– Электрическая сила! – нажал он на тормоз, подруливая к постовому, скинул каску.
– Старший сержант Сергушин, – отдал честь гаишник. – Ваши документы, пожалуйста.
– Инспектор, на работу опаздываю, – расстегнул поясную сумку Олег.
– О-очень хорошо, – кивнул тот, раскрывая техпаспорт. – Та-ак, а где техосмотр?
– Да там, там, – кивнул Середин.
– Ви-ижу…
Инспектор обошел мотоцикл, начал с невообразимым тщанием сличать номера. Олег, кусая губы, покосился на часы. Вдоль пустынной улицы дул ветер, неся серую пыль и сухие листья, по тротуару, опустив головы и глядя на асфальт перед собой, бежали бесцветные прохожие, некоторые из которых почему-то держали над головой зонтики.
– Что же вы, товарищ водитель, при выезде со стоянки не пропускаете идущий по проезжей части транспорт.
– Так ведь не было никакого транспорта, инспектор.
– Однако вы, отъезжая с места парковки, не убедились в этом, повернув голову.
– Я посмотрел в зеркало.
– Этого недостаточно. Трогаясь с места, вы должны повернуть голову.
– В правилах такого требования нет.
– Оно есть в инструкции патрульной службы.
– Я не работаю в вашей службе!
– Это неважно. Инструкция обязательна для всех.
– В правилах этого нет!
– Вы, что, намерены спорить с инспектором дорожной службы? Вы считаете себя умнее должностного лица?
– Я не спорю, – посмотрел в глаза инспектора Олег. – Спорят совсем иначе.
– Это как?
– Спор – это божий суд. На мечах или топорах, насмерть или до первой крови, как вам больше нравится.
– Однако вы оригинал, товарищ водитель, – покачал головой инспектор и открыл свой блокнот. – На первый раз делаю вам замечание, но в дальнейшем буду штрафовать. – Не спеша он выписал себе данные Олега, вернул документы: – Счастливого пути!
В двери парка Середин влетел уже ровно в восемь, увидел Илью с карбюраторного цеха, махнул рукой:
– Будь другом, кузню открой. А то я не успеваю.
– Ключи давай.
– Спасибо!
– Спасибо не булькает, – проворчал слесарь и пошел в ремзону.
Тем не менее, Середина с опозданием засекли: выбегая из раздевалки, он чуть не сбил с ног главного инженера.
– У-у, – покачал тот головой. – Почему не на рабочем месте?
– Менты по дороге тормознули.
– Нужно заранее из дома выходить, чтобы подобные ситуации не влияли на работу предприятия. Сегодня «менты», завтра у тебя двигатель заглохнет, послезавтра светофор сломается…
– Слушай, Харитоныч, – не выдержал Олег. – Я ведь на работу первый раз за год опоздал. А ты мне лекцию, как хроническому алкоголику, читаешь.
– Это верно. Надеюсь, ты не удивишься, если я и премию тебе только за один месяц сниму?
– Ты чего, Харитоныч?! И так не зарплата, а подачка для нищего!
– Зато мы выплачиваем ее регулярно, день в день. Не то что все вокруг.
– Какая разница, если ее без премии даже на квартплату не хватает?
– А ты не опаздывай.
– Я лучше вообще ходить не стану! Имей в виду, Харитоныч, – снимешь премию, на следующий день можешь меня не искать, не приду.
– По закону, в случае увольнения ты обязан отработать два месяца после подачи заявления об уходе, – сухо сообщил главный инженер. – А после этого будем говорить.
Он развернулся, давая понять, что разговор окончен, и защелкал по коридору подковками на каблуках.
Олег сплюнул, теперь уже никуда не торопясь спустился в темную ремзону, вдохнул здешний маслянистый и горьковатый воздух, закашлялся, чуть не на ощупь нашел кузню:
– Илья, ты здесь?
– Угу.
– А чего темно так?
– Чубайс свет за неуплату отключил. Пошли в гадюшник напротив, по пивку тяпнем? Заодно и пообедаем.
У прилавка в столовой стояла небольшая очередь с подносами. Олег с Ильей пристроились в хвост, взяли по розовому борщу с желтоватым плевком сметаны, макароны, по паре котлет. Середин долго гипнотизировал взглядом мелкие жилистые кусочки бефстроганов, но брать не рискнул – дороговато. До получки еще дотянуть нужно – дадут сегодня, не дадут, неизвестно. Что там Харитоныч ни вещает, а задержки с деньгами в парке случаются, и не малые. Котлеты же, судя по тому, что из них торчали тонкие рыбные косточки, тоже были натуральные, но по объему вдвое больше, чем бефстроганов. Прямая выгода получается.
На третье Олег взял компот и пакетик сахара – иначе это кислое пойло употреблять просто невозможно.
Вернувшись сытыми и довольными в парк, Олег с Ильей узнали, что получку все-таки начали выдавать – причем выплата денег, обычно происходящая после двух, сегодня оказалась назначена на полдень. Света все еще не было, а потому в окошечке кассы дрожала алым язычком стеариновая свеча. Народу собраться успело немного, человек пятьдесят. Слесарь и кузнец пристроились в хвост и приготовились к ожиданию. Тут главное – первые минут десять. Олег по опыту знал, что за это время очередь продвинется на два метра и можно будет облокотиться на стену.
Он ощутил прохладное прикосновение к своей щеке, дернул головой – и открыл глаза.
– Берегиня… – Губы невольно расползлись в улыбке.
– Ты кричал во сне, – прошептала обнаженная девушка с зелеными глазами.
– Мне привиделся кошмар.
– Это бывает, – кивнула она. – Закрой глаза, я сделаю так, чтобы тебе не снилось ничего.
– Постой! – перехватил ее руку Олег и потянул к себе.
– Перестань, – покачала головой берегиня. – Ты забываешь, что я не женщина. Я всего лишь дух этого леса, его обитателей и гостей.
– Я знаю, – кивнул ведун, и все-таки привлек девушку, прикоснулся губами к ее рту. Губы берегини оказались влажными, шершавыми и чуть кисловатыми на вкус.
– И что? – спросила она.
– Хорошо, – пригладил волосы Олег. – Ты знаешь, я люблю тебя, берегиня.
– Ты не понимаешь, что говоришь, – рассмеялась она. – Я не женщина. Я дух леса, дух вод, дух кустов и земли.
– Знаю, – повторил ведун. – И я не хочу, чтобы ты погибла.
– Я чувствую боль в твоем сердце, человек, – положила девушка ладонь ему на лицо. – И пока существует эта боль, я не могу погибнуть. Я не могу исчезнуть, пока существуют березы, малинники, пока растут сосны и клены, пока поют птицы и выходят на охоту волки. Так не бывает…
– Я видел места, где больше нет берегинь… – прошептал Олег. – И мне страшно оттого, что таким может стать весь мир.
– Когда ты слышишь птиц, – наклонилась к самому его уху девушка, – когда в траве шуршат мыши, а из-за кустов торчат заячьи уши, когда ветер колышит листву, а белка скачет по ветвям – это значит, что мы где-то рядом… Может, ты просто разучился видеть моих сестер, ведун?
«Разучился, разучился, разучился», – эхом отдалось в его разуме. Олег тряхнул головой и открыл глаза.
Проплывающие по небу барашки розовели в предрассветных лучах, между ними проглядывали парящие в невероятной выси перистые облака. А перед самыми глазами тряслись от совершенно неощутимого ветерка крохотные березовые листки.
– Какой, однако, странный сон мне приснился, – пробормотал Олег.
– Но я надеюсь, ты смог отдохнуть?
От неожиданности ведун подпрыгнул, сел – и увидел перед собой сидящую на корточках стройную обнаженную девушку с зелеными глазами и длинными волосами.
– Берегиня?!
– Тебя привела сюда богиня Марцана, ведун. Она уверена, что ты сможешь помочь нашей земле.
– В чем?
– Нам плохо.
– Почему?
– Я не знаю. Нам страшно туда заходить… – Берегиня встала, спустилась к озеру и вскоре вернулась, неся в руках чистую, кристально прозрачную воду. – Вот, выпей.
Вода была прохладной и чуть сладковатой, пахнущей цветами.
– Поможешь?
– Разумеется…
Ведун взнуздал коней, поднялся в седло, кивнул берегине, предлагая сесть перед собой. Та отрицательно покачала головой, взмахнула рукой – и перед Олегом запорхала ласточка. Гнедая, не дожидаясь команды, поскакала за ней, и Середину осталось только прижаться к гриве, чтобы не врезаться головой в какой-нибудь сук. Внезапно лошадь перешла на шаг. Олег облегченно распрямился, принял поводья.
Ласточка исчезла. Гнедая бесшумно переступала по мягкой хвое, толстым слоем лежащей внизу. Вокруг возвышались ели. Ели огромные, в три-четыре обхвата. Но что странно – у всех у них, подобно соснам, отсутствовали нижние ветви. Крона начиналась где-то далеко в вышине, а здесь, внизу, торчали только сухие сучки. Молодых деревьев тоже видно не было – лишь тонкие многочисленные сухостоины напоминали о том, что когда-то и здесь рос подлесок. Да и травы тоже не виднелось – ни единого клочка зелени. Еще больше Олега поразила тишина – полная, абсолютная, глубочайшая тишина, в которой оглушительным стуком отдавалось даже биение его сердца.
Гнедая недовольно фыркнула, прядая ушами.
– Не бойся, малышка. – Середин спешился, успокаивающе похлопал ее по шее, погладил морду. – Не бойся, я с тобой. Ты знаешь, чем разумное существо отличается от неразумного? Только разумный идиот способен лезть туда, куда ему не хочется. И туда, где он чует опасность. Пойдем, моя хорошая. Я начну поднимать тебя по эволюционной лестнице.
Олег начал пробираться дальше, исходя из простого принципа: поворачивать именно туда, куда хочется меньше всего. Деревья начали редеть, впереди блеснула поверхность небольшого болотца с ржавой мертвой водой, а перед ним стоял самый страшный символ смерти для всех людей, успевших познакомиться с римской цивилизацией: большой каменный крест.
– Странно, – ведун обмотал поводья коней вокруг одной из сухостоин, – почему-то я совершенно не удивлен.
Крест был вырублен из единого гранитного монолита, украшен небольшой окантовкой и весил, на глаз, тонны полторы. Непонятно, как его ухитрились притащить сюда поклонники бога смерти и вкопать, но ведун сразу понял, что ни увезти, ни даже просто повалить его он не сможет.
– Да-а, – пробормотал он, – похоже, досточтимый отец Кариманид успел сделать изрядный задел на будущее. И что теперь прикажете с ним делать?