Где-то в стороне жалобно плакали на разные голоса — тоненькие, чуть слышные, надрывные и звучащие на одной тоскливой ноте. Из аккуратной правильности домов, окружённых огородами и низенькими оградами, выбивалось нагромождение телег. Скудный скарб был свален кое-как. За распряжёнными повозками стояла кузня под широким навесом. Здоровенный, широкоплечий кузнец продолжал работу, мерно взмахивая молотом на фоне алого пламени. Одетые кое-как люди сгрудились в кузне, кто-то спрятался от дождя прямо под телегами.
— Я пойду к женщинам. — Урсула осторожно коснулась локтя мужа.
Он резко обернулся, рот нервно дёрнулся, но встретив взгляд Улы, Дагдар очнулся от внутреннего видения и проживания беды.
— Промокла? — он снова поправил на ней накидку, не заметив, как впервые обратился к жене на «ты».
— Всё хорошо. Пойду. Поговорю с ними.
День потёк серой пылью между пальцев. Урсула оказалась в своей стихии, восстановила, чему учил её старик Харви. Говорила с людьми, запоминая жалобы и факты, пыталась поддержать добрым словом и осторожными обещаниями. Не зная, на что может рассчитывать, старалась не давать ложных надежд. Окончательное решение должен принимать муж. Беженцев из разрушенного поселения было немного, но все они нуждались в новом жилье и имуществе для обустройства дома. В верном куске хлеба на каждый день. У всех были дети.
Изредка Ула смотрела в сторону мужа и любовалась им. Занятый делом, он не уловил бы её любопытных взглядов — смотри сколько хочешь. Только время от времени и она замечала, как лорд так же поглядывает в сторону жены. Беседуя с женщинами из погибшей деревни и с местными жительницами, она продолжала изучать Дагдара, отчего-то волнуясь до трепета. Приятное тепло разливалось в груди, как будто в сердце горел горячий огонёк.
Они точно впервые узнавали друг друга. Два чужих человека, оказавшиеся женатыми по странной воле родителей. Перед Улой был лорд земель. Прямой, со строгим лицом, Дагдар внимательно выслушивал каждого, кто желал высказаться, что-то писал серебряным карандашом в маленькой книжечке, скрывшись под навесом от ливня, осматривал кромку умирающего леса. Они почти не замечали стражников, сопровождающих лорда, куда бы тот ни направился, особенно усердствовавших, если он бродил вдоль кромки леса, а двое воинов отделились от основной группы и приклеились к Урсуле.
Позже староста пригласил хозяев в свой дом, где Ула с удовольствием скинула мокрую накидку и немного привела себя в порядок. Ей охотно помогала пышнотелая круглолицая жена деревенского головы, боявшаяся в присутствии леди и слово сказать. Другие женщины накрывали на стол, их уверенные, быстрые движения успокаивали.
Возвращаться в замок решили после обеда. Уле показалось, что Дагдар тянул время. Вероятно, ему, так же, как и ей, не хотелось снова оказаться под надзором советника. После осмотра поселения разговор лорда с Личвардом-старшим был неизбежен. Она не представляла, чего стоит мужу постоянно держать себя спокойно и прямо перед врагом, вместе с ним управлять землями. Любое слово или действие против советника могло обернуться новой смертью в замке.
А пока Урсула чувствовала тепло и радость, несмотря на тягостные впечатления от общения с беженцами и самого места. Здесь они с мужем были свободны. Стража никогда бы не пустила хозяина в лес, но вне мрачных стен замка даже дышалось легче.
Скоггард сидел рядом за столом, оказывая жене обычные знаки внимания, а Ула благодарила его взглядами и улыбкой. Между собой не говорили. Оба старались поддержать разговор со старостой, как подобало случаю. Уле казалось, что у них неплохо выходит вместе исполнять обязанности лорда и леди земель.
Ула поняла, как устала, только когда села в экипаж. Дагдар подал ей руку, и она с готовностью приняла поддержку мужа. Уже в экипаже откинулась назад, глаза закрывались. Пахло сырой одеждой, деревом и зеленью. Она помнила о разговоре с мужем. Обязательно нужно уговорить его пройти ритуал, показать спуск к воде, которым воспользовался Карвелл. Ула с трудом держала глаза открытыми.
Бледное лицо Скоггарда, отяжелевшее, с теми же следами усталости скрылось в полутьме экипажа. Недавнее ранение, видимо, продолжало терзать его. Сидя напротив жены, он немного помолчал, обдумывая что-то с полуприкрытыми глазами.
— Вы хорошо общаетесь с людьми, Урсула. Спасибо за помощь. — Не так часто она слышала от Дагдара похвалу, к тому же сказанную таким спокойным голосом.
— У меня был прекрасный учитель. — Улыбка вышла грустной. — Наверное, вам важно знать, о чём мы говорили.
— Немного слышал, но не против краткого отчёта. — Он кивнул.
В этом лёгком движении она увидела поклон. Урсула мысленно перебрала факты и, не вдаваясь в подробности, изложила их лорду. В основном речь шла о просьбах жителей. Склонившись к окошку, Дагдар сделал пометки в своей книжечке.
— Я понял. Спасибо. Вы умница, Урсула.
В уголках губ Скоггарда появилась призрачная тёплая улыбка, о которой так мечтала Ула. Облик мужа сделался юным и светлым, разгладились морщинки между бровями. Хотелось положить ладони на его лицо, обнять, коснуться пальцами мягких линий, целовать. Долго-долго, исследуя губами скулы, упрямый подбородок, рассечённую бровь…
Она вздохнула: сейчас ей придётся снова встревожить его.
— Они напуганы. — Ула сцепила руки, чувствуя неуверенность. — Земля умирает. Дома разрушаются вместе с растительностью и плодородным слоем почвы. Все меры временны. Можно дать людям новые дома, но и туда доберётся смерть.
Улыбка стёрлась. Дагдар сурово сомкнул губы, сгорбился на сидении.
— Без ритуала зло победит, а проклятие продолжит разрушать наши земли. Моя подвеска должна быть возвращена лесу или… эррглу. Она ваша. Сейчас я не могу её снять, но вдруг после ритуала…
— Откуда вы всё это взяли? — тяжело проговорил Дар, и каждое слово, точно камень, легло между ними.
58
Он отстранился, сделался далёким и чужим, будто недавно увидел её, но Ула была упорна и отступать не привыкла.
— Рэдвиг показал книги. Я прочла.
Она говорила сухо и только факты, помня о наставлениях советника Харви, учившего ее, как следует убеждать мужчин.
На самом деле Харви упомянул в разговоре с воспитанницей два способа, но второй преподать было не в его возможностях, поэтому женским чарам Урсулу так никто и не обучил. К тому же Уле казалось, что на мужа второй способ не подействует, скорее отпугнёт и разозлит. Неприятные воспоминания, оставленные Аластой, не исчезнут сразу, а госпожа Пэрриг явно владела искусством соблазнения и знала, как пользоваться женским естеством. Дагдар не примет никого, кто хоть немного напомнил бы об этом. Портить сложные отношения с лордом Уле очень не хотелось.
— Необычайная откровенность перед… — Дар не договорил колкой, злой фразы, язвительно скривил рот.
Похоже, он пытался свести разговор к насмешке и отпугнуть жену сарказмом, граничащим с оскорблением. Дагдар не до конца понимал, с кем имеет дело, недооценил настойчивости жены. Ула выпрямилась, упрямо подняла голову.
— Да, я чужачка! Я Бидгар! Но и у меня есть сердце. Оно болит за земли, за людей. За всех. Живущих здесь и спящих. Те беженцы сегодня! Среди них могут быть подданные не только лорда Скоггарда, но и эрргла… не знаю, как там вас звали. Если вы и правда тот, кем вас считают Эилис и остальные, то обязаны завершить ритуал. Я бы билась до последнего вдоха! Перепробовала бы все возможности! Ну же!
Всё-таки он заставил её потерять спокойствие. Ула чуть не сорвалась, не выкрикнула в конце убеждающей речи: «Вы же мужчина! Действуйте!» Она ожидала от мужа резких слов и ярости, упрямого нежелания слушать доводы чувств и разума. Однако он устало сложил руки на груди. Молчал, глядя на неё, и, казалось, не видел ничего вокруг. Взгляд, обращённый внутрь себя или в далёкое прошлое, стал плоским и блёклым, как у рыбы, выброшенной на берег.
— Иначе не победить советника и его мерзкого сынка, Дар. — Ей так хотелось смягчить вынужденные неприятные слова. — Ничто не спасёт нас. В ваших руках свобода для всех и жизнь земель. Дар… Дар, умоляю вас.
Имя мужа коснулось губ сладостью, терпкой корой и ароматом трав. Защемило сердце от нежности и непонятной тоски. Если бы она имела право обнять его, погладить по волосам и плечам, убеждать поцелуями и лаской… Он бы не смог отказаться.
— Отец назвал меня именем древнего народа, — тихо отозвался Дагдар. — Он верил легендам, не желал умирать после рождения сына и хотел, чтобы кто-то из Скоггардов снял проклятие с рода. Не знал как, но искал способ. Какая ирония! Эилис подсказал ему имя, за которое отец ухватился, считая его одной из ступенек к спасению. Эилис договорился о встрече. Иногда мне думается, что они заранее знали или задумали нечто, способное пробудить сородичей, вернуть старый мир лесного народа. А может быть, у них не получилось решить дело двадцать лет назад, потому что ваш… — Продолжать он не захотел, мрачно бросил короткий взгляд в сторону жены.
— Мой отец не делал этого, — повторила Ула, готовая защищать доброе имя лорда Бидгара до конца. — Когда-нибудь вы поймёте. Прошлое неважно сейчас. Я видела советника. Видела, какой он… настоящий. Он не человек. После исследований в шахтах Личвард изменился.
— Не влезайте в это, Ула. — Дагдар зашипел сквозь зубы; песочный пёс в его ногах тревожно поднял голову, прислушался к голосу хозяина. — Вы не понимаете, с чем собираетесь бороться. Ничего вы не видели!
— Так вы знаете! Всегда знали! И не никогда не считали, что ритуал — миф. Вы верите в «сказки», как сами говорили!
— Что если так?
— Зачем тогда лгали?
Дагдар приподнял брови, сощурил глаза. В полутёмном экипаже его бледное лицо выделялось резким пятном в тусклом свете от маленького окна.
— Я? Лгал⁈ Знаете ли, леди Урсула…
— Хорошо! — Подняв ладони, Ула показала, что просит прощения за нечаянное оскорбление. — Не лгали. Скрывали правду. Вы так часто повторяли, что не верите легендам.