Аграфена примолкла, вздохнула тяжело и заговорила снова:
— Я Аннушку снесла в божий дом, к дверям уложила и приписала: «Анна Приблудова», поскольку Столетовой не могла уже звать её и сама не имела чести носить родовое имя. Вернулась к Гришке. Ох, сорвала на нём злобу, Настасья, ещё больше провинилась перед родом! Прокляла его, наслала поветрие и сверх того лютые немочи на всех его родичей. Он же меня расстрелять велел. Не упокоилась я после погибели, Настенька. Не смогла. С Гришкиной ли милости, со своей ли беспутной злобы. Так и маюсь теперь по Грибову неприкаянной старухой. Гибловым теперь его зовут. Сгинул заповедный край, одна топь осталась и нечистое место. И имение Гришкино с родом сгинуло. Видела я, устроили тут лечебницу, а в ней — сестрой милосердия пошла моя Аннушка. Не могла я её оставить без памятки. Один раз пошла моя доченька полоскать простыни на ручей, тут я ей Гришкин перстенёк и показала. То-то она обрадовалась! Я знала, сохранит моя кровиночка памятку, а ежели утеряет — я возвращу. Так и тянулась от колена к колену нашему память о проклятье пёсьей крови, пока ты, Настасьюшка, не родилась. Ты первая чистая из тех Столетовых, что после меня народились. Первая неосквернённая кровью колдовской. Тебя я приметила и проверяла, насколько крепка ты и добросердечна. Не убоялась ты меня, Настасья. А я к тебе прикипела. Столетова ты, и потому держи ответ: хочешь ли вернуть себе во владение ведьмовское наше Грибово? Сможешь ли месту чистоту возвратить и благодать? Сумеешь ли род продолжить с честью? Ответь, Настасья.
Настя, ни секунды не колеблясь, сказала:
— Да. Но у меня тоже есть условие, ба.
— Говори же, хоть я и знаю, чего хочешь ты, — ведунья оглядела её по-доброму и приласкала.
— Освободи Валерку от проклятья. Он нормальный, ба. Я за него поручусь.
— Как скажешь, преемница. Освобожу и перстень. Приходи к ручью завтра в Велесову ночь. Я тебе власть над местом передам. И приводи берзарина вымеска.
— Спасибо, бабушка!
— Не благодари. Это мне надобно тебе спасибо молвить. Прощай же! И до полночи.
Настя вздрогнула и открыла глаза. Долго лежала в тишине ночной квартиры, пытаясь прийти в себя и вспоминая пронзительные голубые глаза своей несчастной прабабки. За стеной вовсю храпел Валера. Настя прислушалась к этому ставшему таким родным звуку. Потом набралась решимости и тихо сказала:
— Мы придём, бабушка. Обязательно придём. Обещаю.
Новый сон сморил её мгновенно, и до утра субботы Настя проспала, как младенец.
Примечание к части
Музыка: «Мельница» — «Ветер»️
¹ — «беспутник, куролес» (устар.)
² — «напряжённо смотрит» (устар.)
³ — «гуляка» (устар.)
⁴ — «забеременела» (устар.)
25. Пожар
Пробудилась Настя оттого, что Валера тормошил её за плечо.
— Приблудова! Спящая красавица, вставай, блин, ночью «Кофе Док» сгорел! А сейчас в «Яхонте» дымовуха! По всем новостям крутят!
Настя вскочила с кровати, еле продрав глаза. Она ещё слабо понимала, что хочет от неё маньяк Зорин, но сердце мгновенно наполнилось вчерашней тревогой.
— Какого…?!
Настя выпуталась из одеяла и поскакала вслед за Валерой к телеку. По главному каналу будто крутили фильм-катастрофу. Настя сразу узнала гибловский торговый центр в непроглядном дыму. Её объял ужас.
Там же Баянов! И рыбы…
— Валер, а что стряслось?
— Говорят, ночью был офигенный скачок напряжения по всему Гиблову. Только полыхнул, почему-то, газ. То ли утечка была и искра, то ли изоляция полыхнула, ЧС до сих пор разбираются. Вроде, пострадавших нет. Пока что. Странно!
— Но почему в двух местах сразу? У них что, одна система?
Валера очень многозначительно зыркнул на неё и заявил:
— Ага. Одна система — Яхонтова называется. Она ж жена хозяина торгового центра! И, помнится, некто ей на днях от души пожелал, чтоб она горела синим пламенем со всем своим добром, — он ткнул пальцем в Приблудову. — А газ как раз синим цветом и горит!
— Бли-и-ин!!! — Настя прижала ладони к щекам. — Блин! Блин! Ёкарный Бабай! Я еду туда! — Она побежала собираться.
— Я с тобой, естественно! Насть, жертв нет, — поспешил Валера успокоить Приблудову.
Та замерла с джинсами в руках и прислушалась к внутреннему голосу.
— Да. Пока обошлось. Но всё равно, погнали!
Настя всю дорогу тщетно пыталась дозвониться то Серёге, то Докукину. Она ужасно волновалась за них. Валера сидел рядом, обнимал за плечи и приговаривал: «всё хорошо, nasty, все живы, там уже вовсю тушат». Он то и дело отслеживал новости по вай-фай в метро. Потом резко убрал телефон и устремил неморгающий взгляд вперед.
— Что?! Валера! — Приблудова потрясла его за рукав. — Что там?!
— Насть, там… Кровля обрушилась, — стиснув зубы, нехотя выдавил Зорин. — Насчёт жертв неясно.
— Ох, бли-и-ин, — Настя задрожала. — Это я виновата! Господи, Валера, я виновата в пожаре!
— Ментам не говори только, а, — попытался отшутиться Зорин. — Они охотно поверят. Но, по-моему, в этот раз реально виновата ты.
Настя обхватила голову руками и закачалась в истерике. Кто бы мог подумать, что сила её слова окажется такой действенной! Она же наорала на Стасю просто так, даже не думала толком, что говорит! Чувство вины, стократ большее, чем тогда, с Кикусом, захлестнуло Настю.
Только бы Серёга был жив. Только бы никто не погиб! Из-за неё…
Вся Верхняя улица была в дыму. Легкая завеса и гарь ощущались даже у метро. Несло палёной резиной и пластиком. Люди выходили на улицу, морщились, прикрывались платками, возле «Яхонта» собрались зеваки. Приблудова помчалась сквозь толпу, расталкивая народ, Валера кашлял и бежал за ней. На месте работали несколько пожарных бригад, стояли менты, скорые, суетился рой журналистов. Тихий гибловский район превратился в гала-представление для всей Балясны. Настя влетела животом в заградительную ленту и тормознула на мгновение, потом подлезла под неё и устремилась ко входу в «Яхонт», закрываясь шапкой от дыма. Её поймал один из ментов и осадил:
— Стой, дура! Куда летишь?
— Там мой парень! Пропустите, пожалуйста! — запищала Настя, дрыгая ногами.
— Давай назад, не хватало, чтоб тебя пришибло ещё! — Крупный мужчина в форме потащил Настю за заградительную ленту.
На мента налетел запыхавшийся Валера и был встречен толчком дубинки в грудь.
— Стоять! Назад оба, я сказал!
К полицейскому на помощь спешили ещё двое.
— Там мой парень! — продолжала истерить Настя. — Пустите! Пустите немедленно, отпустите меня, телеухи королобые¹! А не то я вас…
Тут её рот был спешно прикрыт теплой ладонью с перстнем на безымянном пальце.
— Тихо, щ-щ, сестрёнка, не надо. Не плоди ненависть. Пойдём, — это, конечно же, был Валера. — Извините, пожалуйста, её, ладно? Она не в себе, — он поднял руку перед полицейскими, уводя плачущую Настю обратно за ленту. — Там работают профессионалы, успокойся, — говорил он ей на ухо, покашливая. — Подождём со всеми.
Настя прижималась к Зорину и плакала. Она набрала мокрыми пальцами Серёгин номер и снова услышала долгие гудки.
— Баянов, пожалуйста, ответь. Пожалуйста, я же люблю тебя, ответь, умоляю, — скулила Настя. — Он не может умереть там, Зорин, правда?
— Жертв нет, — сверился со статистикой Валера.
Подъехали ещё четыре пожарные машины. Забегали люди в ярких оранжевых комбезах, начали суетиться, разматывая шланги. Потом, в кульминации шоу, прилетел вертолет и начал заливать «Яхонт» с воздуха.
Приблудова отстранённо наблюдала за этим кошмаром. Все мысли были о Серёге и о том, что она никогда не простит себе, случись с ним что ужасное. Вдруг из дыма, окутавшего двери торгового центра, показалась группа пожарных, а с ними троё чумазых охранников. У Приблудовой сердце пропустило удар, когда она узнала светлую макушку Баянова. Серёга был ужасно грязным и весёлым, он бежал от «Яхонта» и о чём-то ржал с такими же потрёпанными Докукиным и Русланом.
— Серый! — ткнул Настю Валера.
Та встрепенулась, и закричав:
— Серёга!!! — вновь помчалась к заграждению.
Серёга повернул полосатое от сажи лицо, его глаза по-детски широко распахнулись, и, прежде, чем Настю вновь отловили менты, Баянов подхватил любимую на руки. Защёлкали вспышки фотоаппаратов СМИ, Приблудова разрыдалась от счастья, пачкая лицо и одежду в саже. Серёга тёрся о Настю щетиной и приговаривал:
— Настён, Настёна, все хорошо, я целый.
Пожарные проводили их до кареты скорой помощи, диагностировали у Баянова пару ссадин и мелких ожогов. Настя с облегчением узнала, что тот даже угарным газом не отравился. Её телефон уже обрывал Зорин.
Zорин: ну чего вы там?
Анастасия: всё хорошо, Валер.
Zорин: ну я же говорил. Ищу вас.
— Как задымилось, я сразу твои слова вспомнил! — рассказал Баянов, растирая по голове чистую воду, которую Настя лила ему из канистры на затылок. — Но я послушный, Насть, я всё же обошел, везде понюхал. Было штатно. Потом, после десяти утра началось. Мы быстрей народ выводить. Выходной же, ёлы-палы! Одни мамки с детьми в лифте застряли, пришлось между этажами двери выламывать. Картангар прям! Когда нас с Димкой кровлей отсекло на галерее четвертого, я было подумал, всё. Прощай, старшина Баянов, допрыгался. И тут меня поманил Стасик, этот призрак наш, наркоша. Вижу его тень, а он рукой машет, типа иди сюда. Не зря ему пива наливали! Я Димку хвать, и почесал через горящие балки. Там нас пожарники и поймали. Ох, Насть, вот шороху было! А знаешь, не страшно умирать. Жалел, только, что я тебе не успел сказать, — Серёга выглянул из-под полотенца.
— Чего не сказал? — пролепетала Настя, вытирая его поцарапанный лоб.
— Что я тебя люблю.
Время замерло, в горле стало сухо, как в печке. По телу прошла приятная дрожь.
— Я тебя тоже люблю, Серёж.
Баянов засиял улыбкой, привлёк Настю к себе и поцеловал её долгим, сладким поцелуем. Та отдалась его сильным рукам, благодаря вселенную за то, что спасла её суженого.