– Ты кто такая, пигалица, чтобы нас ратниками пугать? – хмыкнул Годислав, поглаживая косарем загривок бессильно обвисшего в двух петлях крупного волчары.
– Я хозяйка леса!
– Хозяева леса ныне спят, – покачал головой Олег.
– Я хозяйка! – Девчонка, чуть отдышавшись, скинула зипун, протянула руки в сторону двух трухлявых пней. Уже через мгновение те закачались, крякнули, поднялись на корнях и, переваливаясь с боку на бок, роняя с макушек снег, размахивая толстыми сучьями, двинулись к людям.
Боярин громко сглотнул, уронил нож и, схватившись за меч, попятился. Холоп же просто драпанул к саням и заполз под одни из них.
– Ерунда, обычный морок. – Олег зачерпнул горсть снега, слепил снежок и запустил в ближний из оживших пней. Белый комок с четким хлопком о кору разлетелся в пыль. Ведун пожал плечами: – Значит, хороший морок. Зимой ни одна нежить не оживает. Всего этого – нет.
– Как порвут в клочья, тогда узнаешь! – выкрикнула пигалица. – Отпусти моих друзей!
– Так прямо и порвут? – Середин, переступая через полузадохнувшихся в петлях зверей, зашагал пням навстречу. По спине пополз неприятный холодок, колени отозвались предательской слабостью – но ведун точно знал, что зимой даже самая сильная ведьма не способна поднять для схватки никакой мертвечины. Морок же, как бы страшен ни был, реального вреда причинить не способен.
Пень заревел страшным голосом, взмахнул сучьями, отчего в животе что-то екнуло и... Ничего не произошло. Наоборот – это уже ведун, сильно толкнувшись, кинулся к девице, от которой его отделяло меньше десяти шагов. Но тут от дороги ему навстречу широкими прыжками помчалась крупная волчица. Олег рванул саблю – волчица отвернула в сторону, но и девчонка уже исчезла со своего места.
– Сказываю, есть у меня кому вас порвать, – послышался ее голос от ельника. – Отпустите друзей и братьев моих, иначе изведу вусмерть.
– Эти братишки нас намедни едва не задрали, – потянулся Олег и поменял оружие с сабли на нож. – Спускай с них шкуры, мужики. Время идет.
– Не смейте!!! – взвизгнула пигалица.
– А чего ты нам сделаешь, дура? – хмыкнул Середин. – Мы твоих мороков не боимся.
Правда, Мичура, все еще лежавший под санями и бледный, как снег вокруг, и боярин Годислав его уверенности пока не разделяли и к волкам не шли.
– Стойте! – присев возле одного зверя, обняла его пигалица. – Не троньте их, и я вас тоже выпущу.
– Откуда?
– Нечто не поняли, что по кругу ходите? – ткнулась носом в волчий загривок «хозяйка леса». – Отпустите моих – я отпущу вас. Целыми, вместе с лошадьми.
– Еще чего, – покачал головой Середин. – Если их пожалеть, они потом других путников порвут. Потом еще и еще... Кажется, теперь я понимаю, отчего тракт этот ныне непроезжим считается. Нет, ведьма, не будет по-твоему. Истреблю я всех твоих серых и тебя тоже. И из круга твоего выберемся, не впервой.
– Миром договориться завсегда лучше... – вдруг издал жалобный возглас холоп. – Почто кровью землю кропить? Нарубились уже.
– Пусть пообещает, что трогать никого не станет, и ладно, – неожиданно поддержал Мичуру боярин. – Ребенок же она совсем. Глупость сделала.
– Эта «глупость» уже немало кому живота стоила, – ответил Олег. – А ну, признайся, ведьма, сколько прохожих уже извела?
– Стае нужно есть, – без малейших признаков раскаяния ответила пигалица. – Люди в лесу чужие – коли сгинут, вреда не случится. С каждой лошади мы целый день сыты бываем.
– Слыхал, дружище? – глянул на Годислава Олег. – Думаешь, ее можно оставлять?
– Мы к чародейским битвам непривычны, господин, – взмолился из-под телеги холоп. – Отпусти нас ради Триглавы! Сделай милость... Без нас решай...
– Коли хоть кого из друзей моих тронете – изведу, – почуяла слабину в рядах противника ведьма. – Пожалеете – и я вас пощажу. Выпущу в целости. И лошадей не трону.
– Она лжет, Годислав, – обратился к боярину Середин. – Ведьмам верить нельзя. Отпустим зверей – на нас же их и натравит.
– Кровью клянусь! – вытянула руку девочка. – Землей и Ярилом. Вы не тронете – и я вас не трону.
– Я четыре года воевал, дружище, – глядя то на Олега, то на застывшие пни, ответил Годислав. – Но то с людьми... Здесь же голым и глупым себя чувствую. Не нужно крови. Давай миром решим.
– Вот тебе и ква... – Середин прикусил губу. Он чувствовал себя обязанным избавить Тверской тракт от появившейся напасти. Но... Но он не мог за шиворот тащить в драку своих попутчиков. И теперь уже не был уверен в их поддержке.
– Думай быстрее, чужак! – поторопила его пигалица. – Коли кто из братьев задохнется, мстить стану, не будет уговора!
– Дай прядь своих волос! – вытянул руку Олег. – Если ты обманешь, по ним я наведу порчу и сживу тебя со свету.
– Этого нельзя! – вскинула руку к голове девочка. – Я не хочу оказаться в твоей власти, чужак.
– Я не верю тебе, ты не веришь мне. Дай прядь, и мы окажемся в равном положении.
– Нет! Ты можешь навести по волосам порчу в любой момент, даже когда вы уедете.
– А ты можешь обмануть нас и никуда не отпустить. Я не пойду на уговор, пока не получу волос. Думай быстрее, десятки твоих братьев задыхаются в петле. Если они умрут из-за твоего упрямства, виновата в этом будешь ты.
– Я не верю тебе!
– Ну и что? Твоя судьба – в обмен на жизнь волков. Я не дам освободить их из петель, пока не получу волос. А этого не сможет сделать никто, кроме тебя. Без человеческих рук ничего не сделать.
– Ты лжешь! Ты хочешь получить надо мной власть.
– Они задыхаются! – Олег приподнял за загривок ближнего зверя, окончательно обмякшего за проведенные в ловушке часы.
– Ты хочешь моей смерти! Я не могу доверить тебе часть своей плоти.
– Да, я хочу твоей смерти, – согласился ведун. – Ты несешь гибель каждому, ступившему на этот тракт и должна быть уничтожена. Но сперва я провожу этих людей до их дома, и только потом вернусь за тобой. Если ты не обманешь, я не стану использовать твою плоть для причинения вреда. Нас ждет долгий путь. Ты вполне успеешь скрыться, и я не стану тебя искать или преследовать.
– Я не собираюсь бросать родного леса! – гордо вскинулась пигалица.
– Твой выбор, – пожал плечами Середин. – Но все равно дай мне прядь своих волос. Или я не дам тебе спасти твою стаю. Мне даже не понадобится их резать. К вечеру все они сдохнут сами. А многие испустят дух куда раньше. Этот, например, почти готов. Ребра не двигаются, пульса нет. Он не дышит. Если немедленно не срезать петлю с горла...
– Будь ты проклят, чужак! – Прямо через лагерь девочка прошла к нему, перепрыгнув сани, под которыми сидел холоп и обогнув костер. Пятерней чесанула по волосам, отделила прядь. – Срежь петлю, и ты получишь волосы!
– Быть посему. – Одержав победу в споре, ведун не стал цепляться к мелочам. Он сам кончиком косаря нажал на толстую прядь мочала, а когда она лопнула, ухватил волосы пигалицы и быстрым движением ножа отсек себе довольно толстый пучок.
– Доволен? Убирайся! – Девочка отвернулась и принялась торопливо отпускать и стаскивать петли с шеи волков. Работы у нее было изрядно, и ведун напомнил:
– Не забудь снять свое заклинание.
– Его уже нет, убирайтесь! – зло прошипела юная ведьма. – Видеть вас не хочу!
– Это хорошо, – тихонько буркнул Середин и побежал к стоянке, на ходу пряча добычу за пазуху: – Запрягайте! Скорее, мы уезжаем!
Он сильно опасался, что, освободив зверей, ведьма попытается как-то отомстить путникам. Чем дальше они окажутся к тому моменту, когда последняя петля будет снята с шеи последнего волка – тем лучше. Однако то ли девчонка оказалась честной, то ли хлопоты с силками заняли у нее слишком много времени, но путники больше не натыкались на пень с проросшей березой ни через два часа, ни через три, ни к полудню, ни даже к позднему вечеру. Разумеется, опасения оставались, а потому ночевали они, составив сани полукругом возле непролазного завала из десятка обмерзших деревьев, одетые в доспехи, развесив вокруг мочальные петли и сменяясь на дежурстве у постоянно горящего костра.
Утром выяснилось, что петли были повешены не зря: в одну попалась крупная мохнатая росомаха, в другую – тощий заяц, видимо ею и вспугнутый. По понятным причина путники не стали задерживаться – нежданная добыча была брошена на сани, и маленький обоз покатился дальше, чтобы в темноте остановиться на берегу реки, наст которой был изрыт копытами и исчерчен полозьями саней.
– Тверца, – с видимым облегчением заявил Годислав. – Кажется, добрались.
Тем не менее всю ночь они, сменяя друг друга, несли дежурство возле костра, укладываясь спать в полном ратном доспехе.
До Твери путники добрались к середине следующего дня. Впрочем, это селение еще не обрело своего названия. Оно появится только через пару веков, когда для защиты здешних мест будет поставлена первая прочная крепость. Пока же на берегах реки раскинулось множество примыкающих друг к другу селений, каждое из которых имело выпирающие далеко в реку причалы, на высоких берегах стояли амбары, на низких – просто навесы с дранкой. Дома здесь отличались богатством: стояли сплошь на каменных подклетях и почти все «по-белому» дымили печными трубами. Жители тоже ходили отнюдь не в рванье – мужики красовались в тулупах, зипунах и даже в украшенных вошвами кафтанах. Женщины удивляли количеством юбок, а также платков, накинутых на голову и на плечи поверх душегреек.
Проехав с полверсты через эту роскошь, Олег повернулся к попутчику:
– А что, боярин, верно, в таком месте и постоялые дворы должны иметься?
– Есть, конечно, как не быть? – пожал плечами боярин. – Я вот тоже так мыслю: не попариться ли нам в баньке? Почитай, неделю одежи не снимали.
– Так давай завернем? Мне тоже броню скинуть ох как хочется, да на полке отогреться.
– Купец Митровин двор хороший недалече держит. Чисто у него завсегда, кормят хорошо и серебра много не просят.
– Ну так показывай!
Только после того, как путники скинули броню, от души пропарились в бане с можжевеловыми вениками, поели наваристых щей и вдосталь отоспались на мягких перинах, к ним пришло ощущение, что колдовская напасть с ведьмиными волками осталась позади. От Твери путники двинулись опять налегке: без доспехов, сложив щиты и луки на сани, оставив из оружия только по мечу на поясе. Ведун, разумеется, сохранил в поясной сумке кистень – но он настолько свыкся с этим оружием, что просто не замечал его тяжести.