– Здесь лес дешевле, путник, и куда лучше булгарского, – похвастался своей сметкой купец. – Шушенские мастера, опять же, большой платы не просят, а корабли шьют на совесть. Вот и выходит, что здешний товар супротив нашего чуть не вдвое дешевле выходит. Опять же, я по пути домой здесь масла льняного закуплю, каковое кузнецы наши чуть не по бочке в день изводят, пеньки для набивки, бердо и нитченки[124] для станков ткацких. Опять же, на Шоше меха для Углича беру, в Угличе их на иглы и серебро выменяю, серебро в Костроме на масло меняю. Плюс еще с попутчиков прибыток небольшой имеется. Пока до места доберусь, глядишь, ан еще полцены отбилось. Так отчего и не съездить в земли русские при таких раскладах?
– Понятно. Выходит, опять мне в Углич возвращаться? Прямо заколдованный город. Куда ни отправлюсь, всегда в нем в конце оказываюсь.
– Извини, на ладье оставить не смогу. Сам видишь, не просто так к причалам встаю, люди работают. Раз боги определили тебе для жизни сию твердыню – смирись и исполни их волю.
– Я лучше попробую договориться…
Не успел ведун закончить фразу, как его внезапно вырвал из мира уже знакомый водоворот заклятия, и он оказался привязанным к креслу, да еще и с полиэтиленовым пакетом на голове. От удушья в глазах уже кружили радужные искорки, в висках с грохотом барабана стучал пульс. Олег ничуть не удивился, увидев перед собой настойчивую, как камнепад, Роксалану, протянувшую руки к его горлу.
– Привет, Олежка, – кивнула девушка. – Давай поговорим. Я хочу знать, как мне попасть к тебе. Говори!
Под пакет проникла струя свежего воздуха, ведун с наслаждением сделал пару глубоких вдохов, качнул головой:
– Это невозможно!
– Ты же смог! У меня есть хорошая ведьма, она поможет…
Еще пара глубоких вдохов почти выпустили Середина из чужого тела, но тут же возник новый приступ удушья, и Олег опять увидел перед собой целеустремленную миллионершу:
– Олежка, как мне тебя найти?
Она разжала пальцы на его горле, давая возможность ответить.
– Никак. Но я дам тебе золото… – Ведун торопливо рассказал о том, как найти зарытый им на берегу Волги клад, и вскоре пришел в себя на горячих толстых досках причала.
– Ну как, договорился? – насмешливо поинтересовался татарин.
– Надеюсь, что да, – присев и опершись на руку, ответил ведун. – Ты не поверишь, но я от них откупился.
– От богов? Они всесильны! Что им твои подачки?
– Подачка с сюрпризом, – подмигнул ему Олег. – Надеюсь, хотя бы до зимы им станет не до меня. Так что утром жди, такого шанса упускать нельзя.
На рассвете на булгарскую ладью набралось не менее полусотни попутчиков, в большинстве – женщин с детьми. Видимо, татарин говорил правду: неуправляемые баржи считались на Волге безопаснее прочих кораблей. Посему и садились на них в основном те, кто сам себя защитить не мог. Олег и Сирень нашли себе свободное место между крышками трюмов, разложили мешки, отмечая место, и ведун стал с интересом ждать часа отплытия, желая понять, как булгары намерены управляться с этакой махиной.
Однако все оказалось куда проще, нежели он ожидал. Сперва четверо корабельщиков шестами отпихнулись от берега, затем быстро заняли места на носу и корме судна, просунув в веревочные петли длинные гребные весла. А дальше все пошло по вполне понятному принципу: если ладье требовалось повернуть, например, на излучине – кормовые загребали в одну сторону, носовые в другую. Если надо было сместиться ближе к берегу или, наоборот, на стремнину – они гребли в одном направлении. Гигантская баржа подчинялась медленно, лениво, неуклюже, но ведь на ней никто никуда и не торопился. Скорость небольшая, река широкая. Всегда можно успеть обойти препятствие или сделать величавый пологий разворот вместе с текущей водой.
Ближе к сумеркам корабельщики перед одной из отмелей вытянули весла, схватились за шесты, быстро затормозились, выбросили за борт якорь и предложили всем устраиваться на ночлег. На рассвете выбрали якорь и покатились вниз по течению дальше, чтобы новым вечером остановиться у причалов многолюдного города Углича.
– На два дня придется здесь задержаться! – объявил пассажирам татарин. – Через два дня утром приходите, и до Костромы задержек более ужо не будет.
– Коли так, Сирень, айда на постоялый двор, к Селивановскому ручью, – позвал ведьму Олег. – Нам там в прошлый раз вроде как понравилось. К тому же по баньке я давно соскучился.
В город они не пошли, чтобы не платить пошлину, обогнули крепость по берегу, стали подниматься на взгорок за Угличем – как вдруг, возле одного из причалов, Сирень закрутила головой, резко повернула в пахнущий рыбой проулок. За ним юркнула на улицу, по сторонам которой слышался легкий перезвон работающих серебреников, остановилась у огороженного тыном незнакомого постоялого двора. Немного постояла, двинулась дальше. Снова остановилась.
– Ты чего? – спросил Олег.
– Знакомого встретила… – развернулась девочка.
– Так нет никого на улице!
– Запах его… Подожди…
Она пошла назад, прямо на ходу растворяясь в легком зыбком мареве. Ученики у двуногой волчицы, как ни крути, были самыми что ни на есть наилучшими. Мороки она умела ставить такие, что сами боги обзавидуются. Середину для этого требовалось заговоры нашептывать, травки рассыпать. Да и то получалось, по большей части, видят – не видят. А эта воспитанница леших и берегинь облик меняла походя, без единого звука, да еще и прописывала каждую черточку так, словно по финифти рисовала. А уж если исчезала, то ни одна собака не чуяла.
Открылась и закрылась калитка постоялого двора – ведуну осталось только смириться со своевольством пленницы и отойти к забору соседнего дома, делая вид, что он тут совершенно ни при чем.
Прошло около четверти часа, прежде чем на улицу вылетел чубатый паренек лет семнадцати, в рубахе и портах, но босой и неопоясанный, заметался из стороны в сторону:
– Любава!!! Любава, ты где?! Любава-а-а!!!
– Родомир, что с тобой?! – выбежал следом упитанный розовощекий седовласый старикан с растрепанной бородой. – Ты куда?
– Любава ко мне приходила, дед! Я прилег было – и тут вдруг она появилась. Присела рядом, сказала, чтобы не ждал, что не судьба нам вместе быть. Прощения попросила. По голове погладила и ушла. Тут наваждение и спало.
– Так сие и было оно, наваждение! – всплеснул руками дед. – Задремал, с кем не бывает?
– А это, это откуда взялось?! – раскрыл ладонь парень. – Видишь, нитки красные?! Те самые, что порвались у нас у ракитова куста. Вот, это она их мне оставила. На прощание.
– Великая праматерь! Спаси и смилуйся! – заметно струхнувший старик выдернул из-под ворота амулет со змееногой богиней[125], поцеловал, зажал в кулаке и закрутился, отмахиваясь им на все стороны. – Спаси и сохрани! Избавь и защити! Ты, Родомир, не за ней бы бегал, а богов благодарил, что от гибели избавили! Что тихо ушла, в клочья не порвала!
Ведун с дедком был абсолютно согласен. Та Сирень, которую он встретил в лесу, относилась к людям исключительно как к мясу. Парень, оставшийся живым после встречи с лесной чародейкой, стал для Середина настоящим потрясением.
– Эй, прохожий, ты девицы красной здесь не видел? – метнулся к Олегу Родомир. – Высокая такая, статная, красивая. В атласном сарафане. Шрамик у нее еще небольшой под глазом…
– Даже калитки перед тобой не открывалось, добрый молодец. Никто со двора не выходил.
– Защити меня от слова колдовского, от взгляда черного, от навета… – замахал на ведуна амулетом старик, заставив крестик болезненно ущипнуть запястье.
– Хватит, хватит, – отступил Олег. – Человек я, не зверь и не баба.
– А дотронуться до тебя можно? – с надеждой спросил Родомир.
– Ладно, трогай, – пожалел паренька Середин.
Тот взял его за руку, слегка подергал рукав кафтана. Вздохнул:
– Я бы ее любой принял. Есть в ней что-то завораживающее. А что волкодлак – так ведь и с русалками люди живут. Коли любит, так ведь не тронет, правда?
– Не стоит рисковать, друг мой, – посоветовал ведун. – Русалка – она ведь женщина, хоть и речная. А волкодлак в порыве страсти и порвать может. Не со злобы, а именно из любви.
– Откуда ты знаешь, добрый человек? – тут же проявил подозрительность парень.
– Потому что я их убиваю, – просто и без затей признался Олег.
– Ты пришел за ней? – Родомир напрягся, сжал кулаки.
– Нет, – покачал головой Середин. – Мне кажется, эта волчица людям не опасна.
– Пойдем, пойдем отсюда! – Дед торопливо потянул внука за собой. Похоже, мир с волкодлаками и охотниками на них ему совсем не нравился. Старик торопился вернуться к себе, за прочные бревенчатые стены постоялого двора, к защитным чурам и уютным горницам. Родомир, разочарованный и обмякший, позволил себя увести.
– И зачем ты это сделала, Сирень? – тихо спросил Олег, уверенный, что лесная ведьма находится где-то рядом.
– Не могу забыть, как Любава по Ясеню своему страдала, – ответила из-за спины девочка. – Захотела проверить, как к жениху своему вологодскому отношусь. Вдруг и я так же сильно желать и чувствовать умею? Я ведь про него все время помнила. И лицо, и запах.
– Ну и как?
– Никак, – вздохнула ведьма. – Смертный как смертный. Что рядом с ним я стою, что за тридевять земель уплываю – никакой разницы.
– Но ведь ты с ним заговорила!
– Потому и заговорила. Предупредила, чтобы не ждал. Советовала забыть.
– Можешь быть уверена: уж теперь-то он тебя точно до конца жизни не забудет!
– Почему?
– Потому что люди – это не роботы. Они никогда не действуют по правилам или командам. Всегда норовят поступить поперек.
– Кто такие роботы, колдун?
– Это механизмы, сделанные для исполнения команд. Ладно, пойдем и мы ночлег искать. Вона, уже смеркается.
Однако так просто Середину обустроиться не удалось. Он успел лишь заморить с дороги червячка и только собрался в баню – в кабак заглянул уже знакомый ему свекольноносый ратник.