. Убивала. Дворника, — чеканит бывшая подруга и снова суёт мне бутылку.
Глотаю, отфыркиваюсь, вытираю выступившие слёзы и снова гну свою линию. Бывших уборщиц просто так не заткнуть! Особенно когда они уже слегка пьяные…
— Но Галька-то на тебе! Не отпирайся!.. её могла убить только ты! Галька заметила, что Костылёв бродит по школе, и позвонила ему из учительской! Потом она написала тебе записку, чтобы ты задержалась после уроков, и поделилась своими подозрениями. Но к тому времени тебе уже позвонил Костылёв, и ты запаслась сердечным средством. Подсыпала его в Галькину чашку, подождала, пока бедняга выпьет, и ушла по каким-то делам! Мы гадали, почему дверь оказалась закрыта на щеколду — наверно, именно ты и велела Гале её закрыть! Я, мол, сейчас отойду, а ты посиди. Менты рассказали, что эта сердечная гадость очень быстрого… ммм… действия. Думаю, ты дождалась, когда Гальке станет плохо, выключила свет на щитке и ушла…
Бледная Катька залепляет мне новую пощёчину — наверно, её стоит расценивать как признание?
От этой мысли становится весело, и я начинаю тихонько хихикать.
— Ты ничего не курила? — мрачно вопрошает экс-подруга. — Давай, ещё два глоточка, и я от тебя отстану.
А, впрочем, почему бы и нет? Помирать, так с музыкой! ещё никогда не загибалась от алкогольного отравления. Катька, конечно, надеется на отек Квинке… хрен ей, а не отёк. Перебьётся.
Храбро подношу бутылку к губам, мимоходом отмечая, что координация движений уже не та. То есть я и раньше не отличалась газельной… газелиной… в общем, грацией газели, а тут вообще чуть не уронила злополучную бутыль.
— Держи прямо, пьянь, — бухтит Катька, и от этой фразы становится жутко обидно. Вообще-то я не брала в рот ничего алкогольного больше двадцати лет, да и до этого не особо бухала. Если бы не «подружка» с ножом наперевес, я бы ещё с полсотни лет не пила. А она: пьянь. Обидно.
Ловлю себя на низком, мелочном желании вцепиться Катьке в волосы. Хм… Стоит ли отказывать себе в такой малости, если я имею все шансы поймать в живот нож, когда Катька поймёт, что я не планирую задыхаться после водяры?..
Увы. Мне не удаётся реализовать сие благородное намерение — звонит телефон. Катька берёт аппарат в руки и демонически шипит:
— Он перезванивает!.. Кстати, кто это? Подписан как «Мопсик»!
— Мой кавалер!
На самом деле это свежепереименованный Хучик, но Катьке лучше об этом не знать. Может, она разрешит взять трубку и сказать ему пару слов. А то кавалеры, они народ приставучий, если просто сбросить вызов, могут и не отстать. Или приехать, если решат, что с «прекрасной дамой» в лице экс-уборщицы что-то случилось.
Катерина явно думает так же. Она приставляет нож к моей шее:
— Бери трубку и без глупостей!
О как! «Без глупостей!». Очень хочется попросить её убавить градус пафоса — в конце концов, тварь я дрожащая или право имею?.. Право, чтобы меня убили без идиотских мелодрам.
Хотя сейчас явно не время качать права, моя психанутая подружка не в настроении дискутировать по поводу прав и свобод жертв кровавых преступлений. Свободной рукой она нажимает на зелёную кнопочку, даёт мне телефон и кивает.
— Д-добрый вечер, милый, — торопливо говорю я.
— Добрый день, Марина. Звонили? — с некоторым удивлением вопрошает Хучик. Очень хочется плюнуть на Катьку и завопить, что мне нужна помощь, но тупой нож у горла как-то не вдохновляет. Придётся импровизировать.
— Нет, дорогой, я случайно тебя набрала. Не волнуйся. Всё в порядке.
— Точно в порядке?.. Мне кажется, у вас что-то с голосом, — бубнит мент.
А мне вот кажется, что у него что-то с мозгами. Подумал бы головой, с какой это стати мне ему «тыкать»?! Если я два с лишним месяца торжественно именовала его «Фёдор Иванович», а сейчас неожиданно перешла на «милый» и «дорогой», значит, дело нечисто!
И всё-таки хорошо, что Катька не знает о моих взаимоотношениях с этим типом. К тому же она обожает сопливые романы (что книжные, что сериальные) и до сих пор грезит о настоящей любви. Так что мои «муси-пуси» едва ли её насторожат…
— Нет-нет, любимый, всё… хорошо. Приезжать… не нужно. Целую, — и я героически чмокаю трубку. Катька закатывает глаза, но молчит, а до Хучика наконец-то доходит.
— Так, Марина, если вам нужна помощь, скажите «котик», — торопливо произносит мент, после чего уточняет. — В любом контексте. Положите трубку, если вы дома, а если нет — тяните время, попробуем отследить звонок.
Оглядываюсь на Катьку — она могла расслышать его бормотание (гудок же в кармане расслышала!). Но нет, экс-подруга сидит и сверлит меня глазами, как ни в чём не бывало.
— Ладно, кот…ик!.. до встречи!
Увы, последняя фраза немного смазывается из-за икания. Наверно, это флюиды гадкой Катьки.
— Чего так долго? — бухтит она, опуская руку.
Трагически пожимаю плечами:
— Прощалась. А… вдруг я больше его… ик!.. никогда… не увижу?..
В глазах Катьки на мгновение загорается огонёк сочувствия. Какие-то доли секунды она колеблется… потом справляется с приступом милосердия, бормочет про то, что «вдруг» в моём случае неуместно и снова тычет в зубы бутылку.
— Пей.
Делаю глоток, затем — ещё, и ещё. Реальность постепенно скатывается в большой серый ком — даже не в ком, а в моток фотоплёнки. Перед глазами всплывают отдельные кадры. Кажется…
Кажется, я таки реализую свою «мечту века» и хватаю Катьку за волосы. При этом я вроде бы даже ору, почему она, сволочь, прибила Костылёва до того, как я успела его допросить. Подруга не знает, что возразить, и бьёт меня в нос. С размаху. Рукой с зажатым ножом. По счастью, мне прилетает той стороной, где кулак. Хотя… если учесть уровень тупизны лезвия, там особо не критично.
Кажется, у меня идёт носом кровь, и от этого мне очень весело. Ору про «Кровавую Мэри» и предлагаю Катьке выпить на брудершафт. Вовремя вспоминаю, что не из чего, так как водку из кружек не пьют, а единственная не разбитая рюмка из подаренного на свадьбу набора благополучно перекочевала к бывшему мужу.
Кажется, после этого я начинаю плакаться Катьке на горести жизни с алкоголиком, перечислять эпические подробности нашего с ним развода, хвастаюсь шрамом от вилки, а под конец начинаю рассказывать о вчерашнем столкновении Петьки и Хучика.
Кажется, при этом я называю Хучика Хучиком. Вслух.
Кажется, Катька не понимает, кто это, и я пытаюсь ей объяснить.
Кажется, мои объяснения никуда не годятся, благо я прерываю их на самом интересном месте и предлагаю выпить за родную полицию, которая нас бережёт.
Кажется, Катька не хочет за это пить.
Кажется, я возмущаюсь до глубины души и заявляю, что если не пить за ментов, то они могут прийти и сами за себя выпить. И вообще они очень милые, дружелюбные и заботливые, довозят уборщиц до дома и кормят бомжатиной.
Кажется, Катька не совсем правильно понимает слово «бомжатина».
Кажется, Катьке мерещится звук открывающейся двери. Возникает подозрение, что экс-подруга таки ухитрилась выпить, причём неслабо (хотя я не представляю, когда). Она, естественно, отрицает, ну да кто признается!
Кажется, я начинаю терять равновесие (особенно интересно делать это, когда сидишь). Параллельно Катька теряет терпение, хватает меня за шиворот и грозно вопрошает, сколько ещё нужно водки, чтобы я начала задыхаться от аллергии.
Кажется, я безуспешно пытаюсь ответить. Язык лениво ворочается во рту, и вместо «Тебе что, жалко?» выходит какой-то невнятный бубнёж.
Кажется, к нам на кухню заваливаются менты. Вяжут руки Катьке и заявляют, что та арестована по подозрению в убийстве Ярослава Костылёва и покушении на убийство меня. Впрочем, я сама это не вижу, так как безуспешно пытаюсь оторвать физиономию от столешницы.
Кажется, менты спрашивают у Катьки, зачем ей потребовалось вливать в меня водку, и та, вся на нервах, сдает свой «гениальный» план.
Кажется, я вижу мрачного, недовольного Хучика, который отправляет меня на промывание желудка (второй раз за неделю!) и нервно, очень нервно говорит кому-то, что у меня аллергия на этанол, и я вот-вот начну задыхаться. После чего ласково поясняет, что именно и в какой последовательности он оторвёт у врачей, если я вдруг умру.
Кажется, я наконец отлепляю голову от стола и объясняю Хучику, что на самом деле у меня нет никакой аллергии. Просто обычно я вру про неё тем знакомым, которые не в состоянии понять, что здоровый человек может просто не хотеть пить. В моём окружении таковых, к сожалению, большинство.